Сбылось пророчество, когоежде
Она землицы -- чернозем, суглинок -
Приволокла поболе двух корзинок,
Но трех никак не будет -- по труде.
Там при вечерней-утренней звезде
То клевер прорастает, то барвинок,
А к осени такой клубок тропинок,
Что не исколесишь и на дрозде.
Лен на поле, при речке же ракита,
Лазоревые горы, с дальних гор
Спускаются коренья мандрагор.
На тыне глингоршки, решета, сита,
Салат на грядках, а с недавних пор
Кусты подстрижены, трава побрита.
-- Кусты подстрижены, трава побрита, -
Чуть окает она, давя на "р",
Зане пророки всех земель и эр
Не управлялись с эр -- иной открыто,
Антон исподтишка -- т' ава побита!
-- Ирина, раж, Дзержинский, СССР! -
Кричит она. -- Раб! Карамель! Эклер! -
И эр прорезалось -- от аппетита.
Идет к буфету -- дать ему пирог.
-- Ой, слава Богу! -- крестится пророк.
-- А Бога нет! -- она ему сердито.
И слышится ей дальний тенорок,
Как бы укор за навранный урок:
Забудь, Ирина! Эта карта бита! -
-- Нет, эта карта далеко не бита! -
-- Уж бита, бита! -- и тяжелый вздох.
-- Вы скажете, что вы и есть тот Бог? -
-- Со мной на Ты, не цензор я Главлита! -
-- Вас нет! -- Бог Иова и Гераклита,
Кто Марксу "Капитал" его рекох! -
-- Пускай вы -- Ты! Но мир ваш плоск и плох!
В нем дети умирают от колита.
Любовь, привязанность -- равны беде.
Мужья ложатся спать с первопрохожей,
Томятся, мрут! Где оба брата, где?
Почто Антон прижиться невозможий?
За что ж то тот, то этот сын Твой Божий
Идет босой в лазоревой среде? -
Пойдешь босой в лазоревой среде -
Пройдут минуты -- ты сама, Ирина,
Замолвила за Ольгиного сына -
Покинет он тебя в твоей нужде.
Наедине с собой в твоей беде,
Сомлеешь ты замедленно, заминно,
И не найдет тебя твоя кончина