Насмешкой рафаэлевским пасьянсам -
В меня вдувало дали, как в трубу.
Да, да, я слышал адскую трубу
Неодомашенного! Боже правый,
Какой был вклин томительно-журавый
В разноголосых близей голосьбу!
Педальный, он стоял, как марабу,
Над комариным, рядом -- величавый,
Звучащий ниже не одной октавой,
Способный мертвых радовать в гробу.
Но тут уже я взялся за скобу
И проведен был комнатой передней
В покой большой и светлый, и соседний
С чудесным садом, где, подстать столбу,
Теперь стою, как олух распоследний,
Благословляя Вас, мою судьбу.
Благословляю я мою судьбу
И всех богов Эллады, что средь гилей
Чудовищных Вы были мой Вергилий
С живыми лаврами на белом лбу,
Что, запретив гульбу, да и пальбу
До времени для звуков всех игилей,
Раскрыли прелесть для меня вигилий -
Над вымыслом выпячивать губу,
Что в легком пеплосе или в капоте,
А то и просто в палевых цветах -
Харита, нимфа, женщина в летах -
Вы были рядом, вопреки тупоте,
Чтоб рядом быть, бежали в чеботах...
Вы оставляли даже море в Поти.
Душа моя в поту, как море в Поти,
Но не от зноя или страха -- нет,
Но, словно замолчавшийся кларнет,
Срывается на самой верхней ноте.
И рад я каждой счастливой длинноте
И мигу не надкусывать ранет,
Но, бесконечно для и для сонет,
Чертить страницу новую в блокноте.
Но как теперь скажу Вам о заботе -
Пленительной -- быть обществом для тех,
Кто мне дарит нередко час утех
А иногда и два часа -- в субботе,
Да и в воскресном дне, а то и в тех,
Что алы, словно ягоды в компоте.
И я сижу в мечтах и при компоте,
Задумавшись над шахматной доской,
Нахмуря лоб в манере шутовской
И чуть прикрыв глаза в полудремоте.
И чистый лоб, почти в глазной ломоте,