Для очередной атаки летчик избрал танк, который поспешно удалялся в сторону леса, надеясь там спастись от губительного огня штурмовиков. Новиков чуть подал от себя ручку управления. "Ильюшин" послушно опустил нос и перешел в пикирование. В прицеле обозначился танк. Еще мгновение, и летчик нажимает на кнопку сброса. Из-под плоскостей вырвались хвостатые огненные кометы реактивных снарядов. Удар оказался точным. Один из эрэсов угодил прямо в танк. Он тут же вспыхнул, и его заволокло черным дымом.
На обратном пути "илов" встретили "фоккеры" и с первой атаки подожгли самолет ведущего группы. Остальные экипажи сомкнули строй, отбивая атаки вражеских истребителей. Одного стрелки-радисты сбили. После этого фашисты стали осторожнее. Когда штурмовики перетянули линию фронта, они отстали.
Пламя войны катилось на запад. Наконец оно заполыхало в Восточной Пруссии. Советские войска стремительно продвигались вперед, и ничто не могло сдержать их натиск. Каждый солдат видел перед собой долгожданную победу, чувствовал ее приближение. Петр Новиков к тому времени стал командиром эскадрильи. Он по-прежнему летал на разведку, штурмовал вражеские позиции. И какое бы задание ни получал, всегда отлично выполнял его. Он стал признанным мастером разведки, особенно фоторазведки.
В феврале 1945 года в районе Инстербурга (ныне город Черняховск) советские танки далеко продвинулись вперед. 18 февраля на аэродром, где базировался 943-й штурмовой авиационный полк, прибыл командующий 3-м Белорусским фронтом генерал армии И. Д. Черняховский. Он был обеспокоен потерей связи с танкистами. Нужно было срочно разыскать их, передать приказ о дальнейших действиях. Кому из летчиков поручить это задание? День пасмурный, туман. Видимости почти нет. Командир полка свой выбор остановил на капитане Новикове. В паре с лейтенантом Пархоменко он вылетел на разведку. Нашли танки, сбросили вымпел. Но самим пришлось туго. Снаряд МЗА (малокалиберной зенитной артиллерии) попал в правое крыло самолета ведущего. В центре образовалась большая рваная дыра. Самолет трясло, кренило. Управлять трудно. И все же Петр Новиков привел его на свой аэродром.
Следует отметить еще одну особенность Новикова. Он никогда не бросал машину, боролся за нее до тех пор, пока это было возможно. Видимо, поэтому, пройдя боевыми дорогами от Ленинграда до Кенигсберга, он не потерял ни одного самолета. Конечно, в этом сыграло свою роль высокое летное мастерство, которым он обладал. Но факт остается фактом - "безлошадным" ему бывать не приходилось.
А случалось попадать в очень сложные и порой, казалось, безвыходные положения. Об одном таком случае стоит рассказать.
Было это 22 апреля 1945 года. В этот день в составе группы Новиков вылетел на штурмовку вражеской техники в районе Пиллау (ныне город Балтийск). Советские войска блокировали здесь большую группировку фашистских войск. Шли ожесточенные, беспрерывные воздушные бои.
Сделан один заход, второй. После третьей атаки при выходе из пикирования самолет круто полез вверх. Летчик толкнул ручку управления от себя. Никакой реакции. Самолет продолжал набирать высоту. Убрал обороты двигателя. "Ильюшин" опускает нос и... к земле. Увеличил обороты, самолет снова полез вверх. Пришлось опять убрать газ. И так до самого аэродрома. То вверх, то вниз.
Не всякий летчик рискнул бы садиться на таком "капризном" самолете. Петр Новиков, однако, благополучно приземлился. Но для этого нужно было так рассчитать маневр, чтобы очередное пикирование с последующим переходом в набор высоты пришлось на начало взлетно-посадочной полосы. Очень сложный и опасный маневр!
Петр последний раз убрал обороты двигателя. "Ильюшин" перешел в пологое пикирование. Все ближе и ближе посадочная полоса. Пора! Летчик передвигает сектор газа от себя, мотор зарокотал сильнее. Штурмовик стал поднимать нос. И все же Новиков допустил ошибку: на какую-то секунду-другую раньше стал выравнивать машину. Самолет подошел к полосе под углом больше допустимого, ударился колесами о землю и стал "козлить". Отдельные прыжки доходили до 5 метров.
За этой странной посадкой наблюдали многие летчики. Они стояли у командного пункта и следили за маневрами своего товарища. На лице Паршина, командира полка штурмовиков, озабоченность и тревожное ожидание. А когда самолет запрыгал на полосе, командир истребительного полка, летчики которого базировались на этом же аэродроме, не выдержал:
- Что он делает? Пьяный, что ли?
- На Новикова это не похоже, - с тревогой в голосе отозвался Паршин. С ним что-то случилось.
Новикову все-таки удалось утихомирить "прогрессирующего козла" и благополучно завершить посадку. Когда же он зарулил на стоянку, все прояснилось. Зенитный снаряд почти полностью разрушил руль глубины.
- Ну и летчик, - с восхищением проговорил командир истребительного авиационного полка. - Из моих орлов на таком самолете, пожалуй, никто не дотянул бы до аэродрома. А он еще и посадил. Молодец!
- Это был мой сто семьдесят второй боевой вылет, - говорит Петр Сергеевич. - И знаете, я по-настоящему испугался тогда. Тремя днями раньше мне присвоили звание Героя. Война идет к концу. И вдруг гибель. Такая обида взяла. А потом злость на самого себя за то, что в первую минуту растерялся. "Погибать собрался? А кто жить будет? Кто фашистов добивать станет?" сверлит в голове мысль. - И знаете, сразу вернулись силы, появилась надежда. Смотрю, а земля - вот она, несется навстречу - черная и страшная. Еще минута, другая и... Левая рука сама подает сектор газа вперед. Чувствую, как центробежная сила вдавливает тело в сиденье. Самолет с ревом выходит из пикирования. Стрелка высотомера поползла вправо. Высота растет, скорость падает. Чувствую, дальше нельзя. Можно свалиться в штопор. Убираю обороты, самолет снова переходит в пикирование. Потом я приноровился к его поведению. Так и летел на одних оборотах. Конечно, можно было выброситься на парашюте. Но куда? Внизу гитлеровцы, а для советского летчика плен хуже смерти. Когда же перетянул линию фронта, появилась уверенность, что можно посадить машину. И я решил бороться за жизнь самолета и за свою собственную до последней возможности. Вот когда помогли навыки планериста!
Мне довелось в те апрельские дни быть в районе Пиллау. Наш 20-й отдельный инженерно-аэродромный батальон обеспечивал работу истребительной авиации. Там действительно было жарко. Помню, перед заходом солнца из-за леса выскочили "ильюшины". Фашисты встретили их пулеметным огнем из зенитных установок. Но разве остановишь советских летчиков. Они с ходу бросились в атаку. Вижу, как из-под плоскостей одного из самолетов вырвались огненные хвосты реактивных снарядов. И там, куда они были нацелены, к небу поднялся черный столб дыма.
Солнце все ниже опускается в серые воды Балтики. А над лесом по-прежнему вертится карусель из "илов". Грохот рвущихся снарядов. Стук авиационных пушек. Треск пулеметных очередей. Все слилось в сплошной гул. И лишь полностью израсходовав боеприпасы, "илы" также внезапно покинули поле боя, как и появились над ним.
Войну майор П. Новиков закончил в Восточной Пруссии, под Кенигсбергом. Ему пришлось выполнить еще несколько боевых вылетов. Один из них в район Пиллау, на разведку. В этом полете он обнаружил большую группу фашистских войск. По его данным потом целый день работала штурмовая авиационная дивизия. Сотни, тысячи автомашин, танков, артиллерийских орудий, повозок сожженных, исковерканных, перевернутых - разбросано было на косе Фришхаузен, поросшей редким сосняком. Это был полный разгром!
А потом парад Победы на Красной площади, в Москве. Командир эскадрильи 943-го штурмового авиационного полка Герой Советского Союза майор Петр Сергеевич Новиков шел в составе сводного батальона 3-го Белорусского фронта.
После войны Петр Сергеевич еще долго служил в рядах Вооруженных Сил. Переучился и летал на реактивных бомбардировщиках Ил-28, командовал авиационным полком. И только в 1959 году уволился в запас.
- За прошедшие годы авиация стала, конечно, другой, - говорит Петр Сергеевич. - И техника, и люди.
Он взял со стола полетную карту, сложил ее гармошкой, как это делал перед боевым вылетом. Потом фотопланшет, тоже фронтовой. На нем запечатлены горящие фашистские танки восточнее Нойдорфа. Тогда его самолет подбили здесь. Собрал книги, фотографии, газетные вырезки. Все это аккуратно положил на край стола и продолжал:
- Когда я недавно выступал у летчиков-истребителей, то от души порадовался их боевой выучке. Летчики освоили сверхзвуковой всепогодный истребитель, метко поражают воздушные цели. Скажу откровенно, завидую им. Самому бы сесть в кабину такого самолета!
И это говорит человек, которому уже за шестьдесят. На вид, правда, он гораздо моложе. У него твердая, уверенная походка, крепкие, сильные руки.
Новиков ведет активную военно-патриотическую работу: выступает перед школьниками, часто встречается с летчиками Ленинградского военного округа. И каждая такая встреча возвращает его к тем далеким, но дорогим годам молодости, когда советские люди разгромили германский фашизм, и над Родиной нашей вновь засияло чистое мирное небо. В эту всенародную победу внес свой вклад и Петр Сергеевич Новиков - полковник в отставке, Герой Советского Союза.
К. Шатаев
Федя
В полк Федор Чубуков прибыл в неудачное время - не на чем было летать. Правда, машин хватало на всех и были эти машины новенькими, но беда заключалась в том, что только-только полученные американские "томагауки" первоначально предназначались для Африки и совершенно не выдерживали наших морозов. Бывало, с вечера в дивизию уходило донесение о том, что все имеющиеся в полку машины готовы к боевым действиям, а утром оказывалось, что подняться в воздух не на чем: на "томагауках" за ночь или гидросмесь застынет - шасси не выпустить и не убрать, или масло в радиаторах замерзнет и поразрывает их.
Мне, инженеру полка, приходилось непосредственно сталкиваться со всеми этими неполадками, и потому я навсегда запомнил "томагауки". Для того чтобы "приучить" эти "теплолюбивые" самолеты к нашим морозам, инженерам, техникам, механикам пришлось потрудиться немало. Но первое время полеты очень часто срывались. Летчики ходили мрачные, не зная, куда себя девать. Был конец сорок первого года - самое тяжелое для Ленинграда время. Надо было сопровождать транспортные самолеты, доставлявшие в осажденный город продукты, прикрывать наши наземные войска, которые вели тяжелые бои с врагом, пытавшимся охватить Ленинград вторым кольцом, а тут, что ни день, то новые неполадки.
И если уж оказывались исправными несколько самолетов, они обычно доставались самым опытным воздушным бойцам. Кто же отдаст в такое время машину новичку, особенно такому, как Федя Чубуков. Небольшого роста, щуплый и совсем юный паренек как-то терялся среди уже набравшихся сил и боевого опыта летчиков полка. К тому же в характеристике, прибывшей следом за Чубуковым, было написано, что необходимых морально-боевых качеств летчика-истребителя он пока не проявил.
К счастью, командир полка Александр Андреевич Матвеев был человеком чутким и внимательным. Превосходный летчик, успевший повоевать еще на Халхин-Голе, он отличался умением разбираться в людях. Именно поэтому его в свое время выдвинули на политработу. В наш полк он прибыл уже комиссаром. Осенью сорок первого прежнего командира перевели в другую часть, полк же принял батальонный комиссар Матвеев. Уже позже он был переаттестован на командное воинское звание "майор".
Прочитав характеристику Чубукова, Матвеев решил прежде всего выяснить, как, при каких обстоятельствах сложилось такое мнение о молодом летчике.
В первую очередь напрямик спросил об этом самого Чубукова. Тот рассказал:
- Как-то среди летчиков возник спор о таранах. Одни говорили, что таран - это выдающийся подвиг; другие заявляли, что не только подвиг, но и наивысший, самый смелый тактический прием воздушного боя. Я не был согласен ни с теми, ни с другими. Кто-то спросил меня: "А как ты думаешь?" Я ответил: "По-моему, это безрассудная лихость". "Ну, это ты слишком, возразили мне товарищи. - Далеко не каждый способен проявить такую лихость". "А зачем она? - пытался я отстоять свое мнение. - Чтобы любой ценой сбить фашиста? Даже если придется пожертвовать своим самолетом и своей жизнью? Не слишком ли это дорогая цена?" "Ну, а если в бою все патроны кончились? Как тогда быть?" - спросили меня. "Надо не мазать, тогда патронов вполне хватит, чтобы сбить противника", - ответил я.
Конечно, не со всеми доводами молодого летчика можно было согласиться. В конце концов, бывают случаи, когда другого выхода, кроме тарана, нет. И все же иное мнение лейтенанта Чубукова по этому поводу не давало основания считать его плохим летчиком.
Беседуя с Чубуковым, командир понял, что молодой летчик не кривил душой. Рассказывал о случившемся с мальчишеской непосредственностью, краснея, себя нисколько не выгораживал, но и от своего мнения не отказывался. Но все ли было именно так, как он рассказал?
Матвеев запросил прежний полк Чубукова. На запрос вскоре прибыл ответ, который подтверждал, что лейтенант Чубуков действительно высказался против тарана как тактического приема воздушного боя. Это высказывание и послужило основанием для написания в его характеристике злополучной строки. Матвеев понял, что бывший командир Чубукова, мягко говоря, перебрал с такой характеристикой. Находившийся в это время в штабе полка командир эскадрильи Петр Покрышев был того же мнения.
- На войне о человеке судят не по словам, а по его делам, - твердо сказал он, положив на стол прочитанный ответ.
- Вот и проверьте, каков он на деле, - предложил командир полка. - А заодно пусть посмотрит, как дерутся ваши ребята, поучится у них...
Так Федор Чубуков оказался в эскадрилье капитана Покрышева. И уж коль скоро предстояло проверить, каков новичок в бою, Покрышев решил держать его поближе к себе. Он назначил Чубукова своим ведомым. В какой-то мере это был риск: а что если ведомый окажется не слишком надежным? Гитлеровцы чаще всего стремятся атаковать противника сзади, и, если ведомый проморгает или, чего доброго, оробеет, командиру не избежать удара, который может оказаться смертельным.
Боевой друг Покрышева Андрей Чирков напомнил ему об этом. Однако Покрышев не изменил своего решения.
К тому времени наконец-то удалось заставить "томагауки" не бояться русских морозов. Гидросмесь заменили новой, которая не загустевала на холоде, а чтобы морозы не разрывали масляные радиаторы, пришлось все время держать моторы в подогретом состоянии. Это, правда, здорово прибавило работы механикам, которой у них и без того хватало, зато теперь летчики полка могли летать.
И вот настал день, когда Петр Покрышев взял новичка в бой. Он включил его в свою группу не только потому, что хотел посмотреть, как будет вести себя молодой летчик в бою. Покрышева заботило и другое: если новичок окажется в тяжелом положении, ему необходимо будет помочь. "Пусть будет ко мне поближе, - думал командир эскадрильи. - В случае чего приду ему на выручку".
В том, что вылет не обойдется без воздушного боя, Покрышев не сомневался. Наступили декабрьские дни сорок первого года, когда наши армии, пытаясь помочь Ленинграду извне, вели тяжелые наступательные бои на направлениях Волхов - Кириши и Войбокало - Оломна - Погостье, стремясь отрезать, а потом и разгромить тихвинскую группировку противника. Гитлеровцы создали здесь значительное превосходство в силах, в том числе и в авиации. Они то и дело пытались бомбить наши войска. Чтобы воспрепятствовать этому, нашим истребителям приходилось чуть ли не беспрерывно "висеть" над передним краем. Ни один вылет в те дни не обходился без боя. И бои были тяжелыми, почти всегда неравными. Наши летчики говорили:
- Если нас трое, а их пятнадцать - это еще ничего, драться можно...
Это не было шуткой. Им действительно не раз приходилось вести бои при таком соотношении сил. Но Чубукову повезло - первый бой, в который он пошел ведомым Покрышева, проходил на равных.
Наша шестерка - Петр Покрышев, Иван Чемоданов, Александр Горбачевский, Георгий Мармузов, Николай Ивин и Федор Чубуков - прикрывала передний край в районе станции Погостье. Сначала все было спокойно. Но вот появились вражеские истребители. Их было столько же. Они пришли, видимо, чтобы "расчистить" небо для своих бомбовозов.
Завязался бой. Фашистские летчики оказались не из трусливых. Бой затянулся. А нашим только это и было нужно: тем самым рушился план гитлеровцев "расчистить" небо от советских истребителей и помочь "юнкерсам" прорваться к Погостью, чтобы нанести удар по нашей пехоте. Не вышло. Более того, группа Покрышева в конце концов измотала фашистов, и они стали сдавать. Вот уже один "мессершмитт", пойманный в прицел Покрышевым, не смог увернуться от его огня и, резко став на крыло, заскользил к земле, оставляя за собою дымный след. Пример командира воодушевил и остальных летчиков группы. Их атаки стали еще более смелыми и дерзкими.