Эскадра, стоявшая в Носи-бе, вышла из порта 3 марта 1905 года, и через 28 дней перехода по Индийскому океану Рожественский привел ее в бухту Камранг. 26 апреля у берегов Индокитая к ней присоединился отряд контр-адмирала Н.И. Небогатова, вышедший с Балтики 3 февраля.
Теперь уже можно было в любой момент ожидать встречи с противником. Из Китайского моря во Владивосток вели три пути: через пролив Лаперуза вокруг Японии, через Сангарский пролив между японскими островами и, наконец, самый короткий, но и самый опасный – через Корейский пролив, отделяющий Японию от Кореи. Рожественский выбрал последний.
С вечера 12 мая и весь следующий день станции беспроволочного телеграфа на русских кораблях принимали сигналы радиопереговоров японских крейсеров-разведчиков. Эскадра шла небольшим ходом, а значительная часть дня 13-го была посвящена эволюциям. На эскадре думали, что адмирал намеренно задерживает ее из опасения вступить в бой в несчастливое число, так как в 1905 году 13 мая приходилось на пятницу. «В ночь с 13 на 14 мая вряд ли кто спал, – вспоминал позднее флаг-капитан штаба капитан 1-го ранга Клапье-де-Колонг. – Слишком очевидной была встреча с неприятелем в полном его составе».
14 мая один из японских разведчиков обнаружил яркие огни госпитальных судов Тихоокеанской эскадры, и адмирал Того на борту «Микасы» вышел навстречу долгожданному противнику. Японские крейсера, наблюдавшие за русским кораблями, были также замечены с кораблей эскадры Рожественского. После этого адмирал Рожественский перестроил эскадру в две кильватерные колонны. Когда в 13 ч 15 мин появились броненосцы и броненосные крейсера японского флота, намерившиеся пересечь курс русской эскадры, Рожественский предпринял попытку перестроить корабли в одну кильватерную колонну. Этими действиями адмирал задержал открытие огня, который был начат в 13 ч 49 мин с дистанции свыше 7 км. Японские корабли открыли огонь через 3 мин, обрушив его на головные корабли русских. Поскольку японские корабли имели превосходство в скорости – 18—20 узлов против 15—18 у русских, – японский флот держался впереди русской колонны, выбирая удобные позиции для обстрела головных кораблей. Когда же после 14 ч дистанция между кораблями противников уменьшилась до 5,2 км, Рожественский приказал отвернуть вправо, придерживаясь тем самым курса, параллельного с японским. Стоит отметить, что бронирование русских кораблей было слабее – 40% площади против 61% у японцев, что японская артиллерия имела большую скорострельность – 360 выстрелов в мин против 134 у русской. И, наконец, что японские снаряды по фугасному действию в 10—15 раз превосходили русские. В 14 ч 25 мин флагманский броненосец «Князь Суворов» вышел из строя, а Рожественский был ранен. Судьба второго флагмана «Ослябя» была также решена в первые полчаса боя: после мощного обстрела на корабле начался пожар, и он также вышел из строя. Русские корабли тем временем, дважды меняя курс, продолжали идти в колонне без руководства. Увеличить дистанцию между собой и противником эскадре не удавалось. После 18 ч командование русской эскадрой было передано контр-адмиралу Н.И. Небогатову. В ходе боя японские корабли потопили 4 русских броненосца и нанесли повреждения практически всем остальным кораблям. Среди японских ни один не был потоплен. Ночью японские миноносцы предприняли множество атак и потопили еще 1 броненосец и 1 броненосный крейсер. С темнотой русские корабли потеряли связь между собой.
К утру 15 (28) мая русская эскадра как боевая сила перестала существовать. Эсминец «Бедовый» с раненым Рожественским был вынужден сдаться японцам.
Трагедия, невиданная в русской морской истории, унесла жизни более чем пяти тысяч человек. Впервые за все время своего существования Андреевский флаг был спущен перед неприятелем. Из сорока судов, составлявших эскадру Рожественского, к цели плавания – во Владивосток – пробились только крейсер «Алмаз» и два эсминца. 19 судов были утоплены, пять сдались в плен. Японцы потеряли при Цусиме три миноносца и 699 человек убитыми и ранеными.
«Большинство причин, вызвавших поражение, – констатировал участник сражения, – было давно, еще задолго до боя, известно всем и каждому, с остальными же нашими русскими „авось да небось“ мы познакомились настоящим образом лишь в Цусимском проливе».
15 мая в Петербурге распространился слух, что русская эскадра разбила японский флот. «Увы, скоро стало известно, что, напротив, наша эскадра потерпела поражение 14 мая, в самый день коронации Государя, – вспоминал генерал от инфантерии Н.А. Епанчин. – Невольно мелькнула мысль: неужели бой преднамеренно был начат именно в день коронации? Я хорошо знал Зиновия Петровича и хочу надеяться, что это не так». Император Николай получил первые противоречивые сведения о Цусимском сражении 16 мая, в понедельник. Гнетущие неизвестностью новости император обсуждал за завтраком с великими князьями генерал-адмиралом Алексеем Александровичем и бывшим в тот день дежурным флигель-адъютантом Кириллом Владимировичем, чудом спасшимся при катастрофе «Петропавловска».
С.Ю. Витте, которого печальные обстоятельства войны снова выдвигали на передний край политики, тяжело пережил цусимский разгром. Несколько дней спустя после сражения он телеграфировал А.Н. Куропаткину: «Молчал под гнетом мрака и несчастий. Сердце мое с вами. Помоги вам Бог!» Но после мукденской катастрофы в командном составе русской армии произошли перестановки. Куропаткин «бил челом, прося оставить его в армии на любой должности». Он получил 1-ю армию, из которой ему на смену пришел Н.П. Линевич – престарелый генерал, вершиной полководческого искусства которого был разгон нестройных толп китайцев во время подавления «Боксерского восстания».
Всю весну русские армии в Маньчжурии постоянно усиливались, и к лету 1905 года превосходство в силах сделалось ощутимым. Против 20 японских Россия имела уже 38 дивизий, сосредоточенных на Сыпингайских позициях. В действующей армии было уже около 450 тысяч бойцов, из которых 40 тысяч были добровольцами. Наладили беспроволочный телеграф, полевые железные дороги, с завершением строительства Кругобайкальской железной дороги с Россией связывались теперь не пятью парами поездов в сутки, из которых собственно воинских было три, а двадцатью. В то же время качество японских войск заметно понизилось. Офицерский состав, с которым японская императорская армия вступила в войну с Россией, был в основном истреблен, пополнение прибывало необученным. Японцы стали охотно сдаваться в плен, что прежде случалось крайне редко. В плен уже попадали мобилизованные старики и подростки. Полгода после Мукдена японцы не отваживались на новое наступление. Их армия была обессилена войной, и ее резервы подходили к концу. Многие находили, что Куропаткин стратегически все-таки переиграл Ойяму, однако это немудрено было сделать, имея за спиной огромную, почти не тронутую регулярную армию. Ведь в сражениях под Ляояном, на Шахэ и под Мукденом против всех сухопутных сил Японии сражалась лишь малая часть русской армии. «Будущий историк, – писал сам Куропаткин, – подводя итоги Русскояпонской войне, спокойно решит, что наша сухопутная армия в этой войне, хотя несла неудачи в первую кампанию, но, все возрастая в числе и опыте, наконец достигла такой силы, что победа могла быть ей обеспечена, и что поэтому мир был заключен в то время, когда наша сухопутная армия не была еще побеждена японцами ни материально, ни морально». Что же касается статистических данных соотношения сил, то, например, в докладе того же А.Н. Куропаткина (в его бытность военным министром) говорится буквально следующее: в военное время Япония может развить свои вооруженные силы до 300 080 человек, около половины этих сил могут принять участие в десантных операциях. Но в наибольшей готовности в Японии содержится 126 000 штыков плюс 55 000 шашек и 494 орудия. Иными словами, 181 000 японских солдат и офицеров противостояли 1 135 000 русским. Но реально, как отмечалось выше, с японцами сражалась не регулярная армия, а запасники. В этом, по мнению Куропаткина, и был основной порок русской стратегии.
Быть может, и в самом деле Сыпингайское сражение должно было принести России победу, но ему так и не суждено было состояться. По словам писателя-историка А.А. Керсновского, победа при Сыпингае раскрыла бы всему миру глаза на мощь России и силу ее армии, а престиж России как великой державы поднялся бы высоко – и в июле 1914 года германский император не посмел бы послать ей заносчивый ультиматум. Перейди Линевич в наступление от Сыпингая – и, возможно, Россия не знала бы бедствий 1905 года, взрыва 1914-го и катастрофы 1917-го.
Мукден и Цусима сделали необратимыми революционные процессы в России. Радикально настроенные студентки и гимназисты слали микадо поздравительные телеграммы и целовали первых пленных японских офицеров, когда их привезли на Волгу. Начались аграрные волнения, в городах создавались Советы рабочих депутатов – предвестники Советов 1917 года. Американские наблюдатели считали, что продолжение Россией этой войны «может привести к потере всех русских восточноазиатских владений, не исключая даже и Владивостока». Голоса в пользу продолжения войны еще раздавались, Куропаткин и Линевич призывали правительство ни в коем случае не заключать мира, но Николай уже и сам сомневался в способностях своих стратегов. «Наши генералы заявили, – писал великий князь Александр Михайлович, – что, если бы у них было больше времени, они могли бы выиграть войну. Я же полагал, что им нужно было дать двадцать лет для того, чтобы они могли поразмыслить над своей преступной небрежностью. Ни один народ не выигрывал и не мог выиграть войны, борясь с неприятелем, находившимся на расстоянии семи тысяч верст, в то время как внутри страны революция вонзала нож в спину армии». С.Ю. Витте вторил ему, полагая, что нужно было заключить мир до Мукденского сражения, тогда условия мира были хуже, чем до падения ПортАртура. Или же – нужно было заключить мир, когда Рожественский появился с эскадрой в Китайском море. Тогда условия были бы почти такие, как и после Мукденского боя. И, наконец, следовало заключить мир до нового боя с армией Линевича: «…Конечно, условия будут очень тяжелые, но в одном я уверен, что после боя с Линевичем они будут еще тяжелее. После взятия Сахалина и Владивостока они будут еще тяжелее». За цусимский погром поплатились своими постами августейший дядя царя генерал-адмирал Алексей Александрович и морской министр адмирал Ф.К. Авелан, преданный монаршему забвению. Адмиралы Рожественский и Небогатов – сдавший японцам остатки разбитой эскадры – по возвращении из плена предстали перед военноморским судом.
В конце июня в Портсмуте открылись мирные переговоры, начатые по инициативе американского президента Теодора Рузвельта. Мир был необходим России, чтобы «предотвратить внутренние волнения», которые, по мнению президента, иначе бы обратились в катастрофу. Но и в обескровленной Японии существовала фанатичная «партия войны». Стараясь спровоцировать продолжение войны, ее представители устроили серию поджогов так называемых «приютов», где содержались русские пленные.
Предложению Рузвельта предшествовало обращение к нему японского правительства с просьбой о посредничестве. Казалось, японцы сами испугались своих побед. Есть свидетельство, что еще летом 1904 года посланник Японии в Лондоне Гаяши через посредников выразил пожелание встретиться с Витте, чтобы обменяться мнениями о возможности покончить распри и заключить почетный мир. Инициатива Гаяши получила одобрение Токио. Но отставной в то время министр С.Ю. Витте с сожалением убедился, что при дворе его известие о возможности заключения «мира неунизительного» было истолковано как «мнение глупца и чуть ли не изменника». При этом роль стрелочника досталась именно ему. В интервью корреспонденту «Дейли телеграф» Витте заявил, что, несмотря на полноту данных ему полномочий, роль его сводится к тому, чтобы узнать, на каких условиях правительство микадо согласится заключить мир. А перед этой встречей о перспективах войны Витте беседовал с управляющим Морским министерством адмиралом А.А. Бирилевым. Тот без обиняков сказал ему, что «вопрос с флотом покончен. Япония является хозяином вод Дальнего Востока».
23 июля на борту президентской яхты «Мэй флауэр» русская и японская мирные делегации были представлены друг другу, а на третий день Витте был частным образом принят Рузвельтом на президентской даче недалеко от Нью-Йорка. Витте развил перед Рузвельтом мысль, что Россия не считает себя побежденной, а потому не может принять никакие условия, диктуемые поверженному противнику, особенно контрибуцию. Он сказал, что великая Россия никогда не согласится на какие бы то ни было условия, задевающие честь по соображениям не только военного характера, но главным образом национального самосознания. Внутреннее же положение при всей его серьезности не таково, каким оно представляется за границей, и не может побудить Россию «отказаться от самой себя».
Ровно через месяц, 23 августа, в здании адмиралтейского дворца «Неви-Ярд» в Портсмуте (штат Нью-Гэмпшир) Витте и глава японского дипломатического ведомства барон Комура Дзютаро подписали мирный договор. Россия передавала Японии Квантунскую область с Порт-Артуром и Дальним, уступала южную часть Сахалина по 50-й параллели, лишалась части Китайско-Восточной железной дороги и признавала преобладание японских интересов в Корее и Южной Маньчжурии. Домогательства японцев контрибуции и возмещения издержек в 3 миллиарда рублей были отвергнуты, и Япония на них не настаивала, опасаясь возобновления военных действий в невыгодных для себя условиях. По этому поводу лондонская «Таймс» писала, что «нация, безнадежно битая в каждом сражении, одна армия которой капитулировала, другая обратилась в бегство, а флот погребен морем, диктовала свои условия победителю».
Именно после подписания договора Витте вдобавок к графскому титулу, пожалованному царем, у записных остряков приобрел к своей фамилии «почетную» приставку Полу-Сахалинский.
Еще во время осады Порт-Артура японцы говорили русским, что будь они в союзе, им бы подчинился весь мир. А на обратном пути из Портсмута Витте говорил своему личному секретарю И.Я. Коростовцу: «Я теперь начал сближение с Японией, нужно его продолжать и закрепить договором – торговым, а если удастся, то и политическим, только не за счет Китая. Конечно, прежде всего следует восстановить взаимное доверие».
В целом же выход к Тихому океану и прочное закрепление на его дальневосточных берегах были давней проблемой российской политики. Другое дело, что в начале ХХ века стремления России приобрели здесь во многом авантюристический характер. Идею выхода к Тихому океану не оставили «даже большевики, которые поначалу настойчиво и систематически стремились прервать все исторические связи с прошлой Россией», отмечал Б. Штейфон. Но они были не в силах изменить это тяготение к морям, и их борьба за Китайско-Восточную железную дорогу доказала это.
Не случайно все три памятника «захватнической» и «империалистической» войны (адмиралу С.О. Макарову в Кронштадте, миноносцу «Стерегущий» в Александровском парке Петербурга и броненосцу «Александр III» в саду у Никольского Морского собора) благополучно сохранились до наших дней, а в 1956 году советская власть увековечила в бронзе память командира легендарного крейсера «Варяг» (и флигель-адъютанта свиты императора Николая II) Всеволода Федоровича Руднева, украсив его бюстом центральную улицу Тулы.
Антон Уткин
О поводах к Русско-японской войне 1904—1905 годов, о ее оценках, результатах и последствиях рассказывает шеф-корреспондент Московского бюро японской газеты «Санкэй симбун» Найто Ясуо.
– С конца XIX века в Азии установилась гегемония США и европейских держав. Это была эпоха соперничества между государствами, основанная на жестоком принципе «победитель получает все». Отстававшая в развитии от ведущих мировых держав Япония, вступив на путь индустриализации в 1894 году, решила закрепиться на Корейском полуострове и для достижения этой цели начала войну с Китаем. Результатом военных действий явилось отторжение в пользу Японии Ляодунского полуострова. Однако Россия в альянсе с Германией и Францией, замышляя подчинить всю Азию себе, вмешалась и потребовала возвращения Ляодунского полуострова потерпевшему поражение Китаю. Ратуя за интересы проигравшей стороны, Россия фактически выстроила колонию на возвращенном Китаю полуострове. На тот момент Япония понимала, что реальных рычагов воздействия на Россию у нее не существует, поэтому именно в этот период национальным лозунгом японцев стало выражение «гасин-сётан», что означает «отказ от настоящего в пользу будущего». Этот лозунг сплотил японскую нацию.
В 1900 году Россия, используя «Боксерское восстание» в Китае как официальный предлог для защиты национальных интересов, направила в Маньчжурию свои сухопутные военные силы. После того как инцидент был исчерпан, Россия не изъявила желания выводить войска с китайской территории. В условиях российской экспансии на восток, развития Транссиба, строительства военных баз на севере Корейского полуострова, объявленного Японией зоной своих стратегических интересов, в японском обществе росло отчаяние от невозможности противопоставить что-либо России, которая на порядок превосходила Японию по экономической и военной мощи. Нужно было срочно что-то предпринимать, и Япония при поддержке Великобритании и США начала приготовления к войне с Россией. Для Японии важность этой войны трудно переоценить: она без преувеличения должна была определить существование японского государства.
Что же касается современных точек зрения на Русско-японскую войну, то она оценивается по-разному. Например, госпожа Хосака Мунэко – правнучка адмирала Того, которая весной 2004 года посетила Санкт-Петербург, говорила на встречах о том, что целью ее прадеда был мир и что война была для него лишь средством его достижения. Он не был русофобом и воевал лишь для защиты своей родины, ради справедливости. В свои 40 с небольшим лет г-жа Мунэко занимается кэндо (борьбой на мечах) с двумя сыновьями и часто повторяет им и себе любимую поговорку адмирала Того: «Главное в этой жизни – не расслабляться!»
Встреча с правнуком вице-адмирала Рожественского, главнокомандующего Балтийским флотом и главным противником адмирала Того, Зиновием Дмитриевичем Спечинским, стала для правнучки адмирала Того самым ярким впечатлением: «Я и подумать не могла о том, что встречусь с потомком адмирала, с которым сражался мой прадед! Я искренне верю в то, что наше противостояние осталось в прошлом, а в будущее мы будем смотреть только вместе».
Память об этой войне продолжает жить в сознании японцев: до сих пор жители тех мест, где размещались лагеря военнопленных, ухаживают за могилами русских солдат и офицеров. Хотелось бы вспомнить и о том, что, несмотря на разное количество солдат и офицеров, попавших в плен с обеих сторон (в русский – около 2 000 японских солдат и офицеров, в японский – около 80 000 человек), – отношение к пленным и в России, и в Японии было очень гуманным. По завершении военных действий всем была предоставлена возможность вернуться на родину.
Подобная гуманность не идет, конечно, ни в какое сравнение с тем, что произошло через 40 лет после Русско-японской войны, когда Сталин в нарушение Потсдамской конференции интернировал в Сибирь около 600 000 японских солдат и офицеров, угнав их на принудительные работы, где многие скончались от голода и холода.
В Японии ученые и студенты, люди разных профессий и возрастов с различных позиций и точек зрения продолжают обсуждать последствия Русско-японской войны. Превалируют мнения, что «нация сплотилась, мобилизовалась и поэтому смогла победить у более сильной страны», «первая победа азиатского государства над „белой“ страной явилась импульсом к борьбе с колонизаторами в других азиатских государствах», «из-за исхода этой войны в Америке появилась доктрина о „желтой угрозе“, и это впоследствии вызвало множество трений между Америкой и Японией».
Вице-президент Общества сохранения «Микасы», вице-адмирал в отставке г-н Оки Тамэо (дед которого участвовал в сражении под Порт-Артуром и получил ранение) оценивает войну так: «С точки зрения японской истории Русско-японская война была неизбежной. Это была борьба вновь индустриализованной капиталистической Японии с отстававшей от Европы Россией, борьба за гегемонию в Азии. Хотя, конечно, нельзя забывать о том, что ставки в этой войне были разные: для России это была захватническая война, в то время как для Японии на кону стояло само существование государства, сохранение суверенитета. Именно поэтому Япония, приложив все усилия, сумела выстоять и победить. Но эта победа дала основание милитаристским силам втянуть Японию во Вторую мировую войну. А война – это всегда трагедия. Не нужен хрустальный шар, чтобы увидеть будущее, – достаточно заглянуть в зеркало истории. Российско-японские отношения сейчас находятся в такой стадии, когда им необходимы обновление и устремленность в будущее».
Несмотря на то что среди людей старшего поколения в Японии по-прежнему царит отрицательное отношение к России, порожденное «советской агрессией» во Второй мировой войне, г-н Оки подчеркивает важность новых отношений, которые изменят будущее этих стран.
Перевод А. Чулахварова
Японские артиллерийские гранаты и бомбы с сильным взрывчатым веществом – «шимозы» стали едва ли не главной проблемой русской армии по «артиллерийскому ведомству». («Гранатами» тогда называли фугасные снаряды массой до 1 пуда, свыше – «бомбами».) Русская печать писала о «шимозе» чуть ли не с мистическим ужасом. Между тем агентурные сведения о ней имелись еще летом 1903 года, и тогда же стало ясно, что «шимоза» (точнее, «шимозе», по имени внедрившего его в Японии инженера Масашика Шимозе) – это хорошо известное взрывчатое вещество мелинит (он же пикриновая кислота, он же тринитрофенол).
В русской артиллерии снаряды с мелинитом были, но только не к новой скорострельной полевой артиллерии, игравшей главную роль. Под явным влиянием французской идеи «единства калибра и снаряда» отличные в целом русские скорострельные 3-дм (76-мм) пушки обр. 1900 и 1902 гг., в 1,5 раза превосходившие японские по дальнобойности и вдвое по скорострельности, имели в боекомплекте только шрапнельный снаряд. Убийственные против открытых живых целей шрапнельные пули оказывались бессильны перед даже легкими земляными укрытиями, глинобитными фанзами и заборами. Японские же 75-мм полевые и горные пушки обр. 1898 г. могли стрелять «шимозами», и те же укрытия, что защищали японских солдат от русской шрапнели, не могли укрыть русских от японской «шимозы». Не случайно японцы только 8,5% потерь понесли от артиллерийского огня, а русские – 14%. Весной 1905 года журнал «Разведчик» опубликовал письмо одного офицера: «Ради бога, напишите, что настоятельно необходимо сейчас же, не медля заказать 50—100 тысяч трехдюймовых гранат, снарядить их сильно взрывчатым составом вроде мелинита, снабдить ударными полевыми трубками, и вот мы будем иметь те же самые „шимозы“. Главнокомандующий Куропаткин трижды требовал поставки фугасных гранат. Сначала для 3-дм пушек, потом для имевшихся на театре старых 3,42-дм пушек обр. 1895 г. (к ним такие снаряды имелись), потом просил хотя бы заменить в части шрапнелей пули пороховыми зарядами – подобные импровизации пытались делать в войсковых лабораториях, но они приводили лишь к порче орудий. Усилиями Комиссии по применению взрывчатых веществ снаряды подготовили, но в войска они попали уже после окончания боевых действий. В начале войны русские полевые орудия „лихо выскакивали“ на открытые позиции поближе к противнику и тут же несли тяжелые потери от его огня. Между тем еще с 1900 года русская артиллерия практиковалась в стрельбе с закрытых позиций по ненаблюдаемой цели с использованием угломера. Впервые в боевой обстановке это применили артиллеристы 1-й и 9-й восточносибирских артбригад в сражении при Дашичао в июле 1904 года. А с августа (конца Ляоянской операции) кровавый опыт заставил сделать такую стрельбу правилом. Генерал-инспектор артиллерии великий князь Сергей Михайлович лично проверял готовность скорострельных батарей, посылаемых в Маньчжурию, к ведению стрельбы по угломеру. Соответственно, после войны встал вопрос о новой „оптике“ для артиллерии (Русско-японская война подтвердила большую пользу перископов и стереотруб) и средствах связи.
Помимо этого, настоятельно требовалось и легкое малозаметное орудие с крутой навесной траекторией и сильным фугасным действием снаряда. В августе 1904 года начальник артиллерийских мастерских капитан Л.Н. Гобято разработал надкалиберные «воздушные мины» для стрельбы из 75-мм пушки с урезанным стволом. Но в середине сентября мичман С.Н. Власьев предложил стрелять шестовыми минами из 47-мм морских пушек. Генерал-майор Кондратенко посоветовал ему обратиться к Гобято, и вместе они в крепостных мастерских создали орудие, названное «минометом» (в шутку же его тогда называли «пушкой-лягушкой»). Надкалиберная шестовая оперенная мина несла заряд в 6,5 кг влажного пироксилина и ударный взрыватель от морской торпеды, вставлялась в ствол с дула и выстреливалась специальным выстрелом со снарядом-пыжом. Для получения больших углов возвышения пушку установили на «китайский» колесный лафет. Дальность стрельбы составляла от 50 до 400 м.
В середине августа старший минный офицер крейсера «Баян» лейтенант Н.Л. Подгурский предложил использовать для стрельбы тяжелыми минами на дальность до 200 м орудие много тяжелее – гладкоствольные казнозарядные минные аппараты. Веретенообразная мина калибром 254 мм и длиной 2,25 м напоминала предельно упрощенную торпеду без двигателя, несла 31 кг пироксилина и ударный взрыватель. Дальность стрельбы регулировалась переменным метательным зарядом. Сконструированные наскоро орудия оказали немалую помощь в этой войне. После войны были созданы новые орудия и снаряды тяжелой полевой и осадной артиллерии. Но по причине «нехватки средств» такие орудия не попали в нужном количестве к началу новой, уже «большой» войны. Германия же, ориентируясь на опыт Русско-японской войны, обзавелась довольно многочисленной тяжелой артиллерией. А когда России в начале Первой мировой понадобилось усилить свою тяжелую артиллерию, теперь союзная Япония выразила готовность передать 150-мм пушки и 230-мм гаубицы, сняв их… с укреплений Порт-Артура. В 1904 году «вдруг» стали популярны пулеметы (считавшиеся артиллерийскими орудиями), но их не хватало. Нехватку компенсировали различными импровизациями вроде «пулемета Шеметилло» – участник обороны капитан Шеметилло уложил в ряд на деревянной раме, снабженной колесами, 5 «трехлинеек», с помощью двух рычагов стрелок мог перезарядить сразу все винтовки и выстрелить залпом. Резко возрос против ожидавшегося расход патронов, а командующий армиями Куропаткин потом говорил, что «мы еще мало стреляли».
Пермский период, около 290 миллионов лет назад. Настало время, когда исполинские части земной тверди в очередной раз столкнулись друг с другом, образовав бескрайний суперматерик Пангею, протянувшуюся от полюса до полюса. За миллионы лет континенты преодолевали огромные расстояния, то собираясь вместе, то удаляясь в разные уголки земного шара. Совсем незадолго до пермского периода они были объединены в два огромных материка: Лавразию и Гондвану, но теперь эти гиганты встретились. За несколько миллионов лет до этого знаменательного события полюса Земли затянулись ледяными шапками. Началось масштабное оледенение, климат планеты стал холодным и оставался таким вплоть до конца пермского периода. Только на границе двух эр – палеозоя и мезозоя (около 250 миллионов лет назад) – оледенение сократилось и на земном шаре вновь потеплело. Именно в середине этого периода и появились звероящеры, или терапсиды. Самые первые из них известны из отложений середины пермского периода (около 270 миллионов лет назад). Предками этих своеобразных рептилий считаются пеликозавры. Некоторых из них отличал огромный кожный «парус», расположенный на спине, который был необходим ящеру для регуляции температуры тела. Пеликозавры появились в каменноугольном периоде и еще жили бок о бок со звероящерами, но были вытеснены своими более совершенными потомками и вымерли в конце перми. Звероящеров же ожидало удивительное будущее…
Менявшиеся, еще начиная с каменноугольного периода, климатические условия Земли внесли свои коррективы в состав наземной фауны позвоночных животных. Если в каменноугольном периоде процветали амфибии-лабиринтодонты (более известные под именем стегоцефалов), то начавшееся похолодание, завершившееся оледенением, заставило их основательно потесниться с трона господствующих четвероногих. Для жизни этих амфибий нужен был более теплый и влажный климат, который бы обеспечил им благоприятные условия существования. Именно в каменноугольном периоде появились рептилии-пеликозавры, контролировавшие температуру своего тела посредством паруса-терморегулятора. Но и они не устояли, исчезнув в перми. Зато их более совершенные потомки – звероящеры распространились по всей планете. Их скелеты не найдены лишь в Австралии. Целый ряд приспособлений к новым условиям существования позволил звероящерам вытеснить и лабиринтодонтов, и своих прародителей – пеликозавров.
Большинство пресмыкающихся передвигаются на полусогнутых лапах, прижимаясь к земле. А звероящеры перешли к иному способу: их лапы были почти перпендикулярно направлены по отношению к плоскости туловища, то есть значительно выпрямились. Такое положение лап позволяло быстро передвигаться. Звероящеры стали активными хищниками, способными настигать и лабиринтодонтов, и различных собратьев по классу пресмыкающихся. Для этого необходимо было иметь высокий уровень обмена веществ. А его можно обеспечить при условии, что животное теплокровно! На ряде костей звероящеров обнаружены отпечатки множества кожных кровеносных сосудов, которыми была богата кожа этих рептилий. Из этого следует вывод, что, скорее всего, многих звероящеров покрывала шерсть – несомненный признак теплокровности. Остались на отпечатках кожи терапсид и многочисленные ямки, которые палеонтологи считают признаком наличия желез. Роговых чешуй, характерных для подавляющего большинства рептилий, у звероящеров не было. Кожа защищалась от высыхания многочисленными железами и была покрыта в той или иной степени шерстью. Что делает их очень похожими на млекопитающих!
Начавшееся похолодание заставило холоднокровных животных потесниться. Некоторые из них вымерли. Зона теплого климата на планете, конечно, осталась, но сохранилась в районе экваториального пояса. Объединение материков в единый суперконтинент сделало климат в центре Пангеи резко континентальным, то есть очень контрастным. Дни были теплыми, а ночи холодными, как в современных пустынях. Особенно это касалось второй половины пермского периода. Приобретя теплокровность и большую подвижность, звероящеры стали господствующими хищниками конца пермского периода. В отличие от холоднокровных животных охотиться они могли даже ночью. Среди них появились и плотоядные животные, и вегетарианцы.
Первые звероящеры были небольшими хищниками, которые охотились на мелкую добычу. Время шло, терапсиды занимали все новые и новые экологические ниши. Появлялись среди них и узкоспециализированные хищники, и рептилии-вегетарианцы, и всеядные животные. Из крупных хищников сегодня хорошо известна иностранцевия (длина тела – 2,5 м).
Ученые хорошо изучили этого хищника и считают, что он специализировался на определенной жертве – неповоротливых парейазаврах. Большую часть времени парейазавры проводили в воде, как современные бегемоты. Иностранцевия не просто подкрадывалась с берега и настигала парейазавров в воде, она неплохо плавала! У этого хищника, как и у большинства плотоядных зверообразных ящеров, была одна общая особенность. По обе стороны пасти торчали крупные загнутые клыки, сидевшие в верхних челюстях. Именно они первыми вонзались в тело жертвы.
А вот титанофонеус и сиодон любили нырять за рыбой. Зубы этих звероящеров были так устроены, что скользкая добыча не могла вырваться из пасти. У пробурнетии, несмотря на клыки, пищевые предпочтения были очень разнообразными. Это всеядное животное.
Не совсем ясен рацион другого небольшого звероящера – венюковии. Сначала казалось, что зубы принадлежат какому-то гигантскому грызуну, но они не могли перетирать твердую растительную пищу. Венюковия явно питалась негрубой пищей. Не исключено, что с помощью зубов, тяжелой нижней челюсти и мощных челюстных мышц венюковия раскалывала раковины моллюсков. Но, быть может, она предпочитала мягкие сочные стебли растенийсуккулентов.
Поражает и разнообразие размеров тела звероящеров. Некоторые из них не уступали по габаритам современным носорогам. Дейноцефалы-эстемменозухи выглядели, как очень крупные бегемоты длиной 4 м. Стоя в воде, они медленно срывали и отправляли в желудок прибрежные водоросли. Эта группа ящеров получила название «дейноцефалы», что переводится как «ужасноголовые», не случайно. На черепе эстемменозухов было несколько крупных костных выростов, направленных в разные стороны. Для чего они были необходимы, пока непонятно. Еще одна группа звероящеров тоже не уступала в размерах современным африканским обитателям. Это дицинодонты, или «двуклыковые». Помимо двух «клыков», выступающих из пасти, других зубов у этих животных не было. С их помощью дицинодонты разрывали почву в поисках корней, которые они перетирали ороговевшими краями челюстей. Некоторые дицинодонты были совсем небольшими животными, как, например, пермский дицинодонт, или триасовый листрозавр (длина их тела не превышала 1 м). Но уже в начале триасового периода появляются такие растительноядные гиганты, как каннемейерия, длина тела которой достигала 3 м.
Другие звероящеры, наоборот, были не больше зайца или крысы. Многие из них питались насекомыми. Эти животные внешне были уже совсем похожи на настоящих млекопитающих!
Звероящеры считаются прародителями всех млекопитающих. Однако, чтобы стать млекопитающим, одной теплокровности и шерсти еще мало. Новые преобразования, шаг за шагом удалявшие их от ящеров и приближавшие к зверям, были связаны с образом жизни. Прежде всего это добывание пищи. Став активными хищниками, которые могли легко догонять рептилий и охотиться ночью, звероящеры получили еще одно преимущество – вторичное нёбо. Дело в том, что у пресмыкающихся носовые отверстия ведут в ротовую полость, что создает неудобства при питании: или ешь, или дыши. Уже у древнейших терапсид появляется зачаточная костная перегородка, отделяющая носовые отверстия от ротовой полости. В процессе эволюции эта перегородка увеличивалась, пока у самых поздних звероящеров не разделила ротовую полость на две: собственно ротовую и носовую. Это повлияло на питание животных. Если раньше рептилии должны были откусить кусок пищи и быстрее глотать его, чтобы не задохнуться, то теперь пища могла оставаться во рту дольше. Можно было как следует разжевать ее, что увеличивало усвоение различных питательных веществ. Но у палеозойских рептилий зубы были приспособлены к отрезанию или откусыванию пищи и выполняли функцию лезвия. Для пережевывания требовались совсем другие зубы. Так началась дифференциация всей зубной системы.
Совершенствовался и челюстной аппарат. Нижняя челюсть стала работать более эффективно для перетирания пищи. Количество костей в ней уменьшилось. Кости, которые перестали входить в состав нижней челюсти, не просто исчезли. Они уменьшились в размерах и сформировали уже совсем другой орган – орган слуха. Эти кости преобразовались в молоточек, наковальню и стремечко – слуховые кости, характерные для всех млекопитающих. Однако произошло это не сразу. Орган слуха многих звероящеров был еще очень примитивен, но проходили миллионы лет, и он все больше приближался к звериному прообразу.
Образование носовой полости послужило толчком для развития обоняния. А вместе с развитием сенсорной системы в носовой полости появились дополнительные органы чувств, которые хорошо развиты у современных млекопитающих, – усы-вибриссы. Их существование у терапсид вполне убедительно доказывают некоторые палеонтологи. Усложнение органов чувств в свою очередь повлияло на развитие мозга, ведь для того, чтобы получать и анализировать информацию из внешнего мира уже на более высоком уровне, необходимо было развитие соответствующих зон и долей головного мозга.