И всякие порывы выражал,
Прекрасные без всяких оговорок,
И поворачивалась вдруг спиной:
"Зачем шутить вам было надо мной?"
Так нынче кто не шутит? Очень мало
Находится способных не шутить,
Чтоб смехотворчество не донимало,
Вот, скажем, взять и номер накрутить
На телефоне и, смутяся мало,
Из зависти на друга напустить
Всех крестных мух и уксусную губку.
И после весело повесить трубку!
Вот душу возвышающая месть!
Иль, скажем, щелкнуть по башке ребенка,
Которому лет восемь или шесть -
Ни за что, ни про что! Чтоб только звонко!
Чтоб мог побольше реву произвесть!
Но я, признаться, не шутил столь тонко -
Отнюдь не потому, что был я мал -
Но только юбки, трубок не снимал!
Иль вот дивертисмент, опять для диска -
Услышав в трубке "Лейтенант Петров!",
Себя рекомендовывать: "Редиска!"
И слышать терпеливое:"Петров!",
И вновь: "Редиска! " -- Высота изыска!
Наверчен номер. Пять иль шесть гудков.
Снимают. Пауза. "Ну ты, Топталин!"
Но слышим вдруг: "У аппарата Сталин".
МОИ УВЕСЕЛЕНИЯ
В ту пору в Хлебном с "Амбасад Бельжик"
Соседствовала серая монада,
Прошловековый каменный антик
С фонарными заграньями фасада
В венецианских стеклах "лямужик",
За коими всегда росла рассада
И, выгородив от послов жилье,
Трепалось ветром женское белье.
В том замке, и старинном, и не тесном,
Жил Ганнушкин, известный психиатр,
В квартиру путь пребудет неизвестным,
Не то повалите, как на театр,
Глядеть ее в рыдване многоместном.
В том доме, сообщает Мальфилатр,
На этот счет весьма определенный -
"Жила девица. И была -- влюбленной".
Конкретно: предложу, собрав весь дух,
Нырнуть под мраморной доской у входа,
Минуя непременно двух старух,
Сидящих тут же поперек прохода.