Я не хотел бы этой грустной роли.
Своею лампой без обиняков
Мне высвети подножие консоли,
Чтоб знать, чье имя вытвердить мне в школе
Младенчества в тени стальных штыков. -
Она сказала: Капитан Жидков
Готов придти, заслышав нотку боли. -
И я тотчас же закричал от боли:
Так этот луч из глубины веков,
Сияющий нам в дымке облаков -
Свет Анадиомены в каприфоли -
Нас вывел с честной точностью буссоли
К леску, где, недоступный для штыков,
На постаменте высится Жидков -
С чудесной живостью, в самоконтроле!
Так это я во сне вставал с кровати
И крался в сад, дрожащий под луной,
То я, хмельной от ревности, чумной
От злобной зависти, сбивал с дитяти
Ту головеночку, чтоб, словно тати,
Бежать в леса с мерзейшею душой! -
* * *
Я вспоминаю, что моей душой
Тогда вполне владела ностальгия,
Когда я ветви раздвигал тугия
Движеньем правой, лоб прикрыв левшой.
Из кухни в ноздри прядало лапшой,
И этот запах отгонял другие
Миазмы, мне безмерно дорогие,
Лицо мое испакостив паршой.
Казалось мне, что здесь, в военной школе,
Меня постигнуть шефам не дано,
Что я иной, чем все, -- особый что ли...
Мной ведало все то же гороно,
Но, думаю, не знало и оно,
Что из упрямства не кричу от боли.
Ну да, я скован пароксизмом боли
В любой миг времени, в любой пяди
Пространства, стоит вспомнить мне: Иди! -
Шепнутое сестрою мамы Лели.
О, как я понимал их! Ну доколе
Мной будут в лужах всплеснуты дожди
И телефоном встряхнуты вожди,
И родственники все, как на приколе.
Я понимал их... но А.И. каков!
Как он позволил им меня уволить!
Как тетя Ира им могла позволить
Угнать того, кто, как она, Жидков.
Теперь, конечно, станет мне мирволить,