Наших моряков считают суеверными, но их традиции не идут ни в какое сравнение с суевериями южан. Особенно этим славятся живущие на Дельфине, в Соланке. Однажды я застрял в порту Филгама на два месяца, потому что корабли просто перестали ходить. Гадалки, которые там имеют очень большое влияние, все время пророчили то плохой ветер, то туманные ночи, то шауттов в воде. С этим народом решительно ничего нельзя было сделать. Ни уговорить, ни заплатить. В итоге, когда я вышел в море, на середине пути капитан изменил курс. И вместо Пубира мы отправились в Вьено, на другой конец Лазоревого моря. Для южан изменить путь как нечего делать. И плевать им на убытки честных людей.
Запах весны опьянял. Шерон никак не могла к нему привыкнуть и полной грудью вдыхала хрустальный воздух, наполненный запахом прогревающейся земли и пробуждающейся листвы.
Небо было высоким, с перистыми облаками на закате, горящими пурпуром в лучах заходящего солнца. Вода казалась девушке вкуса меда и фиалки, а ветер был столь ласков и нежен, что время от времени ей приходилось напоминать себе о том, что сейчас лишь конец месяца Ворона.
Лавиани, видя, как ошеломлена указывающая, лишь посмеивалась, а Мильвио однажды сказал:
– Это последствия Катаклизма. Хоть что-то от него хорошее. Бывают годы, когда на западе лютует зима, а за Мышиные горы она словно забыла дорогу. Здесь осень превращается в раннюю весну, растянутую на несколько месяцев.
– Период долгой весны востока худшее время для цирковых. Даже хуже, чем зима и дождливая осень. Фургоны по бездорожью ползут неделями, – посетовал Тэо.
Шерон готова была ползти годами, лишь бы никакой вьюги и сугробов. Зима, едва успев начаться, глубоко ей опротивела. Она с содроганием вспоминала переход через горы.
Теперь вершины остались далеко позади, и видно их было лишь в очень хорошую погоду, на самом горизонте. Ровная белая линия, которую можно спутать с облаками.
Когда они только спустились в долину, указывающая не удержалась и обернулась. Последняя из опорных башен Тропы Любви нелюдимым горбатым великаном выглядывала из-за скалистого склона, провожая их. Девушка подумала, что романтичное название крепости совершенно не подходит тому мрачному кошмару, с которым им довелось столкнуться в сердце тьмы.
Когда она увидела, с кем сражаются Мильвио и Лавиани, то сразу поняла, что это такое… кто такой, и испугалась. Что ее сил и опыта не хватит остановить древнее создание.
Ее друзья так и не поняли, чего ей стоила скоротечная схватка. Он был невероятно силен. Сильнее шаутта на Талорисе, сильнее дробителя костей и всех заблудившихся, которых она уничтожала до этого. Еще несколько месяцев назад Шерон бы не смогла отправить подобное создание на ту сторону, но после Талориса, с тем, что иногда пробуждалось в ней, все изменилось.
Тэо слушал их историю, округлив глаза, а затем сказал:
– Кам… Тот самый Кам, которого называли Горящим Орлом, Властителем Севера? Немыслимо. Вы уверены?
Мильвио протянул ему золотой медальон, снятый с ученика Скованного:
– Ты интересуешься старыми вещами. Что скажешь об этом?
– Как на фреске. Да. Кажется, вы победили великого волшебника.
– Мы победили то, что когда-то было великим волшебником, – поправила его Шерон. – Остается порадоваться, что Тион забрал магию из нашего мира. Если бы мертвый использовал не только алебарду, но и волшебство, боюсь, с нами бы ты точно уже не разговаривал. Вы не задумывались, почему он тысячу лет бродил в подземелье, когда в любой момент мог выбраться наружу?
Мильвио провел рукой по отросшей щетине, которая уже начала превращаться в бороду:
– Кто поймет, что в голове у мертвого? Быть может, его что-то держало? А может, он ожил лишь после того, как в башне произошел обвал, и это его разбудило. Скажи, Тэо, сколько может стоить эта золотая безделушка?
– Не знаю, – повертев в руках трофей, ответил Пружина. – Много. Чистое золото, довольно тяжелая. И к тому же древность. Видно, что сделано ювелирами до Катаклизма. Я сталкивался лишь с одной штукой подобного качества. Золотым кольцом. Его продали коллекционеру за девяносто марок. Кому-то таких денег хватит на восемь лет безбедной жизни. Этот же… он куда больше кольца, и работа очень качественная. Думаю, легко может потянуть на пару сотен. Но найти того, кто заплатит такую цену, будет непросто. Подобные деньги есть не у всех. Лишь вельможи, возможно.
– Вельможи скорее отожмут его, а тебя бросят в реку. Особенно если сказать, что эта вещь принадлежала великому волшебнику, – фыркнула Лавиани.
– Сказать можно все что угодно, сиора. В мире полно вещей, которые принадлежали великим волшебникам. В любой лавке, в любом городе найдутся башмаки Тиона, или пуговица Войса, или заколка Лавьенды. А если надо, то продавец и бумагу нужную выдаст, вместе с мечом таувина в нагрузку.
Сойка расхохоталась:
– Понимаю, к чему ты клонишь. Такой важный документ можно повесить над камином и хвастаться перед знакомыми, что ты владелец любимого исподнего Скованного. На мой взгляд, лучший вариант – расплавить эту побрякушку, превратить в обычное золото и сбагрить скупщикам краденого. Вопросов меньше и внимания.
– И денег, – не согласился Тэо. – За расплавленный кусок золота ты не получишь две сотни марок.
– Ну, тогда отправляйся в ближайший герцогский дворец. Если там тебе не отрежут язык, сочтя лжецом, можно здорово нажиться. Только монеты будешь таскать сам. Я не нанималась волочить на своем хребте лишний вес. Да еще такой.
– Вам не кажется, что Мильвио решать, что сделать с этой вещью? – тактично намекнула Шерон.
– Вот уж дудки! – возмутилась Лавиани. – А я что, по-твоему, напрасно уродовалась, убивая эту поганую тварь?!
Мильвио рассмеялся:
– Не волнуйся, сиора! Деньги мы поделим честно. Вам понадобятся монеты для долгого путешествия.
– Вот, девочка. Полюбуйся. Мальчик разумен и справедлив. Не то что ты.
Тэо с улыбкой протянул медальон южанину, но тот отмахнулся:
– Ты в этом разбираешься лучше. И знаешь покупателей. Тебе и продавать.
– Такое не сбудешь в ближайшей деревне. Я знаю хорошего антиквара в Мерени.
– Пойдешь продавать, не забудь позвать нас с собой, – предупредила Лавиани, шедшая по обочине дороги.
Тэо покосился на нее:
– Уж ты-то не думаешь, что я сбегу с деньгами?
– Я никогда не считала тебя плутом, мальчик. Но наивным дураком – да. Не хочу, чтобы у тебя отобрали эту штуку вместе с головой. Или просто не дали денег. Поэтому если такое случится, то я и Фламинго объясним нехорошим людям, какие они гадкие и нехорошие.
– Ты вознесла мою самооценку на недосягаемую высоту.
– Всегда пожалуйста.
Шерон и Тэо переглянулись, словно ослышались, а Лавиани, поняв, что сказала «пожалуйста», слово, которым она себя не часто обременяла, недовольно поджала губы.
На этой стороне Мышиных гор про рейд ловчих слышали лишь краем уха от тех счастливчиков, кто успел преодолеть перевалы. Беспокоились о случившемся в соседнем герцогстве мало – в Накун дикари никогда не приходили, а оттого ворота в маленьких приграничных городках всегда оставались открыты.
Мирная жизнь шла неспешно, как и всегда в подобных местах.
В первом же городке Мильвио купил себе сумку взамен утраченной в крепости. Перебрасывая ее через плечо, он сказал:
– Ничуть не хуже прежней.
– Мне очень жаль, что ты потерял ее. – Шерон отправилась за покупкой вместе с ним, оставив Лавиани и Тэо на постоялом дворе.
– Это мелочь по сравнению с настоящими бедами человечества. Я потерял лишь часть личных вещей, старую кольчугу да немного монет. Ничего такого, без чего бы не смог жить дальше. Я рад, что это всего лишь барахло, а не твоя жизнь или жизнь Тэо. Судя по вашим рассказам, люди, с которыми вы столкнулись, очень опасны.
– Надеюсь, мы никогда их больше не встретим.
Он улыбнулся Шерон и подал ей руку, предлагая прогуляться по улице.
– В нашем большом мире часто попадаются те, кого лучше не знать. Особенно в больших городах. Летос, несмотря на жестокость ночи, милое место. Люди там добры к чужакам и, оказываясь на большой земле, остаются все так же… – Мечник помолчал, подбирая слово. – Наивны. Но город – жестокий край. Ничуть не менее жестокий, чем тракт, на котором промышляют разбойники. Или лес, в котором живут чудовища. Ты должна помнить об этом. Пообещай мне.
Она посмотрела на него немного удивленно:
– Хорошо. Обещаю помнить. У тебя есть повод беспокоиться?
– Конечно, – уверенно ответил он. – Я всегда беспокоюсь за своих друзей.
– Не думаю, что мне грозит опасность, когда ты и Лавиани рядом. Что? – Она заметила, как изменилось его лицо. – Я что-то не то сказала?
Мильвио грустно улыбнулся:
– Рядом я буду не всегда.
Она сразу поняла и не стала скрывать огорчения:
– Тебе пора уходить?
– К сожалению, наши пути расходятся. – Треттинец отвел взгляд. – Вы двигаетесь на восток, к Лоскутному королевству. Мне же надо переплыть Бренн. Пора отправляться на юг.
– Но разве ты не собирался к Рубежу?
– Собирался. А еще в Туманный лес и на границу с Северным смерчем, а потом в Алагорию, Дагевар и Кариф. Но всегда приходится выбирать из множества вариантов.
Шерон вздохнула:
– Я понимаю. Именно поэтому ты отдал золотого орла Тэо? Ведь ты не будешь с нами до Мерени.
– Прости.
– Но деньги…
– Деньги, моя дорогая сиора, не самое важное в жизни. Я всегда могу их заработать мечом, дав несколько уроков детям благородных господ. А вам они понадобятся. Путешествие выйдет длительным и чем дальше на восток, тем более опасным. Поэтому я и прошу тебя быть осторожной и беречь себя.
– И вновь я обещаю.
Они остановились рядом с кондитерской лавкой, и Мильвио, достав из кармана мелочь, купил огромный крендель с засахаренными абрикосами и с улыбкой протянул ей:
– Это хоть как-то послужит извинением моему уходу?
Девушка рассмеялась, принимая угощение:
– Даже не знаю, что тебе сказать. Ты никогда не спрашивал про Тиона и наши цели. Почему?
Его зеленые глаза скользнули по едва начавшим распускаться цветам, растущим в горшочках на балконах вторых этажей:
– Я очень любопытен, Шерон. Поверь, ты еще не встречала более любопытного человека, чем я. Но меня воспитали так, чтобы мой порок не мешал другим. Так что я не досаждаю своим знакомым.
– А если знакомые рады тебе рассказать? Ведь я обещала это сделать еще на Тропе.
– Секреты я хранить умею.
– Да послушай же ты его! – не выдержала указывающая, повысив голос.
Это было так ей несвойственно, что Лавиани прикусила язык. Тэо сидел на подоконнике, глядя на свое бледное отражение в открытой створке окна, и покачивал ногой.
– Спасибо, – откашлялся Мильвио. – Повторюсь. Если все, что сказала Шерон, правда…
Лавиани тут же скривилась, и мечник поправился:
– Если Шерон думает, что все рассказанное – правда и Тион действительно жив…
– Жив. Как Скованный. Или Кам, которого мы с тобой пытались прикончить, Фламинго!
Она поймала раздраженный взгляд указывающей и вновь замолчала.
– Ну так вот. Если все так и есть. Если великий волшебник до сих пор бродит по трактам нашего мира, то я не понимаю, почему ты выбрала Рубеж как отправную точку?
– Он меня специально выводит? – вопросила у потолка Лавиани тоном почти умоляющим. – Откуда этот парень вообще свалился на наши головы? Чем я провинилась, а? Ну убила парочку злодеев, украла несколько монеток, побила кой-кого, когда была в плохом настроении, но это ведь не повод наказывать меня столь жестоко и неотвратимо!
Она несколько раз громко щелкнула пальцами, привлекая внимание Мильвио:
– Для тех, кто парит в небе, – вопрос не ко мне. Я не знаю всяких дурных сказок про Тиона, Шестерых или асторэ. Поэтому путь выбирала не я, Фламинго. Не имею ни малейшего понятия, где может болтаться ученик Скованного.
– Существует много легенд о том, что случилось сразу после Катаклизма. В разных герцогствах, у разных народов, – негромко сказал Тэо, обращаясь к Мильвио. – Тиона после случившегося видели во многих местах. Он помогал бороться с пожарами в Севуре[12], сражался в Битве Восьми Камней[13] под Лентром, усмирял огненный ветер на стенах Эль-Аса. Тион отказался от магии, но ничто не уходит мгновенно и бесследно. Пока у него оставались силы, ученик Скованного пытался помогать людям, выжившим после Катаклизма. Но все легенды сходятся в одном – затем он ушел на восток. К Рубежу. Бился плечом к плечу с последними таувинами против шауттов и мэлгов. Всегда говорили, что именно там он и погиб. На Рубеже. Хотя некоторые считали, что в Пустыни.
– Погиб? – поднял брови Мильвио.
– После Рубежа его больше не видели. И не было никаких историй. – Шерон села на старый стул, не желая стоять в дверях. – А значит, именно оттуда следует начинать поиски. Искать его следы, возможно, какие-то свидетельства в замках Белого пламени.
– Уцелевших замков двадцать четыре. И больше пятидесяти в руинах. И первый от последнего в сотнях лиг. Иголка в стоге сена.
– Что ты предлагаешь? Сидеть тут и чесать языком? – беззлобно полюбопытствовала Лавиани. – Историю девочки ты теперь знаешь. Судя по твоему лицу, веришь ей. Так какой у нее выход? Либо все бросить и оставить своего выкормыша на милость Скованного, либо искать следы великого волшебника на Рубеже.
– Читали «Хронику Золотого королевства»? – Мильвио увидел, что все отрицательно покачали головами. – Автор пережил Катаклизм и был одним из летописцев той страны.
– Золотое королевство? – нахмурилась Лавиани. – Впервые о таком слышу.
– Почти двести лет Накун, Алагория и Нейкская марка были единой страной, которую современники называли Золотым королевством, – объяснила ей Шерон.
– Все так, – подтвердил мечник. – Самое могучее государство севера после Единого королевства.
– Пока его не расколола междоусобица.
– Правильно, Тэо. Так вот, автор «Хроники» утверждал, что лично встречался с Тионом через долгих десять лет после того, как Рубеж был укреплен и угроза вторжения темных тварей миновала.
– Писака, – презрительно скривилась сойка. – Все писаки те еще вруны. Чего всего лишь Тион? Сразу бы написал, что к нему на бокальчик вина нагрянули все Шестеро вкупе с асторэ. И принесли клубничный кекс. Ты же знаешь, сколько в книгах лжи.
– Знаю, – не стал отрицать Мильвио. – Но эта книга уважаема среди историков. Каренский университет, библиотека Туреса, не говоря уже об ученых мужах Рионы – все они считают ее важным историческим документом, а человека, написавшего ее, крайне честным и скрупулезным.
– Что так? – Лавиани его слова не очень убедили.
Треттинец усмехнулся:
– Потому что именно он составил самый подробный перечень случившегося за время долгой Войны Гнева. Догадайся, от кого он узнал о тех событиях?
Осененный догадкой Тэо едва не подскочил на подоконнике:
– Ему рассказал Тион!
– Так считается.
– Эту книгу можно найти?
– Если отправиться в Карен или Риону. Там есть копии. На старом наречии.
– Карен? – Вид у Лавиани был такой, словно она съела лимон. – Это переть в обратном направлении, вновь через горы, опять через зиму. Что-то не слишком радует подобная перспектива в моей жизни.
– Не требуется никуда ехать, – утешил ее Мильвио. – Пока я служил герцогу Рионы, успел перечитать много интересных вещей из его библиотеки.
– Странно. Ты не похож на книжного червя.
– Ну и ты на первый взгляд не похожа на человека, способного противостоять Каму.
– Это он тебя здорово поймал, – одобрил Тэо.
– Заткнись, – без всякого раздражения попросила Лавиани. – Ты что, знаешь старое наречие?
– Да.
– Ладно. Предположим, что твой историк не врет, Фламинго. И он на самом деле видел человека, и тот на самом деле был Тионом, а не самозванцем, который обвел писаку вокруг пальца. Выходит, Рубеж не последнее место, где встречали великого волшебника. И именно поэтому ты посоветовал Шерон изменить наш путь. Только вы так и не успели сказать, куда же нам идти. Надеюсь, это не Проклятые острова и не Черная земля?
– Шой-ри-Тэйран, – негромко произнесла указывающая.
Тэо протяжно присвистнул и, видя, что сойка не понимает, о чем идет речь, пояснил:
– Последний из городов, отстроенный эйвами в позапрошлую эпоху. Он в запустении еще с тех пор, как дети асторэ ушли глубоко под сень леса.
– То есть сейчас от него осталась пара камней, если повезет.
– Отчего же? Он цел. Хотя там редко кто бывает, места дикие, и нормальных дорог нет. – Акробат вздохнул. – Чтобы найти его, потребуется много сил и времени.
– Опять заброшенный город, – проворчала сойка. – Мало нам было Талориса?
– Там нет зла, – произнес Мильвио.
– А ты как будто там был, Фламинго, чтобы утверждать подобное!
– Всем известно, – заметил мечник, – что созданное эйвами отталкивает зло.
– Ты готов за это поручиться? Вот приходим мы туда, а ты такой – извини, Лавиани, я не учел, что чудовище, которое тебя пережевывает в кашицу, не знало о том, что оно боится каких-то тысячу лет назад сдохших эйвов!
Тэо кашлянул в кулак, чтобы скрыть смешок:
– Он прав. Риния построена на развалинах города эйвов, и ни один шаутт за почти десять тысяч лет не подошел к ее стенам ближе чем на лигу. Значит, Шой-ри-Тэйрана это тоже касается.
– Уже хоть что-то. – Оптимизма в голосе вечного скептика прибавилось. – И где нам искать эти безопасные развалины?
– Где-то между Лоскутным королевством и Нейкской маркой. На правом берегу Бренна. Это все, что я знаю, – развел руками Тэо. – Про Шой-ри-Тэйран сложено много песен. Кристальный город, прекрасный на рассвете и закате, где эйвы жили веками и куда приходили люди, в том числе и волшебники, чтобы насладиться красотой этого необычного места. Город, где Нейси встретила и потеряла свою первую любовь.
– Оставим слащавые песни для походных костров, – отмахнулась сойка. – «Между Лоскутным и Маркой» это разговор ни о чем. Точно так же я могу сказать: ищите меня в Соланке. Есть что-то более конкретное?
– По легендам я знаю, что этот город в лесу, – сказала Шерон.
– Тут выйди за городские стены – везде лес. Нам это мало чем поможет.
Тэо покосился на Мильвио. Теперь тот улыбнулся:
– Вообще-то она говорит про довольно конкретный лес. Тэй-ри-Велинта.
– А на человеческом языке?
– Мы называем его Туманным.
Она уставилась на Пружину, чувствуя, как от нахлынувшего раздражения внутри нее закипает буря, и произнесла почти что по слогам:
– Я была в Туманном лесу. Там сотни лиг деревьев, он растет на территории четырех герцогств. Как ты предлагаешь, умник, искать в нем город эйвов? Если эти самые эйвы прячутся в нем от нас уже тысячу лет и их никто не видит? Если, конечно, еще не передохли с тоски.
– Есть ориентир – Бренн. Город, поглощенный деревьями, недалеко от реки, – напомнил ей Мильвио.
Шерон с сожалением провела рукой по своим волосам:
– В том-то и беда. А если лес тянется вдоль берега десять лиг? Двадцать? Пятьдесят? И это «недалеко» может быть в десяти минутах пути, а может – в двадцати днях.
– Везде живут люди. Кто-то что-то может помнить. – Тэо поймал скептичный взгляд Лавиани. – Ну должны же мы хоть от чего-то отталкиваться.
– Шаутт с тобой, мальчик, – сдалась та. – Тион вас точно там ждать не станет. Не понимаю, что вы рассчитываете найти в заросших корнями развалинах, но ладно. Давайте голосовать. Меняем Рубеж на новую цель?
– Да, – высказала свое мнение Шерон. – Меняем. Тэо?
– В любом случае это ближе Рубежа. Я – за. А ты, Мильвио?
– Кхм… – смутился мечник.
– У него иные планы, – чувствуя его неловкость, ответила Шерон. – Мильвио уходит.
Лавиани скривилась и сказала со странной миной:
– Все вы, южане, одинаковые, Фламинго. Вечно у вас появляются дела в самое неподходящее время.
Когда Лавиани собиралась на улицу, Тэо, вцепившийся пальцами в потолочную балку и равномерно подтягивающийся на ней, бросил:
– Ты как будто расстроена тем, что он уходит.
Лавиани посмотрела наверх, подавив желание схватить его за ногу и дернуть вниз, хорошенько шмякнув головой о мебель.
– Нельзя быть расстроенным оттого, что заноза, впившаяся тебе в задницу, благополучно извлечена. Я не из тех сентиментальных личностей, кто печалится по расставанию с малознакомыми людьми. Но стоит признать, что я порядком раздражена. Исключительно из своих шкурных, низменных, человеческих интересов, которые шепчут мне в оба уха, что терять хороший меч всегда неразумно. Даже если его владелец болтливый южанин.
– Не сказал бы я, что он так уж болтлив. – Акробат закончил разминку, легко спрыгнув вниз.
– Ну, если сравнивать с тобой, то Фламинго молчалив точно камень. Не скучайте без меня.
– Не будешь с ним прощаться?
– В моих планах нет пункта: «Помахать платочком вслед уходящему герою». – Она сражалась со шнурками куртки, а затем ушла, что-то бормоча, на ходу заплетая белые волосы в косу, а акробат, вздохнув, сел прямо на пол.
Он уже несколько дней чувствовал странное онемение в спине, которое часто распространялось теперь не только на руку, но и на левую ногу. И сны опять вернулись, хорошо хоть не прежние кошмары.
Снова водопад, но на этот раз не чудовищный Брюллендефоссен. И башен Калав-им-тарк там тоже не было. Ни их, ни натянутой золотой струны, ни ветра, ни горящего одинокого окна.
Вокруг лишь приглушенный зеленоватый свет, тенистые укромные уголки, шершавые корни, пахнущие влажной землей и дубом.
Пружина шел босиком по старым листьям, слыша журчание воды. Она широким потоком стекала со стены, покрытой густым слоем влажного мха, и падала в круглый бассейн.
Сверху, с потолка, сквозь листву деревьев лился изумрудный солнечный свет. Он, точно расщепленные лучины, играл на воде, и камни, которыми было выложено дно бассейна, то и дело посверкивали золотыми искорками вкраплений драгоценного металла.
Блики плясали на каменных стенах лесного грота, и Тэо чувствовал умиротворение. Он понимал, что находится в безопасности. И знал, что кроме него здесь есть кто-то еще. Там, в дальней тенистой нише, скрытой от его глаз занавесью из плюща, опускающейся до самой земли. Кто-то большой, странный, незнакомый и, возможно… не существующий на самом деле.
Странно, но Пружину этот некто совершенно не беспокоил. Все его внимание занимала вода в бассейне. Он хотел опустить туда зудящую от боли левую руку и не сопротивлялся своему желанию. Как только Тэо это делал, наступало облегчение, боль в спине стихала, и циркач, счастливо вздохнув, просыпался.
– Хорошо бы и в жизни так было, – прошептал акробат, вставая с пола после того, как приступ слабости миновал.
Следующие несколько часов он сидел на улице, забравшись на вершину поленницы и щурясь от яркого солнца, предавался безделью, просто наслаждаясь моментом, вполне здраво понимая, что с каждым днем их у него будет все меньше.
Порой Тэо сам себе удивлялся – он любил жизнь и теперь, понимая, что потерял ее, не чувствовал ужаса от того, что умрет. Страх, поселившийся в нем и просыпавшийся в самый мрачный час, был лишь о том, что он потеряет себя. Станет пустым. Его личность исчезнет. Не останется ни опыта, ни памяти, ни любви, ни радости. Не будет того, что делает его самим собой.
Он превратится в чудовище.
И именно это пугало его до холодных мурашек. А еще то, что он может причинить вред своим друзьям и всем тем, кто окажется рядом с ним.
Иногда Тэо замечал, как на него смотрит Лавиани. Он понимал этот взгляд гораздо лучше, чем ей бы хотелось.
Довольно часто сойка вела себя невыносимо, точно раздраженный еж, норовящий ткнуть своими иглами в любого оказавшегося поблизости. Но вместе с тем акробат знал, что на нее можно рассчитывать и, несмотря на всю свою нелюдимость, Лавиани не допустит того, чтобы он стал пустым. Убьет его прежде, чем он кому-нибудь причинит вред.
Это вселяло в него уверенность в завтрашнем дне.
Мильвио появился с собранной в дорогу сумкой. Шерон стояла возле ворот постоялого двора, наблюдая за тем, как отряд солдат в цветах гвардии накунского герцога на запыленных лошадях возвращается в свои казармы. Один из них заметил, что девушка смотрит на него, улыбнулся. Но улыбка получилась усталой. Люди, как и лошади, выглядели измученными долгим переходом.
Мильвио тем временем переговорил с Тэо, крепко пожал ему руку и направился к указывающей. Он избавился от своего теплого плаща с воротником, продал не торгуясь, словно вещь не представляла для него никакой ценности, и вновь был в своей короткой кожаной куртке рыжеватого цвета, со стальными заклепками и двумя рядами крупных медных пуговиц. Той самой, с надорванным и плохо зашитым рукавом, в которой она увидела его в первый раз на пароме Скелы. Черная лента, перевязывавшая его светлые волосы, сейчас показалась ей траурной.
Они стояли несколько минут, провожая взглядом колонну всадников.
– Откуда они приехали? – спросила Шерон, чтобы хоть как-то нарушить молчание.
– С охраны границ вдоль Северного смерча, я полагаю.
– Разве в тех землях есть жизнь? Разве бродящий ветер не снимает плоть с костей тех, кто окажется у него на пути?
– Я никогда не забирался так далеко на север. Но по своему опыту могу сказать, что везде есть жизнь. Люди приспосабливаются ко всему, даже к кошмару Смерчей. Но охраняют границы вовсе не от человека. В море Скованного проходит сильное течение. Если бросить на восточном берегу Пустыни щепку, то ее принесет к побережью Накуна, как раз недалеко от границы с Северным смерчем. Иногда мэлги пользуются этой дорогой, чтобы отведать человечины. Гораздо менее рискованный вариант, чем пытаться пройти охраняемый Рубеж. Кое-кто из них строит плоты, кто-то плывет на бревне. Большинство, слава Шестерым, погибает, не успев достичь обжитых земель, но единицам везет. И если их не остановить, то они могут причинить множество бед в деревушках, на фермах и в охотничьих лагерях.
– И часто такое происходит?
Последний из всадников скрылся за домами.
– Полноценных рейдов не было давно, но солдаты все равно обходят побережье и если кого-то находят, то сразу убивают. Как я понимаю, новости о том, что случается на берегу, остаются среди морской пены, водорослей, камней и чаек. Советники герцога считают, что подданные должны жить спокойной жизнью и не стоит тревожить их темными вестями.
– Глупо говорить ребенку, что синий фонарь горит возле дома только для красоты, – неодобрительно произнесла Шерон. – Желание спрятать правду ради спокойствия других приведет к большой беде. Рано или поздно ребенок выйдет на улицу ночью, откроет дверь дома, в который не стоит заходить без указывающего, и заблудившийся растерзает его.
– Я понимаю твою аналогию. – Мильвио положил руку ей на плечо. – И ты конечно же права. Лучше знать о зле, что прячется за твоим забором, и быть готовым противостоять ему, чем испытывать удивление в последние секунды жизни.
– Но?.. – Она почувствовала недосказанность в его фразе.
– Но меч обоюдоострое оружие, Шерон. Иногда честность приносит зла куда больше, чем неведение. Я ничуть не оправдываю то, как ведутся дела в Накуне, но верное решение всегда дается непросто. Очень тонкая грань между добром и злом. И порой мы не знаем, какое действие приведет к злу, а какое к добру.
Она задумалась на мгновение:
– Разве истина не дает человеку больше возможностей в его жизни, чем ложь? Разве факел в руке в ночном лесу это не благо? Ведь только свет спасет путника от камня под ногой, споткнувшись о который он упадет в овраг.
Мильвио убрал руку, вздохнул, глядя куда-то в сторону:
– Свет, к моему сожалению, Шерон, не является таким же полноценными благом, как и правда. В ночном лесу он может как спасти, так и приманить тех, кто во мраке тебя никогда бы не заметил.
Шерон нахмурилась:
– Так какой же вариант ты предлагаешь? Сидеть дома?
Он хмыкнул:
– Сидеть дома – это точно не для нас с тобой, сиора. Мы как раз из тех людей, что пойдут в ночной лес с огнем или без огня ради наших целей. И для спасения тех, кто нуждается в помощи. Так что я не предлагаю тебе никаких вариантов. Каждый из нас должен сам выбрать, с чем, как и когда он ступит на лесную тропинку. И те последствия, которые повлечет наше решение, будут с нами до конца жизни. Длинной или короткой, это уже как повезет.
Они помолчали, слушая щебетание птиц на крышах. Каждый знал, что будет дальше, и не слишком-то хотел этого. Тэо слез с поленницы и ушел, решив, что сейчас он здесь абсолютно лишний. А остальные люди, приезжающие и уезжающие с постоялого двора, не обращали внимания на пару.
– Останься. – Шерон сама не поняла, как решилась произнести это.
Мильвио грустно улыбнулся, но не успел ответить, как она продолжила. Отчаянно. С напором.
– Останься! Ты же сам говорил недавно, что тебе все равно, куда ехать. А нам… мне… ты нужен. Я знаю, как это звучит. Очень эгоистично. Словно ты какая-то вещь, и я пользуюсь твоей помощью в своих интересах. И я признаю: так и есть. Твои знания, твоя компания, твой меч нужны мне. Без тебя все будет куда сложнее.
– А Лавиани? – Его глаза были точно два драгоценных камня. В них отражался свет, и девушка не могла прочесть в них никаких эмоций. Ни в них, ни на лице. Словно южанин выставил перед собой щит, желая спрятать за ним любые чувства.
– Ей тоже требуется помощь, пускай она никогда и не признается в этом. Открытость – не самое сильное ее достоинство.
– В отличие от тебя.
Шерон вздохнула с облегчением, видя в его глазах намек на слабую улыбку.
– Ты сам сказал, что каждый должен выбрать свой путь. Ты хороший человек, я не стану тебе врать. Поэтому говорю прямо. Я хочу спасти ребенка, который никогда не был моим. Хочу вернуть Найли в Нимад. Чтобы она оказалась как можно дальше от чудовища Талориса.
– И я был бы полезен, сиора?
– Да, – просто ответила она. – Поэтому останься, если можешь.
Он отвернулся от нее, и налетевший с улицы ветер принес с собой запах костров и миндаля. Отросшие пряди волос попали ей на щеки, и Шерон убрала их за уши.
– Мой учитель говорил, что меня всегда находят большие неприятности и я умею вовлекать в них людей, которые подбираются ко мне слишком близко, – сказал треттинец, когда девушка уже и не ожидала услышать ответа. – Надеюсь, ни я, ни ты не пожалеем о своих решениях, если придет такое время.
Сказав это, Мильвио отправился в путь.
Назад.
В сторону трактира.
Пожары Севура – голодные бунты 2-го года новой эпохи, приведшие к почти полному выгоранию города.
Битва Восьми Камней – первое крупное сражение новой эпохи, случившееся на пятый год после Катаклизма. Итогом стало уничтожение армии шауттов, появившейся в последние годы Войны Гнева и служащей Скованному.