смотрите, бриллиант чтобы не подменить и аглицкой тонкой работы
не испортьте, да недолго возитесь, потому что я шибко езжу: двух недель
не пройдет, как я с тихого Дона опять в Петербург поворочу,— тогда
мне чтоб непременно было что государю показать.
Оружейники его вполне успокоили:
— Тонкой работы,— говорят,— мы не повредим и бриллианта не
обменим, а две недели нам времени довольно, а к тому случаю, когда
назад возвратишься, будет тебе что-нибудь государеву великолепию
достойное представить.
А что именно, этого так-таки и не сказали.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Платов из Тулы уехал, а оружейники три человека, самые искусные
из них, один косой левша, на щеке пятно родимое, а на висках волосья
при ученье выдраны, попрощались с товарищами и с своими домашними
да, ничего никому не сказывая, взяли сумочки, положили туда что нужно
съестного и скрылись из города.
Заметили за ними только то, что они пошли не в Московскую заставу, а в противоположную, киевскую сторону, и думали, что они пошли в
Киев почивающим угодникам поклониться или посоветовать там с кем-нибудь из живых святых мужей, всегда пребывающих в Киеве в изо-билии.
Но это было только близко к истине, а не самая истина. Ни время, ни расстояние не дозволяли тульским мастерам сходить в три недели
пешком в Киев да еще потом успеть сделать посрамительную для
аглицкой нации работу. Лучше бы они могли сходить помолиться в Мо-скву, до которой всего «два девяносто верст», а святых угодников и там
почивает немало. А в другую сторону, до Орла, такие же «два девяносто», да за Орел до Киева снова еще добрых пять сот верст. Этакого
пути скоро не сделаешь, да и сделавши его, не скоро отдохнешь — долго
еще будут ноги остекливши и руки трястись.
Иным даже думалось, что мастера набахвалили перед Платовым, а потом как пообдумались, то и струсили и теперь совсем сбежали, унеся
с собою и царскую золотую табакерку, и бриллиант, и наделавшую им
хлопот аглицкую стальную блоху в футляре.
Однако такое предположение было тоже совершенно неосновательно
и недостойно искусных людей, на которых теперь почивала надежда
нации.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Туляки, люди умные и сведущие в металлическом деле, известны
также как первые знатоки в религии. Их славою в этом отношении полна
и родная земля, и даже святой Афон ': они не только мастера петь
с вавилонами, но они знают, как пишется картина «вечерний звон», а если кто из них посвятит себя большему служению и пойдет в
монашество, то таковые слывут лучшими монастырскими экономами, и из них выходят самые способные сборщики. На святом Афоне знают, что туляки — народ самый выгодный, и если бы не они, то темные уголки
' С в я т о й А ф о н — греческий полуостров с большим количеством монастырей; место паломничества богомольцев-христиан.
20
России, наверно, не видали бы очень многих святостей отдаленного
Востока, а Афон лишился бы многих полезных приношений от русских
щедрот и благочестия. Теперь «афонские туляки» обвозят святости по
всей нашей родине и мастерски собирают сборы даже там, где взять
нечего. Туляк полон церковного благочестия и великий практик этого
дела, а потому и те три мастера, которые взялись поддержать Платова
и с ним всю Россию, не делали ошибки, направясь не к Москве, а на юг.
Они шли вовсе не в Киев, а к Мценску, к уездному городу Орловской
губернии, в котором стоит древняя «камнесеченная» икона св. Николая, приплывшая сюда в самые древние времена на большом каменном же