Каждый мужчина, оказавший помощь, прямо или косвенно, военнослужащим вражеской авиации, спустившимся с парашютом или совершившим вынужденную посадку, способствующий их бегству, укрывающий их или иным способом содействующий, будет расстрелян на месте.
Женщины, предоставившие врагу подобную помощь, будут отправлены в лагеря на территории Германии.
– Похоже, мне повезло, что я женщина, – пробормотала Изабель. Как это немцы умудрились до сих пор – до октября 1941 года – не заметить, что Франция обратилась в страну женщин?
Но она прекрасно осознавала браваду своих слов. Да, сейчас ей хотелось быть отважной – Эдит Кавелл, рискующая жизнью, – но здесь, на вокзале, охраняемом немецкими солдатами, она откровенно боялась.
Пути назад нет, не передумаешь. Спустя несколько месяцев подготовки она с четырьмя английскими летчиками готова проверить на практике план бегства.
Сегодняшним октябрьским утром ее жизнь изменится. Как только она сядет в поезд до Сен-Жан-де-Люз, Изабель Россиньоль, девушка из книжного магазина на авеню де Ла Бурдонне, исчезнет.
Отныне она Жюльет Жервэ, подпольная кличка Соловей.
– Пошли. – Анук подхватила Изабель под руку и повела к билетной кассе.
Они столько раз повторяли план действий, что Изабель выучила его назубок. Вот только одна загвоздка: все попытки связаться с мадам Бабино провалились. Ключевой момент – поиски проводника – полностью ложился на плечи Изабель. Чуть в стороне лейтенант Маклей, одетый как крестьянин, дожидался ее сигнала. От своего аварийного комплекта он сохранил две таблетки бензедрина и крошечный компас, похожий на пуговицу, который сейчас был приколот к воротнику. У англичанина тоже поддельные документы – теперь он фламандский фермер – паспорт и разрешение на работу; отец гарантирует, что к бумагам не подкопаешься. А еще лейтенант обрезал свои высокие армейские башмаки и сбрил усы.
Изабель с Анук потратили кучу времени, натаскивая Маклея, объясняя, как правильно себя вести. Обрядили его в мешковатый плащ, рабочие штаны. Отбелили никотиновые пятна на втором и третьем пальцах и научили курить по-французки, придерживая сигарету большим пальцем и указательным. Он выучил, что, переходя улицу, надо посмотреть сначала налево, а не направо, и что он не должен первым приближаться к Изабель. Лейтенанту было велено притвориться глухонемым и в поезде читать газету – всю дорогу. Ехать он должен в том же купе, что и Изабель, но не обращать на нее внимания. Остальные подсядут на других станциях. И даже на месте, в Сен-Жан-де-Люз, мужчины должны были держаться подальше от Изабель.
Анук повернулась к Изабель. Готова?
Та медленно кивнула.
– Кузен Этьен сядет в поезд в Пуатье, дядюшка Эмиль – в Руффеке, Жан-Клод – в Бордо.
Остальные летчики.
– Ясно.
В Сен-Жан-де-Люз из поезда вместе с Изабель выйдут четыре офицера – два англичанина и два канадца – и пойдут за ней через горы в Испанию. Оттуда она должна прислать телеграмму. «Соловей запел» означает успешное завершение.
Чмокнув Анук в щеку, Изабель шепнула «пока», поспешила к окошку кассы и решительно протянула деньги кассиру:
– Сен-Жан-де-Люз.
С билетом в руках, не оглядываясь, прошла на платформу С.
Паровоз громко засвистел.
В вагоне было довольно много пассажиров, Изабель заняла свое место по левую сторону. Напротив уселись немецкие солдаты.
Маклей вошел последним. Пробрался мимо, не глядя в ее сторону и ссутулившись, чтобы казаться меньше ростом. Пристроившись в другом конце купе, он тут же развернул газету.
Еще один свисток паровоза, и огромные колеса начали вращаться, постепенно набирая скорость. Вагон слегка качнулся, поезд завел свою чух-чухающую умиротворяющую песенку.
Немец, что сидел напротив Изабель, рассеянно осмотрел купе. Взгляд его остановился на Маклее. Он похлопал по плечу товарища, и оба начали подниматься с мест.
– Добрый день. – Изабель очаровательно улыбнулась солдатам.
Немцы немедленно уставились на нее и плюхнулись на сиденье.
– Добрый день, мадемуазель, – хором ответили они.
– У вас прекрасный французский, – продолжила она.
Сидевшая рядом грузная тетка в деревенском платье выразительно откашлялась и прошипела по-французски: «Постыдилась бы». Изабель лишь кокетливо хихикнула.
– А куда вы едете? – спросила она. Им несколько часов торчать в одном купе. Уж лучше пускай они интересуются только ею.
– В Тур, – сказал первый.
А второй добавил:
– В Онзен.
– О. А вы умеете играть в карты? Мы могли бы скоротать время. У меня с собой как раз есть колода.
– Да, да! – обрадовался тот, что помоложе.
Изабель достала из сумочки карты. Она весело хохотала, сдавая для очередной партии, когда в вагон вошел второй летчик.
Чуть позже появился кондуктор. Маклей повел себя точно по инструкции – не прерывая чтения, протянул свой билет. То же самое сделал и второй летчик.
Изабель облегченно выдохнула и откинулась на спинку сиденья.
До Сен-Жан-де-Люз Изабель и четыре летчика добрались без приключений. В городе они дважды благополучно миновали – разумеется, порознь – немецкие заставы. Солдаты мельком просмотрели фальшивые документы и тут же вернули с коротким danke schon, даже не глянув на их лица. Они определенно не ждали тут никаких сбитых летчиков, им наверняка такое и в голову не приходило.
Но вот Изабель со спутниками подошли совсем близко к горам. В маленьком парке на берегу реки она села на лавочку. Один за другим, согласно плану, собрались мужчины. Первым явился Маклей и устроился рядом с ней, остальные расположились неподалеку.
– Таблички у вас с собой? – спросила Изабель.
Маклей вытащил листок бумаги с надписью: ГЛУХОНЕМОЙ, ЖДУ МАМУ, ОНА МЕНЯ ЗАБЕРЕТ. Остальные продемонстрировали такие же листки.
– Если начнут приставать немцы, просто покажите документы и эти таблички. Не разговаривайте.
– А я еще могу вести себя, как идиот, это для меня обычное дело, вы же знаете, – ухмыльнулся Маклей.
Но Изабель слишком нервничала, чтобы оценить шутку.
Свой рюкзак она вручила Маклею. Там только самое необходимое: бутылка вина, три свиные колбаски, две пары шерстяных носков и несколько яблок.
– В Уррюнь сядьте где-нибудь. Только не все вместе, разумеется. Притворитесь, что читаете газету. Не поднимайте головы, пока не услышите, как я говорю: «Вот вы где, кузен, а мы вас повсюду разыскиваем». Понятно?
Парни дружно кивнули.
– Если я не вернусь к рассвету, отправляйтесь в По, найдите отель, о котором я вам говорила. Женщина по имени Элиана поможет вам.
– Будьте осторожны, – напутствовал Маклей.
Изабель двинулась к шоссе. Примерно через милю, когда уже начинало темнеть, показался старый шаткий мост. Дорога постепенно превратилась в узкую грязную тропу, которая поднималась все выше, выше, выше к зеленому подножию гор. Луна освещала путь и заодно сотни крошечных белых пятнышек на склонах. Овцы. На такой высоте никаких жилищ уже не было, только навесы для скота.
Но вот наконец двухэтажный фахверковый дом под красной крышей, в точности такой, как описывал отец. Неудивительно, что никому не удалось связаться с мадам Бабино. Дом, казалось, специально построен так, чтобы люди держались подальше, – чего стоит одна дорога сюда. При появлении Изабель овцы тревожно заблеяли и заметались. Сквозь небрежно задернутые шторы пробивался свет, над трубой поднимался дымок, вселяя некоторую надежду.
На стук дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы продемонстрировать один глаз и густую седую бороду хозяина.
– Здравствуйте. – Изабель подождала ответа, но старик молчал. – Я ищу мадам Бабино.
– Зачем это?
– Меня послал Жюльен Россиньоль.
Старик прищелкнул языком и распахнул дверь.
Первое, что увидела Изабель, – жаркое, булькающее в огромном черном котле, который висел над таким же громадным очагом.
За длинным деревянным столом в дальнем конце кухни сидела женщина, одетая по-мужски: бриджи и рубаха с воротником на кожаной шнуровке. Волосы цвета стальных опилок, в зубах сигарета.
Хотя прошло пятнадцать лет, Изабель узнала ее. Она помнила, как они вместе сидели на пляже в Сен-Жан-де-Люз. Помнила женский смех. И как мадам Бабино говорила: «С этой красоткой хлопот не оберешься, Мадлен, парни будут виться вокруг нее стаями», а мама отвечала: «Она слишком умна, чтобы тратить жизнь на парней, верно, моя Изабель?»
– У тебя все башмаки в грязи.
– Я шла пешком от станции в Сен-Жан-де-Люз.
– Интересно. – Женщина ногой подтолкнула Изабель стул: – Садись. Я Мишлин Бабино.
– Я знаю, кто вы. – Но продолжать Изабель не стала. По нынешним временам любая информация может быть опасной. Следует разумно ею распоряжаться.
– Неужто?
– Я Жюльет Жервэ.
– И что с того?
Изабель нервно оглянулась на старика, который чересчур внимательно ее рассматривал. Неприятно сидеть к нему спиной, но выбора не было.
– Сигарету хочешь? Это синие «голуаз». Отдала за них три франка и козу, но оно того стоило. – Женщина с наслаждением затянулась и выдохнула ароматное облако дыма. – Так и что мне за дело до тебя?
– Жюльен Россиньоль полагает, вам можно доверять.
Мадам Бабино еще раз напоследок длинно затянулась и загасила сигарету о подошву башмака. Окурок она хозяйственно сунула в карман рубахи.
– Он говорит, вы были близкой подругой его жены. И крестной матерью его старшей дочери. А он – крестный вашего младшего сына.
– Был. Немцы убили обоих моих сыновей. А муж погиб в прошлую войну.
– Он вам писал…
– Почта нынче паршиво работает. Чего ему надо?
Вот оно, самое слабое место во всем плане. Если мадам Бабино из коллаборационистов, то здесь все и кончится. Изабель тысячу раз представляла себе этот момент, планировала всевозможные варианты разговора. Придумала миллион уловок, чтобы спастись в случае чего.
И теперь понимала, насколько все они бессмысленны и бесполезны. Придется говорить напрямик – как в омут с головой.
– В Уррюнь меня дожидаются четверо сбитых летчиков. Я хочу отвести их в Испанию, в британское консульство. Мы надеемся, что англичане отправят их домой и они смогут еще не раз бомбить Германию.
В наступившем молчании Изабель слышала биение своего сердца, тиканье часов на камине, блеяние овец далеко в горах.
– И? – едва слышно спросила мадам Бабино.
– И… мне нужен проводник из басков, чтобы перейти Пиренеи. Жюльен думает, что вы можете помочь.
– Позови Эдуардо, – после паузы бросила мадам Бабино старику, который тут же сорвался с места. Дверь хлопнула так, что потолок задрожал.
Мадам достала из кармана недокуренную сигарету, зажгла и, попыхивая, молча разглядывала Изабель.
– Что вы… – начала Изабель.
Но женщина прижала к губам желтый от никотина палец.
Дверь рывком отворили, и в комнату ворвался молодой мужчина. Изабель успела только разглядеть, что он широкоплечий и здоровенный.
Схватив Изабель за руку, он выдернул ее из кресла и швырнул к стене. Изабель хватала ртом воздух от боли, пыталась вырваться, но мужик, просунув колено ей между ног, крепко прижимал ее к стене.
– Знаешь, что немцы делают с такими, как ты? – прошипел он, придвигаясь так близко, что Изабель не могла различить ничего, кроме огромных черных глаз с пушистыми длинными ресницами. От него несло табаком и перегаром. – Знаешь, сколько нам заплатят за тебя и твоих англичан?
Изабель повернула голову, уворачиваясь от тяжелого духа.
– Где они, твои летчики?
Пальцы больно стиснули плечо.
– Где они?
– Какие летчики? – испуганно выдохнула она.
– Которым ты помогла сбежать.
– К-какие летчики? Не понимаю, о чем вы говорите.
Он зарычал и стукнул ее головой о стену:
– Ты же просила помочь тебе перевести летчиков через Пиренеи.
– Я, женщина, ползти в Пиренеи? Вы, должно быть, шутите. Не понимаю, о чем вы.
– Хочешь сказать, мадам Бабино лжет?
– Я не знаю никакой мадам Бабино. Я просто зашла спросить дорогу. Я заблудилась.
Он ухмыльнулся, демонстрируя потемневшие от табака зубы:
– Умная девочка. – И отпустил ее. – И не слаба в коленках.
– Она молодец, – проговорила мадам Бабино, вставая.
Мужчина чуть отступил назад и представился:
– Я Эдуардо. – Потом, обернувшись к мадам: – Погода хорошая. Она – крепкая девчонка. Парни пускай переночуют здесь. Если они не слабаки, завтра я их провожу.
– Вы нас проведете? В Испанию? – с надеждой уточнила Изабель.
Эдуардо посмотрел на мадам Бабино, а та – на Изабель:
– Помочь вам – большая честь для нас, Жюльет. Итак, где они, ваши летчики?
Мадам Бабино разбудила Изабель в полночь, отвела в кухню, где в очаге уже вовсю плясало пламя.
– Кофе?
– Ой, нет, спасибо, это чересчур роскошно.
Мадам улыбнулась:
– Женщину моего возраста никто не заподозрит. Это здорово помогает в контрабанде. Держи, – и вручила Изабель выщербленную фарфоровую кружку с дымящимся ароматным кофе. Настоящим кофе.
Обхватив чашку обеими руками, Изабель вдохнула знакомый никогда-в-жизни-ни-с-чем-не-спутаешь запах.
Мадам Бабино села рядом.
Сострадание в ее глазах напомнило Изабель о матери.
– Мне страшно, – призналась она. Впервые решившись произнести это вслух.
– Так и должно быть. Нам всем страшно.
– Если что-то пойдет не так, вы ведь сообщите Жюльену? Он в Париже. Если мы… не справимся, скажите ему, что Соловей не улетел.
Мадам Бабино кивнула.
Пока они пили кофе, один за другим в кухне собрались летчики. Парни почти не спали этой ночью, но уже пора было собираться в путь.
Мадам Бабино подала свежий хлеб, лавандовый мед и мягкий козий сыр. Англичане расселись вокруг стола, весело гомоня, и вмиг смели еду.
В распахнувшуюся дверь порывом холодного ночного воздуха внесло охапку сухих листьев, они заплясали по полу и прилипли к камням у очага, словно маленькие черные ладошки. Огонь затрепетал, дверь закрылась.
В комнате с низким потолком Эдуардо казался волосатым гигантом. Типичный баск – запросто может перенести на широченных плечах человека через бурную речку Бидасоа, а лицо словно вытесано в камне тупым зубилом. Плащ, весь залатанный, слишком легкий для такой погоды.
Он дал Изабель баскские туфли – эспадрильи – на веревочной подошве, очень удобные для ходьбы по неровной местности.
– Как там с погодой, Эдуардо? – озабоченно спросила мадам Бабино.
– Холод надвигается. Медлить нельзя. – Он сбросил с плеча рюкзак и обратился к англичанам: – Вот ваши эспадрильи, держите. В них легче идти. Подберите подходящие.
Изабель перевела его слова. Летчики послушно устремились к рюкзаку, принялись вытаскивать обувь и примерять, передавая друг другу.
– А мне ни одни не годятся, – огорчился Маклей.
– Берите что есть, – сказала мадам Бабино. – У нас тут все-таки не обувная лавка.
Парни переобулись, и Эдуардо выстроил их в шеренгу. Придирчиво осмотрел каждого, проверяя одежду и снаряжение.
– Выньте все из карманов и оставьте здесь. Испанцы арестуют вас за все что угодно, а вы же не хотите сбежать от немцев только для того, чтобы оказаться в испанской тюрьме.
Потом он оделил каждого маленьким бурдюком с вином и узловатой палкой – посохом. Напоследок хлопнул по спине, едва не сбив с ног, напутствовав:
– Тишина. Всегда.
Они вышли из уютного тепла кухни на пастбище позади дома, залитое голубоватым лунным светом.
– Ночь – наша защита. Ночь, и скорость, и тишина, – повторил Эдуардо и вскинул руку, приказывая остановиться. – Жюльет пойдет последней. Я – впереди. Я иду – вы идете за мной. След в след. Никаких разговоров. Совсем. Вы замерзнете – сегодня ночью заморозки, – проголодаетесь и очень скоро устанете. Но продолжайте идти.
И Эдуардо двинулся вверх по склону.
Изабель замерзла почти сразу; холод пробирал сквозь шерстяной жакет, мороз пощипывал щеки.
Часам к трем ночи прогулка превратилась в настоящий поход. Подъем становился все круче, луна скрылась за невидимыми облаками, погрузив горы в кромешную темноту. Изабель слышала, как мужчины, идущие впереди, дышат все тяжелее. Они явно замерзли: почти у всех одежда совершенно не годилась для восхождений, да еще обувь не по размеру. Под ногами хрустели ветки, а когда они поднялись выше, из-под подметок посыпались камешки и шуршали, скатываясь по скальному склону.
Начался дождь. Ветер, поднявшийся со стороны долины, едва не сбивал с ног. Ледяные струи хлестали как плети. Изабель вся дрожала, дыхание с шумом вырывалось из легких, она задыхалась, но шла и шла. Все вверх и вверх, выше и выше.
Кто-то из четверки вскрикнул и упал. Изабель не разглядела, кто именно. Человек, идущий впереди, резко остановился, она наткнулась на него, парень запнулся, упал. Ударился о камень, выругался.
– Не тормозим, ребята, – Изабель постаралась, чтобы это прозвучало бодро.
Они взбирались вверх, пока Изабель не начала задыхаться уже на каждом шаге, но Эдуардо не давал пощады. Он остановился, только чтобы убедиться, что никто не отстал, и двинулся дальше, прыгая по камням, как коза.
Ноги у Изабель горели, и, несмотря на эспадрильи, постепенно набухали мозоли. Каждый шаг причинял дикую боль.
Час за часом, и еще, и еще. Изабель не просто запыхалась – она не могла вдохнуть, чтобы прохрипеть, как ей нужен глоток воды, – впрочем, Эдуардо все равно ее не расслышал бы. Где-то впереди пыхтел Маклей, он чертыхался всякий раз, поскользнувшись, и вскрикивал от боли.
Она больше не видела, куда идет. Просто брела вверх, натянув шарф на лицо и мучительно борясь с желанием закрыть глаза. Прерывистое дыхание сначала согревало шарф, а потом ткань замерзла, обратившись в кусок льда.
– Пришли, – донесся из темноты зычный голос Эдуардо. Так высоко в горах можно было не опасаться ни немецких, ни испанских патрулей. Здесь жизни угрожала только стихия.
Изабель повалилась прямо на острые камни. Вскрикнула от боли, но и только – на большее сил не осталось.
Со стоном «Боже всемогущий» рядом рухнул Маклей и тут же начал сползать куда-то вниз. Изабель вцепилась в его руку и удержала.
– Не здесь, – буркнул Эдуардо. – Пастушья хижина. Вон там.
Изабель еле встала. Последняя в цепочке, дрожа от холода, она дожидалась, пока поднимутся остальные. Обхватила себя руками в попытке удержать внутри остатки тепла, но там ничего не осталось. Она чувствовала себя цельным куском льда, в любой момент готовым расколоться. Сознание ускользало, приходилось то и дело встряхивать головой, чтобы сбросить наваливающееся оцепенение.
Потом она расслышала шаги и поняла, что рядом стоит Эдуардо, все лицо в ледяной крошке.
– Ты в порядке? – спросил он.
– Промерзла насквозь. На ноги боюсь смотреть.
– Мозоли?
– С тарелку размером, точно. Не пойму, башмаки снаружи промокли или изнутри пропитались кровью.
Слезы застывали, еще не пролившись, ресницы смерзлись.
Эдуардо взял ее за руку и помог добраться до хижины, где он уже развел огонь. Лед постепенно таял, и у ног Изабель быстро накапала с волос целая лужица. Англичане падали кто где стоял и, привалившись к деревянной стене, тут же тянулись за рюкзаками и принимались шарить там, доставая еду. Маклей махнул Изабель.
Пробравшись между остальными, она опустилась рядом с ним. В тишине, нарушаемой только сдавленными стонами и чавканьем, съела сыр и яблоки.
Как уснула, Изабель не помнила. Вот она вроде жует, а в следующую минуту Эдуардо уже будит ее и в грязное окошко пробивается сероватый дневной свет. Они проспали весь день, уже вечерело.
Эдуардо разжег очаг, сварил котелок эрзац-кофе. Доели хлеб и твердый сыр – неплохо, но совсем недостаточно, чтобы утолить голод.
Эдуардо пустился в путь бодрым шагом, ловко карабкаясь по обледеневшим, предательски скользким сланцевым плиткам козьей тропы.
Изабель выбралась из хижины последней. Тоскливо взглянула на тропинку. Горные пики скрылись под серыми облаками, крупные снежные хлопья заглушали все звуки, и лишь шумное дыхание путников нарушало тишину. Мужчины, один за другим, удалялись, превращаясь в черные точки на белоснежном склоне. Изабель решительно шагнула навстречу стуже и полезла вверх по тропе. В снежном тумане она не различала теперь ничего, кроме широкой спины карабкающегося впереди летчика.
Эдуардо был по-прежнему безжалостен. Не замедляя шаг, поднимался по извилистой тропинке и, казалось, вовсе не замечал ледяного холода, разрывавшего легкие при каждом вдохе. Изабель упорно шагала, подбадривая англичан, когда те начинали отставать, – уговаривала, поддразнивала, понукала.
Отстань кто-нибудь из них, потеряй из виду товарищей – и останется навеки в этой ледяной мгле. Отойти от тропы на несколько футов – неминуемая смерть.
Кто-то со стоном упал. Один из канадцев. Он хрипел, опустившись на колени.
Изабель присела на корточки рядом, и спина мгновенно начала застывать.
– Со мной кончено, куколка, – попытался он улыбнуться сквозь промерзшие усы.
– Вы же Тедди, правильно?
– Точняк. Послушай. Я готов. Иди дальше.
– Тедди, у вас в Канаде есть жена или девушка?
Лица его она не видела, но слышала, как он чуть всхлипнул.
– Это нечестно, куколка.
– Жизнь и смерть – это вообще нечестно, Тедди. Как ее зовут?
– Элис.
– Вставайте, ради Элис, поднимайтесь, Тедди.
Парень шевельнулся. Она подставила ему плечо, помогла встать. Вздрогнув всем телом, Тедди сделал шаг.
– Ладно, все в порядке. – И побрел дальше.
Изабель бил озноб, внутренности сводило от голода, во рту пересохло, но она не останавливалась. Мысли путались, и постепенно осталась лишь одна: надо сделать шаг, и еще шаг, и еще.
На исходе ночи снегопад перешел в дождь, шерстяные плащи, высохшие возле очага в хижине, вновь промокли и отяжелели. Изабель не заметила, когда тропа пошла вниз. Просто в какой-то момент один из них падал, оскальзываясь на мокрых камнях, и съезжал по склону. Удержать человека было невозможно, разве только помочь подняться, когда тело натыкалось на препятствие.
Рассвело. Эдуардо остановился и показал на черный провал в склоне горы – вход в небольшую пещеру. Мужчины, тяжело дыша, забились внутрь, вытянули ноги. Изабель слышала, как они роются в рюкзаках, доставая остатки съестного. Где-то в глубине пещеры зашуршал зверек, скребя когтями по земляному полу. Из стен торчали корни, между камней просачивалась вода. Эдуардо развел костер, использовав для растопки сухой мох, собранный еще накануне и запасливо сохраненный в поясном кармане.
– Ешьте – и спать, – скомандовал он. – Завтра последний рывок. – Сделав длинный глоток из своей кожаной фляги, Эдуардо вышел из пещеры.
Сырые ветки в костре потрескивали и иногда громко разрывались, но на звук, похожий на выстрел, никто не реагировал – и Изабель, и мужчины были измучены настолько, что не осталось сил даже испуганно вздрагивать. Изабель устало привалилась к Маклею.
– Вы просто чудо, – прошептал он.
– Мне всегда говорили, что я принимаю идиотские решения. Вот вам доказательство. – Она дрожала то ли от холода, то ли от усталости.
– Глупая, но храбрая, – усмехнулся он.
– Да, это про меня. – Изабель была благодарна за эту беседу, за шутки.
– Я, наверное, не смогу толком отблагодарить вас… вы спасли мне жизнь.
– Пока еще не спасла, Торренс.
– Зовите меня Торри, как все друзья.
Он говорил что-то еще – о девушке, которая ждет его в Ипсвиче, наверное, – но Изабель слишком устала, чтобы слушать.
Когда она проснулась, шел дождь.
– Твою ж мать… – бормотал кто-то. – Какая там хрень.
Перед пещерой стоял Эдуардо, широко расставив крепкие ноги, лицо и волосы мокрые от дождя, но он, похоже, этого не замечал. За спиной – непроницаемая тьма.
Летчики развязали рюкзаки. Никому больше не нужно было напоминать, что пора поесть, – все усвоили правила. Когда разрешают остановиться, ты пьешь, ешь, спишь, именно в такой последовательности. Когда тебя разбудили, ты ешь, пьешь и встаешь на ноги, и неважно, что и как у тебя болит.
Вставали они со стонами. И с руганью. Сырая безлунная ночь. Кромешная тьма.
Они преодолели горы: почти на тысячу метров вверх в предыдущую ночь – и примерно пятьсот вниз с другой стороны, но дождь не прекращался.
На выходе из пещеры мокрые ветки хлестнули Изабель по лицу. Она лишь отвела их и двинулась дальше, опираясь на посох. На мокрой глине ноги скользили лучше, чем по льду, вдобавок вдоль тропки теперь бежали ручейки. Парни грязно ругались сквозь зубы, а Изабель упрямо переступала израненными ногами. Эдуардо задал изнурительный темп, оставалось только держаться за ним.
– Смотрите! – услышала она возглас.
Далеко впереди мелькнул огонек, а потом целая паутинка из белых огоньков рассыпалась в темноте.
– Испания, – сказал Эдуардо.
Они зашагали быстрее, посохи бодрее стучали по земле, а дорога постепенно становилась все ровнее.
Сколько прошло времени? Пять часов? Шесть? Изабель постоянно отплевывалась от воды, голод стал звериным. Небо на горизонте посветлело. Пока они спускались по извилистой тропинке, нежно-лавандовая полоска постепенно порозовела, потом стала желтой. Но Изабель не обращала внимания на красоты – ноги горели огнем, ей приходилось стискивать зубы, чтобы не орать от боли.
К исходу третьего дня она утратила чувство времени и направления. Не представляла, где они находятся и как долго еще будет продолжаться эта мука. Мысль обратилась в простейшую молитву, которая пульсировала в сознании в ритме ее шагов. Кон-суль-ство, кон-суль-ство, кон-суль-ство.
– Стой! – Эдуардо вскинул руку.
Изабель налетела на Маклея. Его обветренные щеки ярко пылали, губы потрескались, он тяжело дышал.
Вдали, на склоне, Изабель увидела людей – все в светлозеленом. Военный патруль.
Первая мысль – мы в Испании, но тут Эдуардо сделал знак, чтобы они спрятались за деревьями.
Прятались они там долго, потом опять куда-то шли. Через несколько часов добрались до берега, где грохот воды перекрывал остальные звуки.
Здесь Эдуардо наконец остановился и подозвал всех. Он стоял в луже грязи, эспадрильи тонули в темной жиже. На серых гранитных скалах за его спиной, вопреки законам гравитации, умудрялись расти чахлые деревца. У подножия скал густо зеленел кустарник.
– Мы спрячемся здесь до темноты, – сказал Эдуардо. – За этой грядой – река Бидасоа. На другом ее берегу – Испания. Мы близко к цели, но близко – ничего не значит. Между рекой и вашей свободой патрули с собаками. Они стреляют во все, что движется. Не двигайтесь.
И Эдуардо ушел. Изабель с англичанами забились в щели между громадными валунами и стволами упавших деревьев и затаились.
Дождь превращал грязь под ногами в болото. Изабель дрожала, прижав колени к груди и закрыв глаза. Как ни странно, ей удалось заснуть, жаль только ненадолго. В полночь Эдуардо разбудил ее.
Первое, что она заметила, открыв глаза, – дождь кончился. Небо над головой усеяно звездами. Поднявшись на ноги, Изабель скривилась от боли.
Под покровом ночи они пустились в путь, звук шагов терялся в шуме реки.
И вот они у бурного переката. Далеко внизу вода бурлит, закручивается в водовороты, бьется о камни, вздымая фонтаны брызг.
– Мы не можем плыть, – сказал Эдуардо. – После дождей река превратилась в чудовище, которое проглотит нас. Идите за мной.
Они шли вдоль берега около часа, затем Эдуардо сделал знак остановиться. Раздался протяжный скрип, будто где-то открылась гигантская несмазанная дверь, а потом стук.
Сначала ничего не произошло, а потом на другом берегу вспыхнул яркий свет и выхватил из тьмы хлипкий подвесной мостик, переброшенный над бурной рекой. На той стороне располагался испанский погранпункт, вдоль которого прохаживались солдаты.
– Матерь Божья, – выдохнул один из летчиков.
– Чтоб меня… – отозвался другой.
Укрывшись в кустах, Изабель с мужчинами наблюдали, как лучи прожектора скользят по речной поверхности.
В третьем часу ночи Эдуардо решил, что пора. На противоположном берегу все давно стихло. Если удача повернется к ним лицом – если им вообще полагается удача, – караульные сейчас спят.
– Пошли, – шепотом скомандовал Эдуардо.
Мост – две веревки и дощатый настил, в щели видны пенистые струи, нескольких досок недостает. Мост раскачивался на ветру из стороны в сторону и поскрипывал.
Изабель посмотрела на спутников – почти все бледны как призраки.
– По одному, – распорядился Эдуардо. – Доски выглядят ненадежно, но ваш вес они выдержат. У каждого ровно шестьдесят секунд – это промежуток между вспышками прожектора. Как только окажетесь на том берегу, приседаете на корточки и проползаете под окошком караульной будки.
– А вы ведь уже делали это раньше, да? – неуверенно уточнил Тедди, взглянув на Изабель, и на слове «раньше» голос дрогнул.
– Много раз, Тедди, – соврала Изабель. – И если это смогла девушка, бравый пилот вроде вас справится без проблем. Я права?
– Даже не сомневайтесь, – кивнул он.
Изабель наблюдала, как преодолел мост Эдуардо. Потом собрала летчиков поближе и одного за другим, отсчитывая шестидесятисекундные интервалы, отправляла их на ту сторону. Затаив дыхание всякий раз, пока очередной мужчина не оказывался на твердой земле.
Но вот и ее черед. Откинув мокрый капюшон, она подождала, пока луч прожектора минует ее, и ступила на мост. На вид непрочный, но ведь выдержал крепких мужчин, значит, и ее выдержит.
Судорожно вцепившись в веревку, она сделала первый шаг. Мост тут же закачался. Изабель глянула на бурный поток в ста футах под ногами. Стиснув зубы, она осторожно переступала с доски на доску, пока не оказалась на испанском берегу. Стремительно присела, луч прожектора прошел над головой. Изабель пробралась мимо поста, вскарабкалась вверх по обрыву и нырнула в кусты, где ее уже ждали спутники.
Эдуардо отвел их в укромный уголок за насыпью и тут позволил отдохнуть.
Взошло солнце. Изабель сонно моргнула, просыпаясь.
– А здесь неплохо, – прошептал Торри.
Изабель огляделась. Они лежали в какой-то придорожной канаве, укрытые от посторонних глаз полоской деревьев.
Эдуардо протянул бурдючок с вином. Он так и сиял.
– Это за вами. – Он показал на дорогу, по которой катила девушка на велосипеде. А за ее спиной в солнечном свете сверкал белоснежными стенами городок – словно картинка из детской книжки: башенки, часы, церковные шпили. – Альмадора отведет вас в консульство в Сан-Себастьяне. Добро пожаловать в Испанию.
Изабель мгновенно забыла и об усталости, о боли в стертых ногах, и о страхах, сопровождавших на каждом шагу.
– Спасибо, Эдуардо.
– В следующий раз будет нелегко.
– И в этот раз было нелегко.
– Сейчас они нас не ждали. Но скоро будут.
Да, он прав. Им не пришлось прятаться от немецких патрулей и сбивать со следа собак, да и испанцы на посту были беспечны и спокойны.
– Но когда вы приведете еще летчиков, я буду на месте, – пообещал он.
Изабель благодарно кивнула и обернулась к мужчинам, измотанным не меньше, чем она:
– Пойдемте, мсье, нам пора.
Они поздоровались с девушкой, которая терпеливо дожидалась их в сторонке, и Альмадора повела компанию какими-то задворками, через лабиринт улочек и переулков, пока они не остановились наконец перед роскошным, карамельного цвета зданием в Парте Вьехо – старинном районе Сан-Себастьяна. Издалека доносился плеск волн.
– Спасибо, – поблагодарила она девушку.
– De nada[5].
Черная дверь, покрытая лаком.
– Нам сюда, – решительно сказала Изабель, поднимаясь по каменным ступеням. Трижды постучала, потом позвонила. Появившемуся на пороге человеку в строгом черном костюме она сказала: – Мне нужно видеть британского консула.
– Он вас ожидает?
– Нет.
– Мадемуазель, консул занят…
– Я привела из Парижа пилотов королевских ВВС.
Глаза привратника округлились.
Маклей выступил вперед:
– Лейтенант Торренс Маклей, королевские ВВС.
Остальные последовали его примеру, тоже назвав себя.
Дверь широко открылась. И вот уже Изабель сидит в неудобном кожаном кресле, а какой-то мужчина недоверчиво смотрит на нее из-за стола напротив. Летчики выстроились рядом с ней.
– Я доставила из Парижа ваших сбитых летчиков, – доложила Изабель. – На юг страны мы добрались поездом, а затем прошли через Пиренеи…
– Пешком?
– Ну, пожалуй, лучше назвать это походом.
– То есть вы пешком преодолели Пиренеи, перейдя из Франции в Испанию. – Он откинулся в кресле, лицо его выражало недоверие.
– В будущем я готова повторить этот путь. Чем больше вы будете бомбить, тем чаще будут сбивать ваши самолеты, и летчиков надо спасать. Для этого нам нужна помощь. Деньги на одежду, документы, продовольствие для них. И кое-что для тех, кто предоставляет нам убежище по пути.
– Вы могли бы позвонить М19, – вступил Маклей. – Они оплатят все, в чем нуждается группа Жюльет.
Человек за столом ошеломленно качал головой:
– Хрупкая девушка ведет военных летчиков через Пиренеи. Неужели чудеса еще возможны?
– Это точно чудо, сэр, – ухмыльнулся Маклей, покосившись на Изабель. – Я ей говорил ровно то же самое.
Пожалуйста (исп.).