И он не помнил, как из дальних далей
Вдруг очутился перед теткой Валей.
-- Мерзавец! -- тихо молвила она. -
Сам расхлебаешь это, провокатор!
Я говорила -- я была умна, -
Что по ребенку плачет психиатор.
В такое время! Рубль кило пшена!
Да нас с тобой поместят в изолятор! -
Тут, лаконичный, словно Ежи Лец,
А.И. сказал, что он тут не жилец.
Но Фрак уговорил его остаться,
Сказав, что есть фальшивый документ,
С которым обыска не опасаться.
А.И. налег щекой на инструмент
И... Но вернемся к мукам святотатца,
В которого всего один момент
Вперяла Ольга жуткие зеницы,
Подстать ночному небу без зарницы.
И вот уж снова в Хлебном он, а как -
И сам не ведает. В квартиру впущен,
Стоит в прихожей бедняком -- бедняк,
Как будто в прорубь с берега опущен,
Мотает только слюни на кулак,
Хлеб пальцами крошит -- а он насущен.
Ждут Тетушку, но Тетушка в бегах:
Играет в вист иль ставит на бегах.
Уж он в Кривоарбатском тете Рафе
Кричит, изображая петуха.
Однако до нее -- как до жирафе -
Печально все же, что она глуха.
Но не глупа, брильянты держит в шкафе.
Какая, впрочем, лезет чепуха!
Бежать! Куда? Где тихая камора?
Везде переполох, везде Гоморра.
Уж он в Хамовниках, незнамо как,
Вблизи присноблаженного Николы
Со свечкой, купленной на четвертак...
И тут, совсем возьмися ниотколи,
Явись ему, читатель, ты, чудак
С изустным ароматом полироли -
И, допросив с пристрастьем о бегах,
Ну путаться в Антоновых ногах!
-- Куда же ты? -- На Хлебный! -- По пути нам! -
Читатель, посмотри, как он смущен!
-- А что на Хлебном? -- Тетушка! -- Идти нам! -
Решаешь, алкоголем, наущен,
Но прежде чем в прихожую войти нам,
В дверь ломишься и долго, поглощен,
Рассматриваешь виды в круглой щели...