Немецкое командование, ожидая десантной операции союзников, сохраняло уверенность в том, что нацелена она будет на Па-де-Кале, поскольку горловина пролива Ла-Манш в этом месте наиболее узка. А поэтому именно в этом районе немцы развернули в прибрежной полосе интенсивные работы по строительству укреплений. Роммель чаще всего инспектировал именно Па-де-Кале, ревностно следя за тем, чтобы полоса укреплений росла и усовершенствовалась.
И здесь нельзя не заметить, что и по сей день трудно переоценить усилия англо-американских союзников по дезинформации противника. Ими была разработана специальная вспомогательная операция «Фортитюд»– для введения в заблуждение противника о намерениях верховного главного командования экспедиционных сил относительно предполагаемого места наступления. Через сеть «двойных агентов» в тылу врага, ложную радиосвязь, а также такие открытые источники информации, как, например, пресса, немцы получили множество порой крайне противоречивых сведений относительно предполагаемых районов высадки англо-американских соединений. Назывались и побережье Бискайского залива, и район Марселя, и Балканский полуостров. Например, 4-я британская армия в Шотландии, которая якобы готовилась к «нападению» в Норвегии, существовала лишь… на радиоволнах английских передатчиков.
Результат операции «Фортитюд», несмотря на многоопытность немцев в деле организации собственных кампаний по дезинформации противника, оказался просто ошеломляющим. К началу лета 1944 года, то есть непосредственно накануне дня «Д», германское командование не только перебросило в Норвегию 13 дивизий в дополнение к уже имевшимся там военно-морским и военно-воздушным силам. Гитлер, введенный в заблуждение союзниками, отменил уже отданный им же по просьбе Роммеля приказ о передислокации 5 пехотных дивизий из этой страны на побережье северной Франции.
При подготовке Нормандской десантной операции на вооружение был также взят и фактор внезапности. Благодаря умело организованным мероприятиям оперативной маскировки противника удалось ввести в заблуждение относительно не только района высадки морского десанта, но и времени начала Нормандской операции. Достаточно сказать, что Роммель, в общем-то, неплохо знавший повадки своих «старых знакомых» Эйзенхауэра и Монтгомери, в день «Д» находился не во французском местечке Ла-Рош-Гюйон, где размещалась его штаб-квартира, а в Германии, на пути в Берхтесгаден. Он следовал в ставку фюрера, чтобы лично доложить ему о ситуации на Западном фронте. Сам же Гитлер получил информацию о вторжении англо-американских войск в Нормандию спустя несколько часов после его начала, во время традиционного послеобеденного доклада Йодля.
Для осуществления столь крупной десантной операции, как Нормандская, необходимо было перебросить в район сосредоточения, то есть сначала на Британские острова, а затем и на французское побережье, огромное количество личного состава, боевой техники, боеприпасов, снаряжения, продуктов питания и тому подобного. На этапе наращивания сил транспортировка личного состава и военных грузов из США и Канады в Англию производилась главным образом морским путем, через Атлантику. Для этой цели использовался десантно-танковый корабль (ДТК), сравнимый с легким крейсером длиной 100 м и водоизмещением 4 тыс. т.
Куда более трудной задачей представлялись форсирование Ла-Манша и высадка личного состава с боевой техникой и вооружением на французский берег, который почти на всем протяжении был буквально начинен минными полями, за которыми находились огневые точки противника и его фортификационные сооружения с мощными орудиями. Поэтому основная задача союзного командования заключалась в том, чтобы обеспечить войска такими плавучими средствами, которые были бы способны подойти прямо к берегу, дабы непосредственно с них осуществить высадку пехоты, танков и бронемашин.
К этому времени помимо ДТК в США было налажено и производство десантно-танковых судов (ДТС), имевших в длину 33 м, тонкое днище и вмещавших в себя от 4 до 8 танков. Такие суда могли пересекать большие водные пространства. Однако и ДТК, и ДТС – с их тихоходностью и громоздкостью – являлись для противника слишком легкой мишенью. Для выполнения задачи высадки в Нормандии первых эшелонов союзников – для прорыва обороны противника и закрепления на занятых рубежах, нужны были катера с мелкой посадкой, а также с защищенными винтами. Носовой частью они должны были лечь на береговую полосу, быстро освободиться от груза (личного состава или боевой техники) и, развернувшись, быстро уйти в открытое море. И такого рода плавучие средства были созданы. Лучшими из них оказались десантно-пехотное судно (ДПС) и десантное судно средств передвижения и личного состава (ДССПЛС). ДПС имело корпус длиной 48 м. На нем можно было разместить роту численностью до 200 человек с полным вооружением.
Однако наибольшую популярность в годы второй мировой войны в экспедиционных силах союзников имело изобретение новоорлеанского инженера Э.Д. Хиггинса – настоящего гения-самоучки в области конструирования маломерных судов.
Еще в 1930-х он строил специальные плавсредства для нефтяников. Эти деревянные, мелкосидящие боты под названием «Эврика» были способны в условиях болотистой местности выбрасываться на берег и самостоятельно сходить с него. Хиггинсу и принадлежит приоритет в изобретении ДССПЛС. Носовая часть его «Эврики» стала квадратной, одновременно служа рампой, то есть приспособлением для выгрузки или погрузки войск и техники на берег или с берега. На борту ДССПЛС (или «бота Хиггинса») одновременно мог разместиться взвод из 36 человек или джип и отделение в 12 человек. Его рампа была изготовлена из металла, а борта и квадратная корма – из фанеры. Скажем прямо, находившимся на его борту во время транс– портировки приходилось туго: даже при слабом волнении бот раскачивало и вода захлестывала борта. Однако это утлое суденышко с успехом справлялось с главной задачей – оно доставляло на французский берег взвод вооруженных, заранее натренированных солдат, которые за считанные секунды выскакивали на сушу. Кроме того, ДССПЛС самостоятельно сходил с берега и мог возвратиться к базовому кораблю за новой группой солдат.
Изобретение Э.Д. Хиггинса, сумевшего создать собственное производство, где работало около 30 тыс. человек, оказалось для командования союзных войск едва ли не спасительным. Спустя 20 лет Эйзенхауэр так отозвался о Хиггинсе: «Этот человек обеспечил нам победу в войне»…
Вечером 5 июня, накануне дня «Д», верховный главнокомандующий союзными экспедиционными силами генерал Д. Эйзенхауэр посетил 101-ю американскую воздушно-десантную дивизию, личный состав которой готовился к погрузке на 2-моторные самолеты «С-47» («Дакота»). На борт «Дакот», машин, отличавшихся надежностью и прочностью, попадали элитные войска. Большинство парашютистов 101-й ВДД были добровольцами, прошедшими специальное обучение, отличавшимися физической силой и мастерски владевшими оружием. Им предстояло участвовать в Нормандской десантной операции.
Когда Эйзенхауэр уже покидал взлетно-посадочную полосу, по которой должны были подняться в воздух «С-47» элитной дивизии, его взгляд задержался на солдате небольшого роста, буквально навьюченном разного рода снаряжением. Десантник лихо отдал честь верховному главнокомандующему и, повернувшись лицом на восток, воскликнул: «Берегись Гитлер! Мы идем!»…
К началу Нормандской десантной операции, а именно к 6 июня 1944 года, в 21-ю армейскую группу под командованием генерала Монтгомери
входили: 1-я американская, 2-я английская, 1-я канадская армии, различные соединения и части, 12 отдельных бригад, а также 10 отрядов войск специального назначения (английских «командос» и американских «рейнджерс»). На них возлагалась основная задача по форсированию Ла-Манша, высадке в Нормандии и созданию плацдарма на французском берегу. Всего численность армии вторжения достигала 1 600 тыс. человек при 6 тыс. танков и САУ, 15 тыс. орудий и минометов. Было подготовлено 11 тыс. боевых и 2,3 тыс. транспортных судов, 2,6 тыс. планеров, свыше 1 200 кораблей и катеров, более 4 100 десантных судов и высадочных средств, 700 вспомогательных и 860 торговых судов.
На территории Франции союзникам противостояло 58 немецких дивизий, а непосредственно для противодействия силам вторжения выделялось 49 дивизий численностью свыше 1,5 млн.человек, 2 тыс. танков и штурмовых орудий, 6,7 тыс. орудий и минометов и всего 160 боевых самолетов.
Побережье северной Франции обороняла группа армий «Б» генерал-фельдмаршала Э. Роммеля (7-я и 15-я армии, отдельный корпус, всего 38 дивизий). Основные силы этой группировки были сосредоточены на побережье пролива Па-де-Кале, где, как казалось Гитлеру и его генералам, с наибольшей вероятностью следовало ожидать высадки союзного десанта. На обширном же участке морского залива Сены, который англо-американское командование реально наметило для вторжения на континент, к обороне готовилось всего… 3 дивизии. В портах Бискайского залива, в проливах Па-де-Кале и Ла-Манш находилось около 130 боевых кораблей, около 300 тральщиков, 34 торпедных катера и 42 артиллерийские баржи. Для отражения англо-американского десанта предназначалось также 49 немецких подводных лодок, которые базировались в портах на побережье Бискайского залива.
В ночь на 6 июня союзники под прикрытием массированных ударов своих военно-воздушных сил, которые буквально господствовали в воздухе, высадили севернее Карантана 2 американские, а северо-восточнее Кана – 1 английскую воздушно-десантные дивизии. Переход транспортных судов через Ла-Манш происходил в штормовую погоду и оказался для немцев совершенно неожиданным. Соединения немецкой танковой группы «Запад» дислоцировались вдали от побережья и в условиях непрерывных массированных атак англо-американских ВВС по коммуникациям не приняли участия в отражении нападения с моря.
В целом союзники умело использовали все преимущества внезапного вторжения на континент. По данным, приведенным американским историком С.Е. Амброзом, в течение первого дня Нормандской десантной операции через Ла-Манш удалось перебросить 175 тыс. человек в полном боевом снаряжении, а также 50 тыс. единиц техники, начиная от мотоциклов и заканчивая бронированными бульдозерами. Эта беспрецедентная высадка была осуществлена с привлечением свыше 5 300 кораблей, разного рода транспортных средств и 11 тыс. самолетов.
Месяц спустя, 5 июля, в Нормандии уже находилось около 1 млн. человек союзных войск. К 25 июля – времени завершения Нормандской десантной операции – союзники смогли создать стратегический плацдарм, выйдя на рубеж южнее Кана, Комона, Сен-Ло. Эта операция явилась самой крупной морской десантной операцией второй мировой войны. Несмотря на то что в целом она завершилась успешно, союзники не избежали людских потерь. Количество жертв составило 122 тыс. человек, из них – 73 тыс. американцев и 49 тыс. англичан и канадцев. Германские войска потеряли 113 тыс. человек.
Нормандская десантная операция положила начало широкомасштабному наступлению союзников в Западной Европе. Одновременно с ней Красная Армия согласно достигнутой в Тегеране Сталиным, Рузвельтом и Черчиллем договоренности активизировала боевые действия на Восточном фронте. В конце июня 1944 года началась грандиозная операция по освобождению Белоруссии («Багратион»).
И несмотря на то что открытие второго фронта в Европе союзными державами было очевидно и вполне осознанно затянуто, операция эта явилась достаточно весомым вкладом в общее дело борьбы против нацистской Германии.
Самая крупная в ходе второй мировой войны Нормандская десантная операция явилась также необычайно грандиозным мероприятием и в инженерно-техническом, и в организационно-хозяйственном отношениях. Благо, 2-летняя подготовка позволила продумать и спланировать ее на самом высоком уровне. Даже сегодня трудно себе представить, сколько сил и воли нужно было приложить командованию союзных соединений, чтобы грамотно и бесперебойно координировать развертывание всех запланированных действий, особенно с учетом того количества живой силы и техники, которые требовали не только военного обеспечения.
К началу Нормандской десантной операции союзные силы на Британских островах насчитывали почти 2 млн. человек, снабженных около 500 тыс. единиц техники. Им были приданы различные службы, насчитывавшие 54 тыс. человек, включая 4,5 тысячи поваров.
В ночь на 6 июня 1944 года одновременно с переходом морского десанта союзная авиация начала наносить удары по батареям, отдельным узлам сопротивления, штабам и скоплениям войск и тылам противника. Только на 10 основных немецких батарей 1 136 английских бомбардировщиков сбросили 5 267 т бомб. С рассветом 1 083 американских бомбардировщика в течение получаса обрушили на объекты береговой обороны в заливе Сены 1 763 т бомб.
Накануне высадки началась выброска воздушно-десантных войск. В ней участвовало 1 662 самолета и 512 планеров американской авиации, 733 самолета и 335 планеров английских ВВС.
В течение 6—7 часов с начала высадки на берег сошло свыше 133 тыс. человек. Только в восточной (английской) зоне в первый день Нормандской десантной операции было выгружено 6 тыс. боевых средств – 900 танков и бронемашин, 600 орудий, а также 4,3 тыс. т снарядов и боеприпасов.
К 17 июня союзники высадили на французском побережье 19 дивизий (в том числе 3 бронетанковые) численностью 500 тыс. человек. 5 июля, почти месяц спустя после начала десантной операции, в Нормандии уже находилось около 1 млн. человек союзных войск. Для них было доставлено около 150 тыс. транспортных машин и свыше 570 тыс. т грузов.
Владимир Невежин, доктор исторических наук
Проблемы, связанные с подготовкой и проведением крупнейшей десантной операции, потребовали множества новых технических решений. Вот лишь несколько примеров.
Для ослепления германских РЛС и создания впечатления о массированных налетах в районе Па-де-Кале авиация союзников в больших количествах сбрасывала ленты фольги. Выделенные самолеты ставили активные радиопомехи. 18 кораблей несли аэростаты заграждения, игравшие в данном случае роль ложных целей – на индикаторах РЛС они давали сигналы, аналогичные сигналам крупных транспортных кораблей.
Поскольку согласно расчетам огня обычной корабельной артиллерии для поддержки высадки десанта не хватало, в ход шли реактивные системы залпового огня.
Ракетный корабль поддержки LCT (R) водоизмещением 560 т нес 1 080 легких или 936 тяжелых реактивных снарядов. Участники событий утверждали, что при всем – более моральном, чем боевом, – действии этих кораблей залп одного из них с ближней дальности «заменял» залпы 80 легких крейсеров и 200 эсминцев.
Серьезную ставку делали на плавающие танки типа DD (Duplex Drive – «двойного управления»), призванные стать главным средством огневой поддержки для очищающей побережье пехоты. Система, работы над которой были начаты еще в 1941 году, включала в себя навесные гребные винты, приводимые в движение вращением двигателя, плавучесть машине обеспечивал складной брезентовый экран, крепившийся по периметру корпуса, который разворачивался накачкой воздуха в резиновые трубки и фиксировался распорками, обеспечивая достаточное водоизмещение и придавая машине внешнее подобие понтона. Сам корпус машины оказывался при этом ниже поверхности воды. После выхода на сушу гребные винты поворачивались вверх, чтобы не цеплять грунт. К маю 1944 года танки «шерман» DD имели и британские, и американские танковые части. В день «Д» их спустили на воду на участках «Суорд», «Юта», «Омаха». На участке «Омаха» 32 танка спустили с самоходных десантных барж слишком далеко от берега, и до уреза воды добрались только 5. Брезентовые кожухи срывались волнами, их пробивало пулями, качка опрокидывала танки. А вот на британском участке «Суорд» из 40 «шерманов» DD на берег вышли 34. «Вряд ли штурмовые войска могли просто закрепиться на берегу без помощи этого оружия», – писал о плавающих танках Эйзенхауэр.
Танки, не «умевшие» плавать и высаживавшиеся с катеров непосредственно у уреза воды, были оборудованы для движения по глубоким бродам – их герметизировали, снабжали перископами, а на воздухозаборники крепили высокие короба, предотвращавшие залив двигателя водой. Такие танки часто оказывали помощь еще не высадившимся пехотинцам – те, у кого уже не хватало сил выйти на берег, забирались на них прямо в воде.
Большую работу во время высадки проделали не только боевые, но и инженерные бронемашины. Так, инженерный танк «черчилль» AVRE британского Королевского Инженерного Корпуса вместо пушки нес надкалиберный 29-см миномет «Петард» для метания тяжелых фугасных снарядов по укреплениям и заграждениям. Кроме того, на AVRE крепили устройство «Бобин», сматывающее с особого барабана широкий брезентовый дорожный мат – для усиления вязкого прибрежного грунта, а также для укрытия малозаметных препятствий, мешающих проходить боевым танкам, колесным машинам и пехоте.
Среди инженерных устройств, нашедших себе применение в день «Д», была и оригинальная самоходная «переправа»: колейный мост с двумя аппарелями крепился прямо на корпусе «черчилля», так что другие танки и автомобили могли проходить рвы или подниматься на стенки и дамбы буквально по «голове» танка-моста.
Эффективным средством проделывания проходов в минных полях на пляжах оказались цепные минные тралы типа «Крэб»: на вращающемся барабане крепились цепи с грузиками, которые с большим усилием били по грунту, подрывая мины по всей ширине устройства. Такие тральщики на основе танков «шерман» и «черчилль» прозвали еще «молотилками», поскольку они несли еще и ножи – для проделывания проходов в проволочных заграждениях.
Уничтожением препятствий (решеток, ежей, барьеров) и проделыванием проходов в минных полях занимались также группы специально обученных подрывников, экипированные водонепроницаемыми костюмами, подрывными зарядами Хагенсена (весом около 20 кг), катушками с детонирующим шнуром и водонепроницаемыми капсюлями-детонаторами. Несмотря на постоянные разрывы шнура и большие потери среди подрывников, они достаточно эффективно обеспечивали войскам проходы.
Были в арсенале союзников и танки – носители подрывных зарядов для разрушения заграждений и препятствий. Сносили заграждения и бронированными бульдозерами. Правда, и они не везде действовали удачно: на участке «Омаха» из 16 бульдозеров на пляж вышли 6, три из них скоро подбили. Остатки германских береговых заграждений пригодились потом: из них делали навесные ножи-гребенки, с помощью которых танки союзников пробивались через сплошные живые изгороди Нормандии.
Для приема войск и грузов было сооружено 5 искусственных причалов «Гузберри» и две искусственные гавани «Малбери». Причалы представляли собой затопленные вплотную суда (для 5 причалов их потребовалось 60), которые создавали полосу спокойной воды, позволяя разгружать небольшие корабли и десантные суда. Гавани же были настоящими портами, секции которых (железобетонные кессоны) изготовлялись в Британии и буксировались через пролив.
Что-то из планируемых разработок просто не успело к сроку. К примеру, британский «средний корабль огневой поддержки десанта» LCG(M) с двумя 88-миллиметровыми, двумя 76-миллиметровыми армейскими пушками и двумя 20-мм зенитными автоматами. Подойдя к берегу, такой корабль должен был, затопив часть отсеков, лечь на грунт и превратиться в защищенную стационарную батарею. Не успели к сроку подготовить и подводный трубопровод по дну Ла-Манша, прозванный «ПЛУТО», так что снабжать обильно высаженную технику горючим приходилось поначалу судами.
Семен Федосеев
Иван IV Грозный – один из самых знаменитых русских царей. Яркий, запоминающийся его образ так прочно вошел в нашу историческую память, что неспециалисту сложно уже разобраться, где в нем кончается правда и начинаются политическая пропаганда, фантазии писателей, художников и режиссеров разных эпох. Да и была ли эта правда? Ведь царь так любил облекать важнейшие политические решения в форму фарса, карнавала, игры, что, судя по всему, и сам довольно быстро утратил понятие о границе между представлением и жизнью… Только вот игры его часто были не просто мрачны, но и смертельно опасны для окружающих, да и на судьбе страны отражались роковым образом.
Для пытающихся найти в нашем прошлом «исторические развилки», точки, где возможно было иное развитие событий, а значит, и иное будущее, царствование Ивана Васильевича предоставляет практически неисчерпаемый материал для размышлений и догадок. Ведь, по общему мнению ученых, перед Россией в то время стояло множество важнейших исторических задач, «вызовов» (если использовать уже известную читателям по прошлой статье терминологию английского историка Арнольда Тойнби). Реагировать на эти «вызовы» можно было по-разному. В решениях же Ивана Грозного закономерное и парадоксальное переплетались так тесно, что, анализируя то и другое, поневоле задаешься вопросом: а как бы в этой ситуации поступил другой, более предсказуемый, «нормальный» политик? И все же попытаемся выделить самые важные из «развилок».
В XVI веке этот вечный для России вопрос означал не совсем то, что во времена Александра Ярославича Невского. Позади были тяжелейшая, кровавая борьба Москвы за объединение русских земель и освобождение от власти монголотатар. Московские великие князья уже именовали себя «государями всея Руси», а в дипломатической переписке – «царями», подчеркивая тем самым свое равенство с крупнейшими европейскими монархами, в том числе и с императорами Священной Римской империи. На Руси постепенно утверждалось и представление о Москве как Третьем Риме – преемнике исчезнувшей Византийской империи, мировом оплоте православия. Так что Московия не просто превратилась в полноправного участника системы международных отношений. В глазах многих идеологов зарождавшегося русского мессианизма ее роль была куда масштабнее: распространять и утверждать во всем мире православную веру. В результате любая война с соседями воспринималась сразу в двух тесно переплетающихся измерениях – как «обычный» вооруженный конфликт, каких было много в жизни любого средневекового государства, и как своеобразный «крестовый поход».
Так что вопроса о «геополитической ориентации» или «цивилизационном выборе», как любят выражаться современные политики, перед русскими политиками XVI века просто не стояло. Был другой вопрос – как лучше распорядиться совсем не безграничными ресурсами в изнурительной борьбе с многочисленными противниками, и от его решения в судьбе страны зависело очень многое.
У Московского государства было несколько внешнеполитических задач, к середине XVI века уже ставших традиционными. Наследием эпохи монголотатарского ига явились сложные отношения с преемниками Золотой Орды – Казанским и Крымским ханствами, а также образованиями поменьше – Астраханским ханством и Ногайской ордой. При этом Крым все стремительнее подпадал под влияние могущественной Османской империи, безудержному росту которой с трудом противодействовали европейские державы. Постоянные набеги кочевников просто изнуряли Русь (в «полон» угонялись десятки тысяч людей, сжигались сотни сел и городов), не давали пользоваться пустовавшими плодородными землями Поволжья и черноземного пояса. Кроме того, набеги не позволяли сосредоточить силы на западных рубежах – приходилось постоянно иметь в виду угрозу нападения с тыла.
Не менее напряженной была вековая тяжба с Польско-Литовским государством – из-за западных русских земель, еще в XIII—XIV веках оказавшихся в его составе. Литва не только не собиралась поступиться этими территориями (а ведь без них титул «государя всея Руси» звучал как-то не очень обоснованно) – она претендовала на Смоленск, Псков и даже Новгород. Именно в Литву «отъезжали» представители русской знати, недовольные московским великим князем. В XVI веке такой отъезд уже квалифицировался как государственная измена. Наконец, почти всю Прибалтику занимали земли Ливонского ордена, который хоть и ослабел, потеряв былой крестоносный задор, но продолжал держать под контролем балтийскую торговлю. Орден не просто наживался на русских купцах (впрочем, так же, как на польских и литовских), он не пускал на Русь европейских ремесленников и даже наложил эмбарго на ввоз в нее оружия и цветных металлов.
Медленное, но верное расширение Московского государства вступило в решающую фазу в 1550-х годах, как раз в то время, когда повзрослевший царь Иван (он родился в 1530 году) все сильнее чувствовал, что может и хочет править сам. К этому времени государство походило на большое, но не очень ладное здание. К первоначальному маленькому сооружению пристраивали другие, причем делали их мастера со своими собственными привычками и вкусами (местная аристократия). Вынужденные считаться с указаниями главного архитектора, они в глубине души считали (и порой не без оснований), что не хуже его разбираются в строительном деле. У этих мастеров были свои сплоченные и преданные им бригады строителей (зависимые служилые люди). Конечно, когда что-нибудь загоралось, тушить старались всем миром. Зато у каждого было свое мнение о распределении ресурсов, руководстве работами, а некоторые даже считали, что вправе, отделив свою часть дома, перенести ее на другое место, коль скоро на прежнем их интересы игнорировались.