- Вы меня давно знаете, Сергей Николаевич, и беспокоитесь напрасно, возразил Шалимов. - Зря погибать не собираюсь. А спокойным да осторожненьким, простите, быть не могу. - Помолчав, он хитро сощурился: А, да что там, командир! Вы же сами говорите, что при нехватке самолетов воевать надо не числом, а умением. Ну а лихачество тут ни при чем, возраст у меня уже не тот...
Владимир Егорович не лукавил. Он и в самом деле не любил и не допускал какого бы то ни было ухарства, исключал из полета все, что было рассчитано на внешний эффект и лишено тактической целесообразности, У него все было подчинено главному - при минимальных средствах добиться максимальных результатов штурмовки. Он всегда заботился о том, чтобы внезапно и с наивыгоднейшего направления вывести группу на цель, а после атаки быстро собрать ведомых в тесный боевой порядок и не дать истребителям противника поживиться легкой добычей - отставшими одиночками.
Поскольку штурмовик Ил-2 только что поступил на вооружение, то вполне понятно, что опыта его боевого применения ни у кого еще не было. Шалимов одним из первых овладел этой замечательной по тому времени машиной. Он научился в какие-то доли секунды прицеливаться, выполнять виртуозный маневр и метко поражать цели пулеметно-пушечным огнем. Капитан любил говорить, что стрелять со штурмовика - одно удовольствие, и это не было шуткой или хвастовством, стрелял он действительно по-снайперски.
Несколько сложнее обстояло дело с бомбометанием. На Ил-2 не было бомбардировочного прицела, поэтому долгое время у каждого пилота был свой метод бомбового удара. Бомбили на глазок, по чутью. Постепенно, обмениваясь опытом, пришли к выводу, что более метко кладет бомбы в цель капитан Шалимов. Его тактические приемы стали использовать все летчики полка.
Поэтому, когда Сергея Полякова спрашивали, кому можно поручить уничтожение особо важного объекта, командир полка без колебания посылал Владимира Егоровича.
Одной из таких срочных и весьма важных задач была штурмовка железнодорожного состава, обнаруженного нашими воздушными разведчиками на станции Мга. Фашисты перебрасывали оттуда орудия, боеприпасы и пехоту. А погода, как назло, стояла скверная. Дул сырой от дождя ветер, гнал тяжелые тучи, и низкое небо, казалось, лежало на самой земле.
Трудно лететь, когда горизонт впереди тебя грозит сомкнуться с мрачной кромкой облаков, сделать невидимой расстилающуюся под крылом местность. Тут запросто можно и ведомых растерять, и самому с курса сбиться. Шалимов понимал это, но командование возлагало на летчиков большие надежды, и он поднял свою группу в воздух.
Прищуренные глаза ведущего до боли всматривались сквозь плексиглас кабины. Правильно ли идет, не уклонился ли? На мгновение показалось, что взгляд затуманивают слезы, проступившие от напряжения. Это было очень некстати. Слезы все искажали, зрение могло подвести.
И вдруг из туманной мглы, словно вынырнули, набегая, станционные постройки. Мга!
Вот уж действительно мга, ничего не видно. Не от слез - от густой дымки, от серой облачной пелены. Но умение водить группу в любых метеорологических условиях не подвело капитана и на этот раз - боевой курс был точным.
Станцию прикрывало несколько зенитных батарей, и в распоряжении Шалимова были считанные минуты. Всего несколько минут. Если его обнаружат и он не успеет прицелиться, все пропало. Даже если не собьют при первом заходе, второй сделать не дадут.
Вот уже ударили - перед самолетом расплылись шары зенитных разрывов. Шалимов успел сманеврировать. Машина, резко клюнув острым носом, скользнула вниз, устремилась туда, где виднелись крыши товарных вагонов. Штурмовик содрогнулся от залпа пушек, огненные трассы от него потянулись к паровозу.
Ведомые, следуя за командиром в растянутом правом пеленге, прицеливались самостоятельно. Они тоже не мазали. Из паровоза вырвался клуб пара, от вагонов полетели щепы. "Илы" пронеслись над самым составом и бросили стокилограммовые бомбы.
Заполыхал пожар. От детонации взорвались пульманы, набитые артиллерийскими снарядами. Путевое хозяйство было разрушено более чем основательно - долгое время ни один эшелон не мог проследовать к фронту. Вот что, оказывается, могут сделать четыре штурмовика при удачном выборе цели и внезапном снайперском ударе.
Боевой счет капитана Шалимова рос с каждым днем. Уже к началу октября в его летной книжке было записано более тридцати штурмовок, и друзья отдавали должное его мастерству и смелости. Он одним из первых был представлен к правительственной награде, и вскоре генерал А. А. Новиков перед строем полка вручил Владимиру Егоровичу орден Красной Звезды.
Своими действиями капитан Шалимов и его однополчане вписали не одну славную страницу в летопись героической обороны Ленинграда. И все же одна из них, без сомнения, наиболее памятна среди других.
Было это незадолго до Октябрьского праздника в сорок первом. Тяжелой оказалась та фронтовая осень. Фашисты захватили всю Белоруссию, почти всю Украину, рвались к Ростову и к Москве, стояли под стенами Ленинграда. В те дни эфир был забит наглой вражеской радиопропагандой. Нередко гитлеровцы на плохом русском языке призывали наших летчиков выйти из строя и садиться на немецкие аэродромы. В шлемофонах слышался гнусавый голос с сильным акцентом: "Рус, брось воевать, лети в гости! Будет очень хорошо. Есть много вина, закуски, хорошие девочки".
В начале ноября самолеты противника стали сбрасывать листовки. Враг угрожал по-своему "отметить" годовщину Октябрьской революции: "6-го и 7-го будем бомбить, а 8-го будете хоронить".
Владимир Егорович был человеком не злым, даже добродушным, улыбчивым. Однако, когда ему в руки попала такая листовка, он почувствовал, как от ненависти к фашистским извергам сжалось сердце. Сидя в землянке, капитан гневно сжал кулак и грохнул по столу: - Нет, мало мы их бьем!..
На ленинградском направлении у противника к тому времени осталось не так уж много бомбардировщиков, но фашистское радио оповещало, что для готовящегося массированного удара сюда стягиваются новые крупные авиационные силы. Никакими иными данными, кроме заявлений самих гитлеровцев, наше командование пока не располагало, поэтому не только среди населения, но даже среди военных начали распространяться различные слухи. Говорили, что летные поля некоторых захваченных врагом аэродромов битком забиты бомбовозами, причем стоят они там, как на выставке, без всякой маскировки. И вообще, дескать, оккупанты чувствуют себя там в полной безопасности, как дома: открыли казино, пьют шнапс и развлекаются.
- Это еще надо проверить, - поразмыслив, сказал Шалимов. - Тут, скорее всего, игра на нервах. Ну, а если так, то мы угостим их по-своему!
По приказу генерала Новикова была срочно проведена воздушная разведка ближних и дальних вражеских аэродромов, прежде всего - псковского аэродромного узла, откуда чаще всего немецкие бомбардировщики совершали налеты на Ленинград. Ничего существенного обнаружить там не удалось. Однако поиски продолжались, и вскоре на стол командующего легли дешифрованные снимки, вызвавшие тревогу: не на отдельных, а на самых близких к фронту фашистских стартовых площадках появились новые группы "юнкерсов" и "хейнкелей".
Генерал Новиков распорядился на всякий случай повторить разведку. Данные подтвердились. Нет, самолеты врага не стояли там впритык, крыло к крылу, но только в Сиверской было обнаружено около сорока бомбардировщиков Ю-88 и более тридцати истребителей. Отмечалось оживление на гатчинском и некоторых других аэродромах.
Большое скопление авиации вблизи Ленинграда было, конечно, не случайным. Противник намеревался омрачить советским людям праздник. Сорвать его замысел, предотвратить готовящийся налет можно было лишь одним способом: опередить врага и уничтожить бомбардировщики в месте их сосредоточения на земле, не позволив подняться в воздух.
Утром 6 ноября первыми приступили к выполнению такой задачи наши пикировщики Пе-2, ведомые майором В. Сандаловым. Следом комбинированный удар нанесли несколько групп истребителей и штурмовиков.
Должно быть, намерение подвергнуть Ленинград жестокой бомбардировке и самонадеянность противника были столь велики, что ему изменила осторожность. Когда советские самолеты появились над фашистским аэродромом в Сиверской, "юнкерсы", "хейнкели" и "мессершмитты" стояли там открыто в несколько рядов. Между ними виднелись бензозаправщики. Экипажи готовились к взлету и были захвачены врасплох.
Из-под крыльев краснозвездных машин дымными росчерками рванули эрэсы. Внизу полыхнул огонь, закувыркались над летным полем обломки.
Небо полосовали косые трассы немецких скорострельных пушек. По Шалимову вражеские зенитчики ударили среднекалиберными: разрывы легли кучно и так близко, что самолет тряхнуло. Но капитан, пренебрегая опасностью, продолжал пикировать и прицеливаться. Наконец навел вздрагивающее перекрестие на огромный бомбовоз, нажал на гашетки и не отпускал их, стараясь в оставшиеся до сближения с землей секунды выпустить как можно больше снарядов по всей стоянке. Выровнял он свою машину так низко, что отчетливо увидел кресты с белой окантовкой и даже пробоины на крыльях, фюзеляжах и килях с паучьей свастикой.
Казалось, для выхода из пикирования не хватит мощности мотора. Но Шалимов рассчитал точно. Он энергично выполнил разворот и снова нацелился на аэродром. За ведущим, повторяя его маневр, неотступно шли ведомые. Били зенитки, рвались бомбы и бензовозы, горели объятые пламенем "юнкерсы" и "хейнкели", а штурмовики все поливали стоянки пулеметно-пушечным огнем. Не успела стартовать эта разбойничья армада! И теперь уже не взлетит.
Ровно тянул мотор, тихо потрескивало в наушниках шлемофона. Уходя от цели, Шалимов скомандовал: "Сбор!" - и оглянулся. Позади вставал черный столб дыма. Он, будто гигантский смерч, подпирал нижнюю кромку облаков и растекался под ними, точно нефть на воде. Это горело бензохранилище, и были видны, как в сильную грозу, отблески вспышек - рвались боеприпасы. Капитан посмотрел на пристроившихся к нему ведомых и показал большой палец: порядок!
После посадки в память об удачном вылете решили сфотографироваться. Встали друг возле друга - в шлемофонах с очками и без очков, в кожаных регланах и меховых куртках с узкими ремешками планшетов, перекинутых через плечо. Так и запечатлел их полковой фотограф - стоящими одной шеренгой перед самолетом. Снимок этот до сих пор хранится в музее боевой славы Н-ского гвардейского истребительно-бомбардировочного полка. Внизу подпись: "Участники разгрома вражеской авиации под Сиверской В. П. Емельянов, В. Е. Шалимов, С. Н. Поляков, Ф. А. Смышляев, А. Я, Панфилов, А. Н. Манохин".
Небо над Ленинградом в дни Октябрьского праздника было тогда спокойным. Вечером, когда генерал Новиков приехал в Смольный, член Военного совета фронта А. А. Жданов сказал ему:
- Передайте летчикам большое спасибо - и от командования, и от населения. Авиации врага нанесен такой урон, от которого фашисты оправятся не скоро. Так оно и оказалось. Если до этого самолеты противника летали словно по расписанию, группа за группой с интервалами в 20 минут, то теперь они появлялись не столь часто. А главное, срыв массированного воздушного налета на Ленинград имел не только тактическое значение. Весь мир пристально следил за героической борьбой ленинградцев, и каждая неудача гитлеровцев под стенами гордого города на Неве оборачивалась для них поражением и в военном, и в моральном, и в политическом отношении, приобретала значение международное.
А наша авиация действовала все активнее. Наращивали удары по врагу и летчики-штурмовики. Но я они несли потери. В одном из трудных вылетов погиб майор Сергей Николаевич Поляков. Командиром полка был назначен Владимир Егорович Шалимов.
Шалимов всегда сам водил в бой подчиненных, и не было случая, чтобы он не прорывался к цели. Все знали, что если капитан сел в кабину самолета, то ведомая им группа выполнит любое задание. Это и обусловило его повышение в должности. Генерал А. А. Новиков придерживался мнения: характер командира это характер вверенного ему коллектива. Сильный, незаурядный человек возглавляет эскадрилью или полк - значит, эти эскадрилья или полк тоже сильные, под стать своему командиру.
Весной 1942 года полку, которым командовал Шалимов, было присвоено почетное наименование гвардейского. И еще сильнее били авиаторы ненавистного врага. Они были для гитлеровцев настоящей грозой. После удара "илов" на поле боя всякий раз оставались десятки изуродованных танков, орудий и минометов, развороченных дотов и блиндажей.
Численный перевес - большое дело на войне. Но Шалимов был верен тому правилу, которому следовал и в полетах под руководством майора Полякова: бить врага не числом, а умением. Еще задолго до появления наставления по боевым действиям штурмовой авиации он разработал и применил на практике ряд эффективных тактических приемов. Одним из таких приемов был так называемый круг над целью, когда самолеты, пикируя один за другим, вели огонь из пушек и пулеметов, применяли реактивное оружие, сбрасывали бомбы со взрывателями замедленного действия. При этом они строго придерживались принципа: задний защищает переднего, что позволяло им отбиваться от истребителей противника. Сам Шалимов назвал в шутку этот метод "спасательным кругом".
Будучи командиром полка, Владимир Егорович продолжал летать на выполнение самых сложных заданий. Его не без оснований считали непревзойденным мастером виртуозного пилотажа на Ил-2. В воздухе он демонстрировал умение маневрировать с предельными перегрузками. Атаку наземных целей капитан обычно заканчивал резким снижением до самой земли, и казалось, что самолет концами лопастей пропеллера подгребает под себя пыль. Затем тяжелый штурмовик с необычайной легкостью, как бы на одном дыхании, за считанные секунды с круто задранным носом взвивался вверх, чтобы тотчас сделать новый заход.
Особенно нравился Шалимову "самый низкий бреющий". Брить - значит лететь на высоте 25 - 30 метров. Шалимов "брил" на уровне телеграфных столбов и ниже, "обтекая" рельеф. Не только лес, но даже небольшие возвышенности, бугры и лощины укрывали его при этом от наблюдения врага, что давало возможность неожиданно появляться над целью и наносить точный удар. Обучая подчиненных, Владимир Егорович любил повторять, что внезапность - душа тактики.
- И вообще, - с улыбкой заключал он свои инструктажи, - маневр должен быть для летчика жизненной потребностью. Как дыхание...
Поддерживая наземные войска, "илы" действовали, главным образом, над полем боя на малых высотах, и по самолетам стреляло все, что только могло стрелять. И тут как нельзя кстати были скрытные заходы "самым низким бреющим". С чьей-то в шутку оброненной фразы их называли "партизанскими".
Вообще неожиданные тактические приемы Шалимова часто сбивали с толку фашистских вояк. Поскольку наши штурмовики обычно действовали над целью с левым кругом, то вражеские зенитчики приспосабливали свои установки для стрельбы по самолетам, пикирующим слева и уходящим тоже влево. А шалимовцы начинали бить их с правого круга, путали тем самым все расчеты гитлеровцев и почти беспрепятственно подавляли батареи.
Зима прошла в непрерывных полетах. Даже в те дни, когда из-за ненастья фашистские асы предпочитали отсиживаться на аэродромах, "илы" поднимались в воздух. Нередко они возвращались буквально изрешеченные пробоинами, механики и мотористы еле успевали их латать. Но после их "визита" всякий раз оставались на земле десятки полыхающих гитлеровских автомашин и танков, скошенные смертоносными очередями гитлеровские солдаты.
В петлицах Шалимова появилась еще одна "шпала" - ему присвоили звание майора, а вскоре на груди засверкал второй орден Красного Знамени. Владимир Егорович внес много предложений по совершенствованию боевого применения штурмовиков. О своем опыте он написал несколько корреспонденции в армейскую газету "Боевая тревога". Опыт Шалимова впоследствии использовали и другие летчики.
В ту пору фронтовая авиация постоянно требовала пополнения. Поэтому в военных авиаучилищах курсантов готовили по ускоренной программе. Доучивать новичков приходилось в строевых частях. Шалимов считал своим долгом вводить молодежь в строй лично.
23 июля 1942 года был вновь организован массированный налет нашей авиации на оборонительные рубежи врага. Первую группу штурмовиков возглавил, как всегда, майор Шалимов.
Точно в назначенное время эскадрилья подходила к опорному пункту противника. Цель была уже близко, но вражеские зенитчики огня почему-то не открывали. Почему? Шалимов догадывался, что они, вероятно, заранее провели пристрелку по нижней кромке облаков. Он начал выполнять противозенитный маневр. Однако маневр был на этот раз словно бы неуверенный, осторожный. Очевидно, потому, что ведущий взял сегодня под свое крыло малообстрелянных пилотов. Оберегая их и опасаясь энергичным пилотажем расстроить боевой порядок перед атакой, он по возможности спокойнее начал переводить машину в пикирование.
И тут вражеская батарея дала залп. Головная машина вздрогнула и устремилась к земле. За ней потянулся хвост густого дыма.
Это был черный день для штурмового полка.