Вот так дела! Точное попадание. Вражеской батареи как не бывало. Лицо Носова сияло. Теперь можно было пройтись на бреющем полете по стоянкам "юнкерсов", "мессершмиттов" и "хейнкелей". Подал сектор газа вперед и устремился к четко видимым крестам на самолетах...
Задание выполнено. По целям сделали 12 огненных атак. Фашисты недосчитаются в этот раз 18 самолетов, двух зенитных батарей, двух бензоцистерн, до роты солдат и офицеров.
Пора возвращаться домой. Но и обратный путь предстоял нелегким. Получили серьезные повреждения самолеты капитана Васильева и старшего лейтенанта Федорова. Отставал от строя старший политрук Гудков. Младший лейтенант Носов не спускал с комиссара эскадрильи глаз. Не позволял ему сбиться с курса. За Васильевым и Федоровым досматривал младший лейтенант Марютин. Так, помогая друг другу на маршруте, штурмовики дотянули до Макарова.
Самолеты капитана Васильева, старшего лейтенанта Федорова и старшего политрука Гудкова нуждались в серьезном ремонте. Особенно в плачевном состоянии оказалась машина комиссара эскадрильи. На ней осколком снаряда пробило маслопровод. Техники и механики удивлялись, как старший политрук с таким повреждением не только держался в воздухе, но и долетел до своего аэродрома? Не сделал в пути вынужденной посадки?
Младший лейтенант Носов и младший лейтенант Марютин оказались в этом полете удачливее своих товарищей. Отделались всего-навсего незначительными пробоинами в крыльях и фюзеляжах самолетов. Марютин - семнадцатью, Носов сорока.
После полетов Носов помогал своему технику латать пробоины. Когда осматривал "работу" вражеских зениток, всегда удивлялся неприхотливости и выносливости штурмовика. Иной раз в дыру, проделанную осколком снаряда, пролезала не только рука, но и голова техника.
И это никого не смущало. Как само собой разумеющееся Черяпкин невозмутимо изрекал:
- Как пить дать - к утру заштопаем. Носов мысленно сравнивал штурмовик с подорожником. Растет это растение обочь пыльной дороги, а она бывает разная: твердая, каменистая, глинистая. И рискует подорожник ежеминутно. Его могут раздавить прохожие, копытами - лошади, колесами - телеги или машины. Что за удовольствие и странная привязанность цветка ютиться у дорог? Как он ухитряется добывать свое ежедневное пропитание? С каким трудом ловит каждую каплю росы? Рядом, стоит только чуть-чуть отойти от дороги, начинаются вольготные луга. Селись там, размножайся, расти себе на здоровье и на радость людям! Нет, оказывается, не может подорожник расти и жить в лугах. Высокие сочные травы глушат его, держат в темноте, а ему необходимо солнце.
Так и штурмовик на фронте. На земле кажется горбатой акулой или нахохлившейся ночной совой, а в воздухе - стреловидной ракетой. На стоянке выглядел тяжеловесным и даже неуклюжим, а в бою - легким и маневренным, послушным каждому движению руки летчика. На бреющем полете штурмовик - смерч свинца и огня. Не было ему равных в ударах по вражеским аэродромам и танкам, по штурмовкам железнодорожных магистралей и переправ.
Продырявят в бою фюзеляж штурмовика пулеметными очередями. Располосуют осколками снарядов крылья. Наставят зияющих черных точек на элеронах, рулях поворота и высоты. Перебьют маслопровод или пневмосистему выпуска и подъема шасси. Сорвут фонарь кабины. Отхватят кусок стабилизатора, а штурмовик держится. Не падает. Не сдается, сражается до конца и летит домой. На свою самолетную стоянку. И здесь долго не прохлаждается. Делает только небольшую передышку для ремонта. И снова - в бой. Его призвание - атака. Его сила в броне и огне. Штурмовик - оружие наступательное. Его излюбленный полет бреющий. Его стихия - борьба. Его место в сражении там, где всего труднее.
Однажды, вернувшись с боевого задания, Носов долго ходил по летному полю, а потом пошел в штаб, взял лист бумаги и написал заявление в партийную организацию полка. Он просил принять его в члены партии. "В боях с немецко-фашистскими захватчиками, - писал летчик, - хочу сражаться коммунистом. Готов отдать за любимую советскую Родину и свою кровь, и свою жизнь..."
Так, в октябре 1941 года, после 54-го боевого вылета, его приняли кандидатом в члены партии. Когда парторг авиаполка зачитывал анкету, заявление, рекомендации, кто-то из авиаторов предложил:
- Пусть расскажет биографию.
Биография у Носова была очень короткой. Он изложил ее за две-три минуты. Сказал, где родился, жил, учился, на каких самолетах летал.
- Ну а как воюю, вы сами знаете.
- Воюет, как надо, - сказал майор Дельнов. - Предлагаю принять Носова Александра Андреевича кандидатом в члены партии.
Других предложений не было. И когда парторг произнес: "Кто - за", дружно взметнулись вверх руки всех присутствующих. Верили, что не подведет их Носов ни в бою, ни в жизни.
Батальонный комиссар Калугин, поздравляя Носова с получением партийного документа, сказал:
- Теперь ты один из бойцов ленинской партии. Продолжай и дальше беспощадно громить врага.
Звание коммуниста ко многому обязывало. Глубокого смысла полна для члена партии скромная книжечка в красной обложке. Она всегда хранилась у Носова возле самого сердца. Если бы пуля врага пробила сердце, она пробила бы и партийный билет.
Так младший лейтенант А. А. Носов стал на фронте коммунистом. В тот день комиссар полка дал ему почитать "Памятку коммуниста на фронте", подписанную В. И. Лениным еще в 1918 году. Но как она злободневно звучала в октябре 1941 года! Строчки, которые особенно понравились Носову, оказывается, были подчеркнуты Владимиром Ильичем. Летчик запомнил их наизусть: "Завоюй внимание и уважение к себе не должностью, которую ты занимаешь, а своей работой". И еще: "Ты должен в бой вступать первым, а выходить из боя последним".
"Выходить из боя последним..." - медленно повторял Носов. В эти минуты он глубоко сознавал, что отныне он стал бойцом ленинской партии. Ленинцами не числятся по списку. Ленинцами становятся в борьбе.
30 октября 1941 года штурмовики нанесли удар по аэродрому Старой Руссы. На боевое задание группу "илов" повел командир авиаполка майор И. В. Дельнов. За ним следовали старшие лейтенанты Никитин и Фролов. Замыкать строй было приказано младшему лейтенанту Носову.
В условленном квадрате штурмовики встретились с истребителями сопровождения. Поприветствовали друг друга покачиванием крыльев и взяли курс на Старую Руссу.
Погода на маршруте не радовала Носова. Чем ближе подходили к вражескому аэродрому, тем она становилась хуже. Облачность все настойчивей прижимала "илы" к земле. Порою приходилось лететь просто на ощупь, нарушая все допустимые пределы безопасности полета.
Над озером Ильмень в кабине у Носова вдруг потемнело. Мощные заряды снега обрушились на самолет и залепили переднее стекло фонаря. В белой круговерти он на какое-то мгновение потерял из виду машину майора Дельнова. Глянул на приборы. Вроде бы все в порядке. Курс... Высота... Не зацепиться бы за верхушки волн. Стоило хоть на какую-то долю секунды уклониться от маршрута, допустить малейшую оплошность в пилотировании, дрогнуть перед призрачной стеной снежного бурана, как наступит конец полета...
Носов на мгновение оторвал взгляд от приборной доски. Перед глазами продолжали рябить циферблатами навигационные приборы: тахометр, вариометр, компас, указатели скорости, поворота, высоты... Тяжело вздохнул. Прислушался к работе двигателя. Тот, как и он, не думал сдаваться. Работал бесперебойно, мощно врезаясь в серебряное месиво неба. Летчик очень верил в мотор, верил в самолет. И все же почувствовал, как сильно забилось его сердце.
Пребывание в снежном заряде длилось, может быть, какую-нибудь минуту. Носову же эта минута показалась вечностью. Оказывается, по-настоящему в небе страшны не вражеские истребители и не осколки зенитных снарядов, а потеря чувства локтя боевого товарища. "От товарища отстать - без товарища стать", - гласит пословица. Носов помнил об этой народной мудрости и упорно пробивался вперед, полностью доверившись приборной доске. На него неслись, мимо него пролетали тысячи и тысячи снежинок. Они клубились за фонарем кабины, обволакивали ее серой непроницаемой массой.
Вдруг Носову показалось, что самолет как-то напружинился, рванулся вперед. Он глянул вправо и увидел первый просвет. Снежный заряд оставался позади. Облачность уменьшалась. В кабине становилось светлей. Похоже, погода начинала резко меняться в лучшую сторону.
И верно. Но видимость теперь была выигрышем для противника.
Штурмовики могли быть обнаружены гитлеровскими наблюдательными постами. Но все обошлось. Майор Дельнов точно рассчитал и определил момент для первого захода на штурмовку и подал команду:
- В атаку!
И тут по штурмовикам ударили вражеские зенитки. Внизу, под самолетом Носова, промелькнули какие-то аэродромные строения. Но он не открывал пулеметного огня, не сбрасывал бомбы и "эрэсы". Пикировал на батарею зенитной артиллерии. Она раньше других обнаружила себя, открыв огонь по штурмовикам. К тому же занимала, очевидно, в системе противовоздушной обороны аэродрома ключевую позицию. Не давала прицельно бомбить склады с горючим и боеприпасами. И при уходе от цели могла доставить "илам" большие неприятности.
"Раскочегарилась", - зло думал Носов и шел на батарею буквально напролом. И справа и слева от его кабины вспыхивали и гасли красно-оранжевые трассы. Где земля? Где небо? Где товарищи? Перед глазами только косматые вихри огня. Закостенели от напряжения руки. Секунда, другая - пора! И Носов ударил по пляшущим зенитным установкам не бомбами, а реактивными снарядами.
Штурмовики уже сделали восемь заходов по целям. Только после девятого замолчали вражеские зенитки. Носов сразу же обратил на это внимание. Разрозненный же огонь уцелевших эрликонов не страшил. И штурмовики сделали по различным объектам на аэродроме еще семь атак. Израсходовали максимальное количество боеприпасов: 24 бомбы, 32 реактивных снаряда и 75 процентов пушечных и пулеметных патронов.
Радость переполняла сердца летчиков. Еще бы. Они били по ненавистному врагу с предельной точностью. Не дали взлететь ни одному самолету. Подавили зенитные средства. Разбомбили склады с горючим и боеприпасами. Вызвали очаги пожаров. Сквозь шапки багрового дыма явственно видели, какая паника и неразбериха царили на вражеском аэродроме.
Штурмовики действовали смело потому, что их прикрывали летчики-истребители 402-го авиационного полка. Ни штурмовики, ни истребители потерь над целью не имели.
Из летчиков-истребителей, прикрывавших в бою штурмовиков, Александр Носов хорошо знал майора Константина Афанасьевича Груздева. Он первым на Северо-Западном фронте сбил вражеский бомбардировщик Ю-88. Крылом к крылу мастерски сражались Георгий Бахчиванджи, Борис Бородай, Василий Ефремов, Анатолий Прошаков и Николай Кривяков.
Однажды четверка "илов" штурмовала вражеский аэродром в Сольцах. Ее прикрывали истребители во главе с майором Груздевым. Штурмовики нанесли удар по стоянке самолетов. Истребители подавили зенитки. После первого же захода на летном поле возникли три очага пожаров. И тут в небе появились Ме-110. Майор Груздев немедленно ринулся им навстречу. Фашистские летчики приняли бой. Выдержка и расчет Константина Груздева решили все. Улучив момент, он удачно зашел в заднюю полусферу "'мессершмитта" и с короткой дистанции дал длинную очередь. Ме-110 перевернулся на крыло, а после повторной очереди Груздева загорелся и пошел к земле. Это была его тринадцатая по счету победа.
Подвиги К. А. Груздева на фронте Родина отметила орденом Ленина и двумя орденами Красного Знамени. Впоследствии отважный сокол стал командиром 402-го истребительного авиационного полка особого назначения, в котором выросло 17 Героев Советского Союза.
Не однажды сопровождали штурмовиков и летчики-истребители 744-го авиаполка: майор Г. Н. Конев, капитан А. Г. Берко, капитан И. Ф. Мотуз и лейтенант Б. И. Ковзан. Все это были первоклассные воздушные бойцы, на которых равнялась молодежь. Г. Н. Конев погиб в декабре 1943 года. Посмертно ему было присвоено звание Героя Советского Союза. Не дожил до победы и майор А. Г. Берко. Он провел свой последний бой в Духовщинском районе Смоленской области над деревней Фалисы. Дрался один с четырьмя фашистами. До последнего вздоха, до последней капли крови. После войны его самолет вытащили из болота. Останки летчика похоронили у деревни Фалисы. Пулемет, из которого стрелял по врагам Александр Берко, хранится ныне в школьном музее.
Чаще, чем с другими летчиками-истребителями, Александр Носов встречался на земле и в воздухе с Борисом Ковзаном. Это был воздушный боец безмерной отваги и храбрости. Ему одному приходилось сражаться с 13 самолетами врага. И в этой отчаянной схватке Борис Ковзан одержал победу. В конце августа 1943 года Александр Носов сердечно поздравил Бориса Ковзана с присвоением ему звания Героя Советского Союза.
До конца войны Б. И. Ковзан совершил 359 боевых вылетов, лично сбил 20 фашистских самолетов, 4 из них таранил, 12 бомбардировщиков уничтожил вместе с товарищами в групповых боях.
Четыре воздушных тарана на счету у одного летчика... Такого не знала и не знает до сих пор история авиации.
Отважные и смелые летчики служили в 402-м и 744-м истребительных авиаполках. Они надежно прикрывали штурмовиков на маршруте и над целью. Не давали их в обиду. Вот и на этот раз, когда "илы" отбомбились по аэродрому, майор Дельнов приказал своим ведомым не ввязываться с истребителями противника в бой. Их прикрывали "миги".
- Вас поняли! - ответили ведомые командиру полка.
Штурмовики змейкой уходили на восток. Подгонял их попутный ветер. Они быстро удалялись от разгромленного вражеского аэродрома. Горизонт все светлел и светлел. Разгорался ведренный день. Казалось, что все шло нормально. И все же Носова не покидало какое-то смутное беспокойство. Он словно чего-то ждал. И вдруг ему почудилось: за ближайшим облаком мелькнула какая-то черная точка. "Показалось", - решил он и в ту же секунду понял: "Фашистский истребитель!"
- Командир, - передал он по радио майору Дельнову, - справа по курсу "кресты".
- Вижу, - спокойно ответил командир полка.