— Мне, ваше величество, ничего для себя не надо, так как я пью-ем что хочу и всем доволен, а я,— говорит,— пришел доложить насчет
этой нимфозории, которую отыскали: это,— говорит,— так и так было, и вот как происходило при моих глазах в Англии,— и тут при ней есть
ключик, а у меня есть их же мелкоскоп, в который можно его видеть, и сим ключом через пузичко эту нимфозорию можно завести, и она будет
скакать в каком угодно пространстве и в стороны верояции делать.
Завели, она и пошла прыгать, а Платов говорит: 17
— Это,— говорит,— ваше величество, точно, что работа очень тонкая
и интересная, но только нам этому удивляться с одним восторгом чувств
не следует, а надо бы подвергнуть ее русским пересмотрам в Туле или
в Сестербеке,— тогда еще Сестрорецк Сестербеком звали,— не могут ли
наши мастера сего превзойти, чтобы англичане над русскими не пред-возвышались.
Государь Николай Павлович в своих русских людях был очень уве-ренный и никакому иностранцу уступать не любил, он и ответил Платову:
— Это ты, мужественный старик, хорошо говоришь, и я тебе это дело
поручаю поверить. Мне эта коробочка все равно теперь при моих хло-потах не нужна, а ты возьми ее с собою и на свою досадную укушетку
больше не ложись, а поезжай на тихий Дон и поведи там с моими
донцами междоусобные разговоры насчет их жизни и преданности и что
им нравится. А когда будешь ехать через Тулу, покажи моим тульским
мастерам эту нимфозорию, и пусть они о ней подумают. Скажи им
от меня, что брат мой этой вещи удивлялся и чужих людей, которые
делали нимфозорию, больше всех хвалил, а я на своих надеюсь, что они
никого не хуже. Они моего слова не проронят и что-нибудь сделают.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Платов взял стальную блоху и, как поехал через Тулу на Дон, показал ее тульским оружейникам и слова государевы им передал, а потом спрашивает:
— Как нам теперь быть, православные?
Оружейники отвечают:
— Мы, батюшка, милостивое слово государево чувствуем и никогда
его забыть не можем за то, что он на своих людей надеется, а как нам
в настоящем случае быть, того мы в одну минуту сказать не можем, потому что аглицкая нацыя тоже не глупая, а довольно даже хитрая, и искусство в ней с большим смыслом. Против нее,— говорят,— надо
взяться подумавши и с божьим благословением. А ты, если твоя милость, как и государь наш, имеешь к нам доверие, поезжай к себе на тихий
Дон, а нам эту блошку оставь, как она есть, в футляре и в золотой
царской табакерочке. Гуляй себе по Дону и заживляй раны, которые
принял за отечество, а когда назад будешь через Тулу ехать,— остановись и спосылай за нами: мы к той поре, бог даст, что-нибудь
придумаем.
Платов не совсем доволен был тем, что туляки так много времени
требуют и притом не говорят ясно: что такое именно они надеются
устроить. Спрашивал он их так и иначе и на все манеры с ними хитро
по-донски заговаривал; но туляки ему в хитрости нимало не уступили.
18
потому что имели они сразу же такой замысел, по которому не надеялись
даже, чтобы и Платов им поверил, а хотели прямо свое смелое вооб-ражение исполнить, да тогда и отдать.
Говорят:
— Мы еще и сами не знаем, что учиним, а только будем на бога
надеяться, и авось слово царское ради нас в постыждении не будет.
Так и Платов умом виляет, и туляки тоже.
Платов вилял, вилял, да увидал, что туляка ему не перевилять, подал
им табакерку с нимфозорией и говорит:
— Ну, нечего делать, пусть,— говорит,— будет по-вашему; я вас