В них кровь и пот промышленных рабочих,
Пора отбросить мысль о нуждах прочих
И действовать, бунтуя мужика.
Пора за дело браться нам, пока
Российский царь на Гатчине иль в Сочах,
В ЦК колеблются, пойдем опрочь их,
В столицах нехватает костерка. -
-- Отец, мы действуем наверняка? -
Воскликнул сын во власти пароксизма. -
За нами нет ни одного полка!
Есть множество сторонников марксизма,
Но в духе пролетарского расизма,
Царь близко, а Женева далека! -
Тут мысль их стала снова далека
Момента нуждам: это их свиданье
Судьбы холодной было состраданье,
Улыбкой каторжного далека.
-- Смотри, отец, ты постарел слегка,
В Сибирь отправленный на созиданье,
А я здесь обречен был на страданье -
Двенадцать долгих лет! Века! Века! -
-- Я плохо сохранился? Там охрана...
Питание, бумага, ну, кайло... -
-- Да ведь моя душа сплошная рана.
В моих глазах все мировое зло
В себе сосредоточил, кто светло
В пролетах держит купол невозбранно. -
-- Такая мысль, пожалуй, невозбранна
Всем независимым, как ты да я,
Кем презрена любая колея,
Кто видит даже в гении тирана.
Но в нашем Господе того ни грана,
Что хочет в нем заметить мысль твоя, -
Он плюнул на российские края,
Отгородившись белизной экрана.
И кровь что льется в мире неустанно,
И детский плач, и вопли матерей, -
Выкушивает ваш протоерей.
А с вашею хулой он нерасстанно
И спит, и в баню ходит, -- так острей:
Она, что перл, лучится непрестанно. -
-- Отец, так значит, битва непрестанна?
Положим, через пять, ну, шесть веков
Придешь ты к власти... -- Слушай, я -- Жидков,
Нам не к лицу порфира и сутана.
Земного и небесного Вотана,
Взирающего мир из-за штыков,
Мы борем, а для прочих пустяков
Армейского довольно капитана. -