"Тоскует, что ли?" - подумал капитан Теренков. И ему захотелось подбодрить молоденького штурмана, познакомиться поближе.
- Сами-то, Ролин, откуда будете? - спросил Николай Васильевич.
- Орловский я. Из Измайловского района. Сельский учитель. В селе Пол-Успенье - не слышали про такое? - историю ребятишкам преподавал. Там и отец мой учительствовал. Если не убьют на войне, опять учить ребятишек пойду.
- Почти земляки мы с тобой, - переходя на "ты", обрадовался Теренков.
- А давно воюете, товарищ капитан?
- С первого дня войны. На скоростных бомбардировщиках - СБ.
- Сбивали?
- Бывало всякое. И пешком домой приходил, и из госпиталя в родной полк возвращался... Но те времена, когда нас сбивали словно куропаток, прошли. Да, прошли, дорогой друг. Можешь считать, что тебе повезло: на "петлякове" воевать будет веселее. Скорость под шестьсот, от "мессера" уходит запросто, да и вооружение куда мощнее, чем на СБ. Держись бодрей, землях, двум смертям не бывать, а нам с тобой до победы дожить надо.
Когда прилетели в полк, Ролин думал, что их сразу же пошлют в бой. Да не тут-то было! Опять, как я в запасном полку, пошли полеты да зачеты. Нужно было хорошо изучить район предстоящих боевых действий в радиусе от трехсот километров, аэродромную сеть, а самое главное - овладеть в совершенстве бомбометанием с пикирования.
- Здесь, под Ленинградом, - сказал новичкам командир полка гвардии подполковник Михаил Николаевич Колокольцев, - мы решаем очень важную задачу: ведем контрбатарейную борьбу.
Командир полка коротко обрисовал обстановку. Немцы по нескольку раз в день обстреливают город из дальнобойных орудий. Свои батареи они искусно маскируют, орудия размещают на тяжелых железнодорожных платформах, что позволяет им ловко маневрировать. Задача летчиков - не дать врагу разрушить город. От мастерства, выучки, слаженной работы экипажей зависит сейчас все. Но действовать предстоит не только по точечным целям, какими, скажем, являются отдельные орудия, танки или мосты. Назначение Пе-2 - многоцелевое. Тут и разведка, и удары по аэродромам противника. Особенно большие надежды возлагает он, командир полка, на третью эскадрилью. Надо, чтобы в ближайшее время она стала снайперской...
На рассвете вылет на полигон. Спать легли пораньше, чтобы успеть выспаться. В три часа утра подъем, а через сорок минут экипажи третьей эскадрильи уже бороздили небо над импровизированным полигоном, точнее, небольшим участком болота неподалеку от Всеволожской. Самолеты пикировали чуть ли не до самой земли. Не сразу Лобач с Ролиным пришли к полному взаимопониманию. Были споры, ошибки. В горячей напряженной работе в те белые ночи родилось у них настоящее чувство товарищества или то, что у летчиков называется слетанностью.
Однажды их подняли по тревоге.
- Ленинград подвергается массированному артиллерийскому обстрелу! пронеслось по стоянкам.
Ролин взглянул на часы; стрелки показывали семь утра. Там, в городе, люди сейчас спешат на работу, переполнены трамваи.
Через несколько минут командир объявил боевой приказ: нужно срочно подавить огонь фашистских батарей в районе Дудергофских высот.
- Дорога к цели знакомая! - предупредил Теренков. - Смотри, Коля, полетишь за нами и делай все так, будто мы на полигоне. Главное - выдержка и дисциплина строя. Нас будут сопровождать соседи - истребители 14-го гвардейского полка. Капитана Ивана Михайловича Дубовика знаешь?.. Не встречал в столовой?.. Нет. Познакомишься в воздухе. Скажу только одно: прикрытие надежное.
Вот и настал он, первый час твоих испытаний, Ролин!
Тяжелый воющий грохот глухо доносится с юга. Там - фронт. От волнения Петр Лобач покусывает пересохшие губы, в глазах - лихорадочный блеск. Даже стрелок-радист Николай Ляхов - двенадцать вылетов в сорок первом иногда позволяли ему похорохориться перед необстрелянными товарищами - и тот присмирел.
Над командным пунктом взвилась зеленая ракета, и Клочко повел машину на взлет. Рядом с ним Теренков. Он склонился над пулеметом.
Когда все три эскадрильи собрались над озерами, показались "яки". Четверка истребителей сразу ушла вверх, а остальные, как часовые, заняли свои места по сторонам и сзади, на одной высоте с пикировщиками. Вся воздушная армада из тридцати девяти самолетов начала набор высоты. Впереди - Колокольцев со штурманом Юрковым. В кабине стрелка-радиста флагманской машины - начальник связи полка краснощекий Юра Крюков. Для него, выпускника академии связи имени С. М. Буденного, нынешний вылет - боевое крещение.
Самолеты идут над Финским заливом. Под плоскостями - белые отмели Маркизовой лужи. Слева - в белесой солнечной дымке просматривается Ленинград...
Сколько раз читал Николай "Медного всадника" ребятишкам Пол-Успенья, когда рассказывал о петровской эпохе, об основании Петербурга, города, на улицы которого за все годы существования ни разу не вступала нога завоевателя.
- Ты что, Коля, никак стихи шепчешь? - спрашивает Лобач. - Сейчас не до лирики. Посмотри лучше, как Колокольцев с Юрковым умно рассчитали заход на цель. Над водой нет зениток, и разворот от цели тоже на свою территорию...
Пикировщики еще летели над Ораниенбаумским "пятачком", когда со стороны Петергофа, Стрельны, а потом и с Вороньей горы сверкнули огни. Перед самолетом что-то отрывисто грохнуло, и синие, с черным отливом клубы дыма огненными брызгами метнулись в кабину. Лобач бросил самолет в сторону, потом в другую. И все равно от этих синих дымных шапок спасенья не было. Всюду пучились косматые огненные шары - смерть неслась прямо на них. Но третья эскадрилья, маневрируя по высоте и направлению, упрямо плыла к Дудергофским высотам. В грязновато-косматом небе носились "яки".
Ролин, несмотря на многоэтажный огонь зениток, уже ловил цель на курсовую черту. Определив, что пора переводить машину в пике, скомандовал:
- Приготовиться! Лобач погасил скорость.
- Боевой!
Ролин прильнул к прицелу. Как в фотоувеличителе, увидел он на красной черте растерзанную землю; она дыбилась дымными гигантскими грибами по южному скату высоты.
- Пошел!
Лобач перевел машину в головокружительное пике. Две двухсотпятидесятикилограммовые фугаски скользнули вниз.
- Ну вот, начало положено, - поздравил экипажи командир полка. Счастливых вам полетов, гвардейцы!
- Мы еще не гвардейцы, - уточнил Лобач.
- Обязательно будете гвардейцами, - улыбнулся Колокольцев. - Первый шаг уже сделан. Верьте всегда в удачу. Одна удача идет, а другую за собой ведет.
- Это только легко сказать, - жаловался Ролин друзьям, вспоминая слова командира полка об удаче. - Третий месяц мы на фронте, а фортуна пока что не очень-то светит.
- Ты о чем? - прикинувшись непонимающим, спросил Лобач.
- Все о том же... Как будто не знаешь...
Недели три тому назад экипаж был вызван к командиру полка. В кабинете у подполковника они увидели начальника разведки 276-й дивизии гвардии майора Аркадия Григорьева, известного острослова, балагура и весельчака. Злые языки говорили, что по ночам Григорьев пишет стихи.
Колокольцев молча кивнул разведчику. Жест означал: начинай разговор.
- Вот что, хлопцы, - оценивающим взглядом окинул майор Лобача, Ролина и Ляхова. - Наш командир дивизии генерал Андреев решил в каждом полку выделить экипажи, которые постоянно будут заниматься разведкой. Вылетать за линию фронта экипажи будут поодиночке, но каждому предоставляется полная инициатива и свобода действий. Представляете, какая увлекательная работа?
- Могу предположить, - в тон разведчику иронически заметил Лобач. - Мы одни в бескрайнем небе, не считая "мессеров" и "фокке-вульфов".
Григорьев даже поперхнулся, услышав колкую реплику, и тем не менее продолжал:
- Из своей эскадрильи вам никуда переходить не надо. Штаб дивизии только периодически будет привлекать вас для выполнения разведывательных заданий. Командир полка поддерживает ваши кандидатуры. Слово за вами.
Лобач переглянулся с друзьями и без слов понял, что они согласны.
После первых вылетов Ролин с беспокойством отметил, что не может точно определить число эшелонов на станциях. Фотоаппарат каждый раз вносит поправки в наблюдения.
"Вижу пять эшелонов", - передавал он из Тосны на КИ. А их оказалось семь. В другой раз сообщил, что видит семь эшелонов, а на самом деле их оказалось десять. Человек по натуре вдумчивый, наблюдательный, он вскоре обратил внимание на однообразие своих ошибок. Почему же он видит меньше объектов, чем фотоаппарат? Может, зрение подводит? Проверил. Глаза в порядке.
Своими сомнениями Николай поделился с Теренковым. Они начертили схему прохождения цели, произвели расчеты.
- А знаешь, тезка, причина твоих ошибок проста, - после некоторых раздумий вдруг сказал Теренков. - Пока ты считаешь эшелоны, самолет проскакивает станцию. Рецепт тут может быть один: надо "наметать" глаз до такой остроты, чтобы с одного взгляда определить не только число эшелонов, а даже вагонов. Проще говоря, надо тренироваться.
Все чаще им приходилось вылетать на разведку при плохой видимости. От напряжения в этих полетах штурман каждый раз вылезал из кабины мокрый, словно побывал в парной бане.