Они обступили меня со всех сторон, окружив сивушным дыханием. В темноте я не мог определить кто есть кто, зато смог пощупать короткое древко и холодный, острый наконечник орудия покушения. Попади такая хреновина мне в спину и капут котенку…
- Какого хрена ты делаешь? - горячо и кисло дыхнул мне в лицо Бур. По дрожащему голосу стало понятно, что его потряхивает от ярости.
- Делаю что? - наморщив лоб, спросил я. - Сам в себя копья кидаю?
- Ты видел кого-нибудь?
- Затылком в темноте? Нет, не видел.
- От амбара бросали. Там кусты, не разберешь, - спокойно сказал Кульма. - Рука уверенная, копье насилу выдернул.
- Эй, как там тебя, Сковильд, выйдите с Брандом, гляньте у амбара. А мы с Завидом у конюшни пошарим, - быстро проговорил Бур. - Кульма, за Стяра головой отвечаете с Прастом. Сидите здесь и ждите. Приготовьте оружие.
Вчетвером, один за другим парни выскользнули из сарая, а я только сейчас осознал, что глупое озорство иногда бывает жизненно необходимо в нашем грустном бытии. Не считая удара по голове и попытки разговорить у пыточного столба, это второе посягательство на мою драгоценную тушку. В первый раз выручил пистолет, а в этот - член общества охраны и силового давления на рядовых приверженцев пожить в средневековой обстановке.
- Не забуду, Кульма, спасибо.
- Спаси чего? - не расслышал или не понял тот.
- Бо, - ответил я, на самом деле испытывая к боярскому дружиннику глубокое чувство благодарности. - Если б ты меня не толкнул, эта штука пришпилила бы меня к стенке как бабочку.
- Вовремя ты мне сапог обоссал, - мрачно отозвался Кульма и хмыкнул.
- Дольше не сгниет, - подбодрил я и полез к себе наверх, почти физически ощущая ледяное жало между лопаток.
До самого утра в сарай никто не входил. Кульма все это время прободрствовал сидя внизу с коротким копьем на коленях. Праст с топором примостился в углу сарая и в полглаза следил за воротами. Ничушка дрых как бурый мишка в январе и участия в событиях не принимал. Все вернулись с неумолчным петушиным ором, когда на моих часах значилось пять и солнышко нагло заглядывало в продухи под крышей.
- Никого, - устало ответил Бур на немой вопрос Праста. - Следы есть. В кустах, как ты и говорил, Кульма. Пробовали взять, на дороге потеряли.
- Кто это мог быть? - почесав под бородой, хмыкнул Праст. - Стяр, ты, случайно, не догадываешься?
- Ни разу, - ответил я, глядя в свод крыши и мечтая еще чуток вздремнуть. - Какая теперь разница?
- А может это твои дружки балуют?
- Откуда бы им знать, что я тут с вами в сене барахтаюсь? - буркнул я с высоты и задумался. Могли проследить? Могли. Легко. Мы не скрывались. Тот же Хриба обещал меня прикончить если еще раз встретит. Тут полно народу было на причале и в шалмане этом придорожном. Так что как версия звучит вполне себе состоятельно. Хрибу я хорошо запомнил и двух его спутников узнаю, когда увижу. Никого из них я вчера не заметил, но и особо в лица и не вглядывался.
- Почему ты решил, что копье летело в тебя, а не в Кульму?
- Если бы оно летело в меня, я бы уже был за кромкой, - Кульма проткнул трофейным копьем воздух над своей головой. - Говорю, бросок был дельный, так не каждый сумеет.
Бур пронаблюдал за Сковильдом и Брандом, которые молча сняли с себя пояса с оружием и завалились на примятые их телами места, всем своим видом показывая, что намерены немного вздремнуть.
- Отдыхаем, - тряхнул головой Бур и тоже стал избавляться от пояса. - Лунь скоро разбудит нас. Поедим и тронемся.
Вместо Луня нас разбудил какой-то жилистый, щетинистый дед с натруженными до красноты лапами и голым, испачканном торсом.
- Мне б сенца, - робко проговорил дедка, не ожидавший увидеть в безобидном сарае группу крепких, вооруженных мужиков, продравших глаза с его появлением.
- Пожевать? - грубо хохотнул Кульма.
- Коню дать...
- Бери и проваливай, - дозволил Бур, потягиваясь во весь рост в вертикальном положении.
Мужичок шустро сграбастал охапку сена и выскочил из сарая.
Восемь утра. Солнце за незакрытой дедом дверью уже вовсю свирепствует, обещая жаркий денек. Не выспались все, за исключением юного Сашкиного холопа. С помятыми, заспанными рожами наш отряд проследовал для утреннего омовения к большой бочке возле хозяйского хлева. Водица оказалась совсем не теплой, но свежести лично мне не придала никакой, только рубаху зря измочил.
После посещения уборной в виде глубокой ямы с переброшенной через нее доской, находящейся все за тем же хлевом, личный состав завалился к Луню. Вчерашний жирный банкет, когда мухи над столом лопались от сытости повторять не стали по причине отсутствия достаточной суммы грошей. Свои доллары я Луню даже предлагать не стал. Заход получился скромным, в объеме поделенном на десять от давешнего. Чутка пожевали разогретого на углях мясца, немного выпили душистой медовухи, чтобы прийти в себя и освежить голову.
- Ты подозрительно спокоен для того, кто недавно избежал смерти, - работая челюстями, сказал мне Завид.
- Если бы каждый раз, когда я избегал смерти, этот хм… стакан наполнялся золотом, я бы уже жил на собственном острове с пальмами посреди бирюзового моря.
Вот ни разу не соврал. Жизнь Андрюхи Старцева могла пресечься раз десять на вскидку. Я допил из деревянного кубка, с сожалением перевернул посудину вверх дном и поставил на стол. Завид одобрительно выпятил нижнюю губу.
- Иногда мне кажется, что убить меня невозможно. Но некоторым это невдомек.
Я взглянул на Бура и он сразу же отвернулся, сделав вид, что уронил кусок.
- Это тебе только кажется, лесовик, - отозвался на мой пафос Праст, которого я принимал за самого разумного в этой компании за его обычную немногословность.
За завтраком Бур с Завидом все время косились на группку степенных дядек за соседним столом. Вероятно, прикидывали кто из них хорошо владеет техникой метания короткого копья в живую мишень. Чуть позже к сидящим присоединились еще несколько человек, спустившихся со второго этажа постоялого двора.
Бур вчера назвал их смоленскими купцами и я не придал этому большого значения, теперь же эти слова застряли в моем мозгу как две большие занозы. Смоленск - старинный русский город, ему наверно тысяча лет или больше. "Купцы"тоже старое словечко, так уже давно не говорят, а называют торгашами, предпринимателями, коммерсами. Пришли они в Виров по речке на деревянных лодках и одеты так же как и все местные с небольшими отличиями в одежде типа кожаных жилеток. С лодок вчера выгружали мешки и бочки, значит барыги эти притащили сюда свой товар на продажу, обмен или еще зачем-то. Трудно судить насколько долгим был их путь сюда, но раз отдыхают, значит - не близкий. Стало быть, Смоленск от Вирова не за вторым поворотом после светофора, а, как минимум, два-три дня водного путешествия.
Предположение о том, что закинуло нас с Сашкой в лохматое прошлое снова защекотало разум. Я даже прикинул как жить дальше в сложившейся ситуации, но ничего путного придумать не смог - мозг отказался работать на сомнительную перспективу, мысли расползались как скользкие лесные гады из весеннего клубка. Пинками загнав вредную крамолу внутрь подсознания, чтоб пореже голову поднимала, я успокоился. В век кибернетики и космонавтики живем как-никак, ну какая, к чертям собачьим, Русь?!
Под конец трапезы Бур подозвал Луня и тихо спросил не отлучался ли кто из ночевавших у него смоленских купцов под утро на время большее, чем требуется добежать до отхожего места. Здоровенный и мощный как штангист, косматоголовый Лунь больше походил на вышибалу в престижном баре, нежели на хозяина отеля. Его рубаху распирали налитые силой мышцы, а тяжелая поступь напоминала сказку об ожившей бронзовой статуе короля.
Лунь ответил отрицательно. Никто не выходил. На ночь в каждой комнате ставится параша в виде ведра для справления в него естественных потребностей посетителей и выходить впотьмах на улицу нет никакой нужды.
Засим Бур велел сворачивать трапезу и бросил на стол пяток дирхемов. Я демонстративно запихал в сумку несколько кусков вяленой лосиной вырезки, чем вызвал кривые ухмылки у скандинавов и Кульмы.
Я засек, что один из купцов, оставив нетронутым облепленное мясом баранье ребро, скорым шагом вышел наружу и решил не спешить за Буром сотоварищи. Им еще предстоит коней седлать, а Ничушке телегу свою скрипучую в походное положение приводить. Поднялся я с лавки последним и медленно побрел к выходу. Мое предположение оказалось верным. Купец - ширококостный, черноволосый дядя с загорелым лицом удалялся задумчиво посмотреть на небо и вернулся с немытыми после акта опорожнения руками, чтобы продолжить насыщаться. Он пропустил выходящую компанию и вошел сам, как только увидел, что я посторонился.
- Доброго дня, уважаемый! - негромко произнес я, поравнявшись с ним. Купец вопросительно вскинул карие глаза и наткнулся на мою доброжелательную улыбку.
- Доброго дня...
- Как там Смоленск, стоит?
- Живет Смоленск, - с серьезным достоинством ответил мужик и уставился на черную кобуру у меня подмышкой. - Чего спрашиваешь?
- Сослуживец у меня из вашего города. Комбат-батяня. Гранит Михаил Павлович, майор в отставке, не слыхал?
Он молча облизнул масляные губы и покачал головой. Кобура его больше не интересовала, а я уж подумал, что это - первый, знакомый с подобной штуковиной.
- А мобилки у тебя, случайно, нет с собой? Мне позвонить срочно надо. Может у кого из твоих есть?
Смоленский еще раз облизнулся и бросил быстрый взор на свою стучащую веслами по тарелкам братву.
- Нет, - неуверенно молвил он.
- В Смоленск когда обратно?
- Через два дня.
Смолянин кивнул и, не оглядываясь, зашагал к столу.
Как запасной вариант вполне подойдет. Если мы с Сашком до этого времени не сможем выбраться, то придется покупать билет на речной круиз до Города-героя Смоленска.
- Стяр! Чего застрял?
В дверях возник Завид. Его левая рука лежала на рукояти меча.
- Давай выползай, мы готовы.
По уши в раздумьях я вынес вялый после недосыпа органон на свежий воздух.
- О чем ты с ним разговаривал? - въедливо сощурился подскочивший Бур.
- Грибов хотел купить. Не продает, - сокрушенно вздохнул я направился в обход Ничушкиной телеги, не обращая внимания на недоуменный возглас Завида.
У них, действительно, все оказалось готово. Четыре коника оседланы, пятая лошадка мотала головой, привыкая к тяжелому хомуту на шее. Выйдя с территории постоялого двора с конем в поводу, Бур остановился и, пересиливая свою гордость, вопросительно взглянул на меня.
- Куда?
- Мы не пойдем в усадьбу? - наморщил лоб Кульма. - Головач обещал дать все необходимое в дорогу...
- Что тебе нужно в дороге, кроме меча и копья?
- Ничего, - Кульма пожал плечами и похлопал коня по лоснящемуся боку.
- Так куда, Стяр? - повторил вопрос Бур.
Вот и настал тот час, когда командирский запал старшего боярчика иссяк. Он банально не имел понятия что теперь делать. А теперь руководить парадом буду я и ответ для этого вопроса уже заготовлен.
- Мы возвращаемся в деревню. Мне нужно поговорить с Луздом.
- О чем тебе толковать с ковалем?
- О том, где мне искать старых друзей. Или тебе не терпится бесцельно пошататься по лесу?
Шататься по лесу без какого-либо толку Буру не улыбалось. Печальная участь Кулька еще не затерлась в жерновах его памяти.
- Идем. Говорить будешь при мне.
Да ради бога. Пусть греет уши, мне не жалко.
Я тут же заявил, что пешком не пойду и поманил Ничушку еще не успевшего вывести со двора лошадь с телегой. Безлошадные Сковильд с Брандом оценили мою находчивость и без приглашения раньше меня полезли занимать места в гужевом транспорте. Ничушка по-взрослому цыкнул и заставил их слезть и топать отдельно от телеги пока он не проведет повозку через узкие проходы между складами на причалах. Скандинавы поворчали, но послушались и пристроились за кормой рядом со мной.
В ста метрах впереди, у самого причала стал виден раздвоенный язык ведущей в деревню дороги. Его правая половина заползала внутрь города, а по левой мы возвращались от постоялого двора. Я поменялся местами с Брандом и встал справа от телеги, чтобы видеть речку и сам причал.
По сонной воде стелился жидкий туман, бор на том берегу темнел, точно огромная, черная накатывающаяся морская волна. У причала, практически, безлюдно. Развалившись на прогретых досках настила, скучает троица давешних грузчиков, лениво перекидываются возгласами с копошащимися в купеческих лодках людьми. Я сделал несколько шагов к берегу и глянул с помоста вниз. В двух наполовину загруженных больших смоленских лодках пришвартованных через прокладки в виде объемистых мешков к причалу что-то перекладывают, чем-то постукивают несколько человек. Обе посудины очень походят на ту от которой за мной и Роком погнался лысый Кулек. Насады.
Причал тянется вдоль невысокого песчаного берега метров на сорок и поднимается от земли ровно настолько, чтобы можно было перешагнуть через борт приставшего насада или перекинуть на него сходни под минимальными углом. По обе стороны от причала на берегу греются тюленьи туши перевернутых вверх дном лодчонок и если бы под ними оказались весла, то схитить одну такую не проблема.
Увидел я, как к самой дальней лодке спустился крепкий мужик в подвернутых выше колен портах и веслами в руках. За ним семенил пацан ростом мужику по пояс с длинной, изогнутой удочкой на плече. Без видимых усилий мужик оборотил киль к земле и стянул лодку на воду, малость намочив штаны. Мешок с плеча плюхнулся в центр лодки, пацан перенесся к мешку посредством сильных отцовских рук. Стоя оттолкнув отмель веслом, мужик тихонько, без всплесков отправил лодку скользить по туману.
Ничушка подал мне и двум скандинавам разрешающий знак на погрузку. Отдохнувшая лошадка медленным шагом без натуги потянула телегу по дороге и разогналась чуть быстрее на длинном спуске к деревушке.
Мой взор безразлично скользил по знакомому пейзажу и не находил в нем ничего нового. Все те же криво нарезанные, небольшие поля с редкой порослью зеленой ржи и овсяной желтизной. На некоторых делянках виднеются согнутые спины работников.
Дивеева деревушка вызвала чуть больший интерес, хотя и по ней я уже проезжал не далее как вчера. Повсюду зелень, кусты, деревья, темные соломенные крыши приземистых домушек, жидкие плетни и ограды из длинных жердей вокруг подворий. Главная улица поросшая клевером и лопухастым одуванчиком усыпана засохшими комьями лошадиного навоза, коровьими лепехами и круглыми орешками оставленными гуляющими козами да овцами. Прущий на веревке упирающуюся молодую козочку мужик, прижался к плетню и громко поприветствовал боярских отпрысков. Мелкий сорванец лет четырех отроду с острыми голыми коленками выбежал из проулка и растянул чумазое лицо в улыбке при виде конных.
У дома Дивея моя лафа закончилась. Ничушка повел кобылу вместе с телегой "в парк", сказал, что и так задержался с нами и ни к какому Лузду не пойдет, иначе дядька Росляк ему башку голыми руками оторвет. Пришлось Сковильду, Бранду и мне освободить повозку от веса своих тел и дальше топать пешком, благо тут до хутора не далеко.
- Как твоя рука, Лузд? - источая доброжелательность, поприветствовал я старого коваля вышедшего из избушки встретить гостей.
- Так же как и вчера, - исподлобья доложил хозяин.
Мой новый облик в другой одежде не помешал Лузду узнать меня. Он остановился на пороге своего жилища и кивнул поочередно Буру с Завидом. Затем его взгляд упал на бесцеремонных скандинавов, начавших заглядывать в каждый укромный уголок подворья. По недовольно сжатым губам я понял, что на этом гостеприимство кузнеца сегодня ограничится и решил больше не терять времени на предисловия.
- Я ищу Хрибу. Ты знаешь где он?
- Нет. Я уже рассказал Головачу все, что знаю о Хрибе.
- И что же ты рассказал?
- Бур слышал наш разговор, - перевел стрелки коваль.
Конструктивного диалога не получалось. Лузд явно не желал повторять, то что поведал боярину, пока меня грузили поперек седла для транспортировки в деревню. Коваль нервничал, теребил пальцами край серой рубахи и не мог дождаться когда мы все свалим.
Я переключил внимание на боярчика, вопросительно качнул вверх подбородком.
- Он не сказал ничего, что смогло бы помочь отыскать Хрибу, - подумав, хмыкнул Бур и состроил недовольную рожу. - Только то, что Хриба был среди нападавших на насады и, завидев тебя, чуть не убил.
Это еще кто кого чуть не убил. Хрибе с его отморозками крупно повезло, что я по жизни добрый, белый и пушистый как северный зверек и крови, не разобравшись, налить не стремлюсь.
- Может быть ты знаешь чем Хриба занимается в свободное от грабежей время? Откуда приходит, куда уходит? С кем дружбу дружит?
- Я же сказал - не знаю, - отрезал Лузд. - Хриба мне не родич и не ближник. Он очень редко появляется здесь, но я дважды видел его на торге в Вирове. С полгода назад зимой и седмицы три тому.
Ну хоть что-то. Торг. Базар что ли? Рынок городской? Черт, да это же подарок судьбы!
- К кому он там приходил?
- К Светлу веревочнику.
- А у тебя он что-нибудь заказывал, покупал?
- Два раза. Наконечники для стрел. Каждый раз по полусотне бронебойных.
- Платил чем?
- Серебром, чем еще? Яблоками я не беру.
Я благодарно кивнул Лузду и повернулся спиной к его лачуге.
- Пошли на торг.
- Издеваешься? - холодно произнес Бур и загородил мне дорогу к выходу с подворья. - За нос нас водишь? Так и будем туда-сюда бродить? Зачем нам на торг? Веди к серебру или я тебе отрублю чего-нибудь, чтоб ты получше соображал.
Достал уже этот мажор! Так и напрашивается, чтоб я ему лоб зеленкой намазал.
В груди начало закипать.
- Давай ты просто не будешь путаться под ногами, а, Бур?! Папаша послал тебя работать руками, а не головой. Ты должен помогать нести добычу, а не указывать мне что делать!
Бур зарычал как представитель исчезающей популяции амурских тигров и схватился за меч. Полностью вытянуть клинок из ножен ему помешал белокурый, похожий на херувима Завид, положивший поверх меча брата свою руку.
- Он прав, брат! - воскликнул младший и, видимо, более здравомыслящий Головаченок. - Хриба наверняка приходил к Светлу заказать тот толстый канат, которым они перетянули реку! Надо идти к Светлу! Он сейчас уже наверняка на торге.
Бур стряхнул Завидову лапу и отпустил меч..
- Я ведь могу и наплевать на серебро, - скривив слюнявые губы, выдавил он. Рядом с Буром возникли Праст и Кульмой. Оба скандинава дружно сопели у меня за спиной, боярчику только кивнуть и они моментом выключат меня из игры.
Давящий взгляд Бура вселил в меня уверенность не делать резких движений. В запале говнюк, действительно, способен накосорезить. С опущенными вдоль туловища руками я примирительно усмехнулся.
- Я тоже легко могу насрать на серебро твоего отца, братишка. Но мне, почему-то, кажется, что лучше нам с тобой помериться письками после того как мы обрадуем Головача и Шибая.
- Последнее, что меня в этой жизни заботит, так это Шибаева радость и родство с тобой.
Бур отвел глаза и повернулся к лошадям.
- Поехали!
Все те же убогие домики, узкие, пыльные улочки, тенистые сады, дикорастущие смородиновые и малиновые кусты, яблони, плетни, натыканные в беспорядочном сумбуре заборы. Вот, кстати, заборы в Вирове покруче, чем в Дивеевой деревне, у некоторых зажиточных, видимо, граждан аж из бревен стоймя в землю воткнутых возведены. Частокол неприступный, а не забор. Что там за такими оградами делается, сколько я не прыгал, не разглядел. Да и два всего таких увидел, пока по главной улице добирались до перекрестья дорог с полусухой огромных размеров ивой у обочины. Некоторые ветки сбросили кору, отчего кажутся желтыми, костистыми руками тяжело больного человека. У этой странной достопримечательности свернули налево и вдоль длинного плетня добрались до склада деревянных бочек, в каких в моем детстве огурцы солили. Новенькие стоят рядками, разбитые валяются тут же без колец и крышек. Из низенькой глинобитной хижины доносится стук молотка, у входа с усталым видом пасутся два типа в кожаных передниках на потное, голое до пояса тело. Оба уважительно поприветствовали боярских людей и даже мне слегка кивнули.
После дома ремесленников дорога заметно расширилась и потянулась вдоль речки, что угадывалась за кустистой порослью неподалеку. Пришлось тащиться за бычьей упряжкой, тянущей тяжелый воз с мешками, обогнать которую мешали бредущие навстречу люди, возы и даже фургоны.
Вировский торг занимал внушительную, ничем не огороженную площадь на северной окраине городка там, где заканчивалась жилая застройка и имел свою небольшую пристань. Главный вход со стороны города, там, где в итоге закончилась наша дорога, обозначался двумя большими раскидистыми дубами, хоть и зайти на торг можно было откуда угодно. Перед входом довольно оживленно. Мнутся с котомками и мешками лапотники, бабы в платках, дети, языкатые собаки, тут же телеги, лошади, коровы. Все снует, шевелится, кто-то сидит на земле закусывает, кто-то торопится домой, одна тетка воет в голос, волосы на голове рвет.
Мои швейцарские котлы показывали чуть за полдень воскресного выходного. Базарный день у них тут, по ходу. Съехались со всей округи.
Я отметил, что только что еще раз, чисто машинально раздавил свою собственную версию о сектантской колонии. Мало того, что у них тут целый город, не считая деревни, так еще и уйма народу подтянулась явно не из местных, судя по тому, что теперь уже с Буром и Завидом мало кто раскланивался.
Мои конные провожатые спешились, привязали лошадок к устроенной возле одного из дубов коновязи. Бур оставил скандинавов следить за лошадьми и пустил Праста, как наиболее частого посетителя рынка вперед.
- Найдешь Светла, дашь знать. Мы за тобой потихоньку двинемся.
- А если его здесь нет?
- Тогда навестим его жилище.
Праст согласно кивнул и первым нырнул в толчею на торге. За ним двинул Завид. Следующим зашагал я, потом Бур с Кульмой.
На рынке стоял обычный для такого места многоголосый гомон. Ежеминутно кто-то начинал орать, смеяться или громко нахваливать свой товар. Прилавки без навесов в хаотичном беспорядке натыканы как придется без намека на ряды и разделению по виду товара. Первое, что бросилось в глаза, это - отсутствие фруктов. Полнейшее. Кавказцы, почитай, круглый год торгующие помидорами и персиками на всей рынках матушки России, исчезли как класс. Соответственно, налицо полнейшее отсутствие бананов, апельсинов, баклажанов и винограда, груш и ананасов, огурцов и картошки тоже нету. Странный рынок, дикий какой-то, нецивилизованный. Внавалку торгуют рыбой и кусками сушеного мяса, тканями, одеждой, обувью, резными деревяхами, мукой, мехами, железками и даже холодным оружием. Толкают прямо с не распряженных телег различное зерно в мешках, сено в копнах, продукты пчеловодства, кожи выделанные и сырые, кур продают, цыплят, утят, поросят, ягнят и тому подобное добро. Все это пищит, крякает, блеет и адски благоухает. Порядка никакого, ни малейшего подобия рядов, телеги расположены кто как успел въехать, между иными едва можно протиснуться, везде заторы и толчея, короче, полный абзац, а не рынок.
Если бы не маячившая впереди широкая спина Завида, мне удалось бы заблудиться в этом месиве из людей, лошадей, мешков, бочек и телег ровно через пять минут. Я стал нарочно уступать дорогу всем, кто этого хотел и совсем скоро между мной и Завидом образовалась приличное расстояние, занятое покупателями и гуляками. Надо заметить, что дуб на входе совсем не единственное здесь дерево, вся площадь утыкана березами, кленами, липами с роскошными кронами, так что дуб тот как последний ориентир совершенно мною не видим.
Когда, по моим прикидками, нами была пройдена середина этого чудовищного лабиринта, а веревочник Светел до сих пор не обнаружился, Буру пристало громко поручкаться с каким-то хорошим знакомым. Быстро обернувшись, я понял, что нечаянная встреча отвлекла от меня внимание боярского сынка и решил действовать. Притиснулся бочком к почерневшей от времени телеге, достал пистолет, опустил ствол в землю, нажал на спуск и, не дожидаясь результата, нырнул между колес. А результат внезапного бабаха под безоблачным небом не обманул моих надежд. Заржали кони, заголосили бабы, заворчало мужичье, в истеричном хоре зашлось все поголовье собранных на торге животных и птиц. Ободрав колено о твердую землю, я полез под следующую телегу, перебежал наискосок крохотный открытый участок и снова оказался под повозкой. Пять минут посидел в этом убежище, вылез наружу, неспешно миновал взволнованную лошадь и полез под стоящий перед ее мордой воз с натянутым грязным тентом. Меня никто не преследовал и никто не удивлялся, когда я вылезал из под очередной повозки или пробирался между тесными прилавками. Здесь многие так передвигаются, когда хотят сократить путь. По моим прикидкам, я уже совершил обходной маневр и пересек ту аллею, где сдернул от Бура. Вызванный выстрелом гомон унялся, но все вокруг только его и обсуждали. Изрядно вспотев, отчаянно работая локтями и лавируя в людском потоке, я стремился к реке. До нее оставалось две сотни метров рыночного безобразия, когда в проходе между двумя телегами с сеном мой сапог неожиданно поехал на чем-то скользком, лишив меня опоры. В попытке восстановить равновесие второй ногой я нажал в такую же склизь и ухватился за оглоблю, чтобы не упасть. Лошадь дернулась и шарахнулась на метр в сторону, дернув за собой оглоблю. Лишившись опоры, я упал на колено.
- Твою мать! - не сдерживая гнева и отвращения, выкрикнул я.
Оба сапога по щиколотку оказались в мягкой, блестящей, воняющей субстанции. От меня разило хоть нос зажимай. Свежачок, однако.
Я подошел к телеге и отщипнул пучок сена, чтоб протереть штаны на колене и сапожки свои ладные. Наклонился к подошвам и услышал позади сочный голос:
- На место положи!
Екнуло. Выпрямившись, я обернулся. Передо мной стоял молодой ражий детина в черной рубахе, харя - только поросят бить, лоб танковый фугас выдержит. Смотрит сверху вниз васильковым взглядом из-под насупленных собачьих бровей, пальцы в кулаки собирает.
- Не понял, - признался я честно, - тебе что, кусок травы жалко? Это не я тут навалил, а кобылы ваши.
- Я сказал - клади в телегу, - говорит и шаг ко мне делает.
- Ты дебил что-ли? Стой на месте, лапоть!
Я по рынкам таких бобров десятками щемил и славян и цыган и кавказцев, всяких, в общем, а этот сельский увалень, видать, попутал по незнанке, либо сапоги мои модные его заели...
Гляжу, на наш горячий диспут народец собирается, причем преимущественно за моей спиной. У них тут среди телег тихо, кулуарненько, прирежут за милую душу, под копну засунут и вывезут до первой ямы. Пятеро уже собралось, мирные пока, стоят как зомби в кинотеатре, смотрят чем дело кончится. Из всех выделяется только скупой до сена здоровяк, остальные почахлее, двое так с явным недобором веса и это радует...
Я обернулся.
- Вы чего, парни, ханки пережрали? Валите торговать своим залежалым товаром, мы тут сами разберемся.
Мои слова для них как сигнал к решительным действиям. Начали медленно обступать.
Вымазанный в лошадиных какашках пучок сена полетел в лицо своему хозяину. За пучком сорвался мой кулак. От плотной оплеухи несговорчивый детина повалился на борт своей драгоценной телеги. Торгаши бросились на меня. Разворачиваясь, встречаю правой одного, левой другого, локтем добавляю детине в висок, чтоб не вздумал принимать участие. Кто-то дико закричал. Я присел, пропуская над головой толстую лесину, выпрямился и свалил с ног ее обладателя, добавил пахучим сапогом в зубы, чтоб не повадно было подручным материалом драться. Кто-то очень прыткий задумал свалить меня в прыжке прямо с верхотуры передвижного стога. Не вышло. Незадачливый акробат пал возле колес со свернутой на бок челюстью. Сразу двое кинулись ко мне, тяжело повисли на руках, еще одна парочка ударами в четыре кулака принялась обрабатывать поверхность моего органона. Били бессистемно, куда придется, мешая один другому. От хрустящего в нос я увернуться не сумел и рассвирепел от боли. Топнул сапогом по чьей-то ступне, вывернулся из захвата, спиной в телегу уперся и начал молотить.
Через минуту двое кто остался при памяти - стонут, большинство лежит молча. У меня сбиты костяшки, руки и вздымающаяся под рубахой грудь забрызганы кровью. Надо бы отсюда выбираться, да что-то на миг потерял ориентацию - шнобель между глаз пухнет, слезы выжимает.
- Стяр! Эй! Стяр!
Я обернулся. В десяти метрах маячат две рожи, машут мне призывно грабками.
- Давай сюда! Быстрее!
Поверженные неприятели зашевелились, начали вставать, взгляды на мне фокусировать. Пожалуй, действительно, лучше слинять пока не дошло до поножовщины. Переваливаюсь через телегу, перелезаю через соседние оглобли, скачу по мешкам, наконец оказываюсь в обществе махавших мне парней. Один невысокий, юркий, на нерве весь, другой длинный как жердь, с черными, торчащими в стороны кошачьими усенками.
Я последовал их примеру и опустился на корточки, чтобы не было заметно наши торчащие головы.
- Мы думали - ты или нет, - с опаской проговорил длинный.
- Зачем махали, раз сомневались? А может это и не я...
- Одинец сказал, что тебя Головач прихватил...
- Отпустили меня и премию выписали за хорошее поведение.
Длинный завис, а вот шустрик ушки навострил, взглянул серьезно, зашурудил шестеренками в черепной коробке. Смышленый малый, по ходу. И лицо его веснушчатое мне знакомо.
- Уходить надо, - тут же сделал он ценное замечание. - Потом поговорим. Они сейчас очухаются, облаву на тебя устроят. Давайте будем к реке пробираться.
Я даже дыхание задержал, чтобу не вспугнуть внезапно свалившееся счастье в лице парочки юных лоботрясов.
- К реке? У вас, может, и лодка есть?
- Как не быть? - ухмыльнулся длинный, дернув усишками.
Опаньки, вот это я хорошо попал! И пацана этого я вспомнил. Хрибин корешок, который первым опознал во мне Стяра в хате Лузда.
- Лодка это просто замечательно, - провозгласил я, утерев кровавые сопли. - Я с вами, мальчуганы!