Хотя не правим ни ножа, ни бритвы.
Берем не деньги -- слезы да коритвы,
И нам от кровельных жестяных крыл
Летит порой: Ах мать вашу едрит, вы!
И кто тебя лечил -- не долечил!
-- А кто тебя лечил -- не долечил!? -
И говорит с тоской: Пойдем, не надо!
Ин наша муза этим не отрада,
Заквакали, как жабы из бучил.
А мне и жалко этих дурачил! -
-- Жалей! -- я возражал. -- Какого ляда
Жалеть необразованное стадо... -
-- Им Господи сердца не умягчил, -
Она мне, -- вот и сердются напрасно.
Антоша, помни! Помни ежечасно,
Что нам Всесвятый дивный дар вручил,
Затем чтобы и в непогодь, как в ведро,
Мы наши голоса струили бодро... -
Тут в небесах вдруг некто заскворчил.
И только этот самый заскворчил, -
Она умолкла, вняв ему всем телом,
И голосом прелестным, оголтелым,
Вплела сребряшку в медь его скворчил.
Он аж от удивленья опочил,
Но тут же выдал трель красно и делом -
И вот их голоса взнеслись к пределам
Неясных, хоть немеркнущих свечил.
Короче говоря, вот те и блин -- ешь!
И рот разинув, как -- не зная сам,
Я отлил пулю вышним небесам
Такую, что и варежку разинешь,
Поскольку, видимо, я сам -- сусам.
Да, уж того, что суждено, не минешь!
И так как, коли суждено, не минешь,
То мне тотчас же, замарав лицо,
С небес пришло куриное яйцо,
И мне пришлось прерваться на средине ж,
Чтоб заорать наверх: Еще раз кинешь! -
И крикнула она, подняв лицо:
Как можете вы оскорблять лицо! -
И мне сказала: На, утрись, не в глине ж! -
И я, подумавши: Конечно -- нет! -
-- Пойдем к другому: этот двор отпет, -
Она сказала, -- иск ему не вчинишь
За твой замаранный высокий лоб... -
И поднял я с земли гранитный боб...
Раздался звон стекла... -- Еще раз кинешь!
Эй ты, Сольфеджио! Еще раз кинешь! -
-- И кину! -- Ну-ка кинь! Иди к окну,