Ты разомкнул тяжелых глин червец,
И в воздух вышел за пловцом пловец, -
Почуяв их, собаки взголосили.
Из тех, кого не ноги их носили,
Кто нес ковчежец, а кто поставец, -
Иной плешивец, а иной вшивец, -
И только ветер запахи месили.
Открылся каждый гинекейский лаз,
И женщины, прекрасны, безобразны,
Худы и полны, и разнообразны, -
Явились молча и с точеньем ляс,
Контагиозны или не заразны -
На самоличный лад, на разный глаз.
На самоличный лад, на разный глаз,
Но все Тезеи, а не то и -- Фебы,
Выводят под уздцы коней эфебы
Продемонстрировать высокий класс.
А иноходцы -- кожа их атлас,
Ах, тоньше, лучше, но в какой графе бы -
Знай бьются, вьются так, что и строфе бы
Алкеевой такой счастливый пляс!
Вот он взлетит на крышу, как кораз,
Нет, выше, зорче, пластая копыта,
Оставит на лазури мгу сграффита.
Но виснет юноша на нем как раз,
На землю возвращая неофита,
Прекраснейшую птицу без прикрас.
Прекраснейшую птицу без прикрас
Являет человек в седле, с ним рядом
Еще один -- своим спокойным взглядом
Упорство разлагает зверьих рас.
По рысакам попона иль аррас -
Меж тем, как воздуха по женским лядам,
Струятся вниз трепещущим каскадом
Иль стягивают стан броней кирас.
Средь этой гомозни гнедой и гили
Тряпичатой, и потного сырца,
Где, как подковы, цокают сердца,
Где каждый, словно флюгер на нагили, -
Ни на мгновенье выдумка творца,
Мужая, не приблизилась к могиле.
Повинно времени, но не могиле -
Все трогается, плещущий поток
Беспечно срезал Северо-Восток
И растянулся в тонкой загогиле.
Уже и битюги пробитюгили,
Им вслед прогалоппировал пяток
Повозок, обозначивший подток
Подопоздавшей, как всегда, рангили.