мелко!
— А что же делать,— отвечает левша,— если только так нашу работу
и заметить можно: тогда все и удивление окажется.
Положили, как левша сказал, и государь как только глянул в верхнее
стекло, так весь и просиял — взял левшу, какой он был неубранный
и в пыли, неумытый, обнял его и поцеловал, а потом обернулся ко всем
придворным и сказал:
— Видите, я лучше всех знал, что мои русские меня не обманут.
Глядите, пожалуйста: ведь они, шельмы, аглицкую блоху на подковы
подковали!
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Стали все подходить и смотреть: блоха действительно была на все
ноги подкована на настоящие подковы, а левша доложил, что и это еще
не все удивительное.
— Если бы,— говорит,— был лучше мелкоскоп, который в пять мил-лионов увеличивает, так вы изволили бы,— говорит,— увидать, что на
каждой подковинке мастерово имя выставлено: какой русский мастер
ту подковку делал.
— И твое имя тут есть? — спросил государь.
— Никак нет,— отвечает левша,— моего одного и нет.
— Почему же?
— А потому,— говорит,— что я мельче этих подковок работал: я
гвоздики выковывал, которыми подковки забиты,— там уже никакой
мелкоскоп взять не может.
Государь спросил:
— Где же ваш мелкоскоп, с которым вы могли произвести это
удивление?
33
А левша ответил:
— Мы люди бедные и по бедности своей мелкоскопа не имеем, а у нас так глаз пристрелявши.
Тут и другие придворные, видя, что левши дело выгорело, начали его
целовать, а Платов ему сто рублей дал и говорит:
— Прости меня, братец, что я тебя за волосья отодрал.
Левша отвечает:
— Бог простит,— это нам не впервые такой снег на голову.
А больше и говорить не стал, да и некогда ему было ни с кем
разговаривать, потому что государь приказал сейчас же эту подкован-ную нимфозорию уложить и отослать назад в Англию — вроде подарка, чтобы там поняли, что нам это не удивительно. И велел государь, чтобы вез
блоху особый курьер, который на все языки учен, а при нем чтобы
и левша находился и чтобы он сам англичанам мог показать работу
и каковые у нас в Туле мастера есть.
Платов его перекрестил.
— Пусть,— говорит,— над тобою будет благословение, а на дорогу
я тебе моей собственной кислярки пришлю. Не пей мало, не пей много, а пей средственно.
Так и сделал — прислал.
А граф Кисельвроде' велел, чтобы обмыли левшу в Туляковских
всенародных банях, остригли в парикмахерской и одели в парадный
кафтан с придворного певчего, для того, дабы похоже было, будто
и на нем какой-нибудь жалованный чин есть.