– Признаешь ли ты, что знал о том, что твой друг носил метку той стороны?
– Да.
– Признаешь, что не сказал об этом ни старосте деревни, ни кастеляну замка, ни своему господину?
– Да.
– Признаешь, что из-за твоего предательства в нашей провинции появилось чудовище, уничтожившее и деревню, и замок, и присланных солдат?
– Признаю.
– Не ожидала от тебя такого упорства. – Лавиани сказала это Шерон на следующий день.
– Упорства? – обернулась девушка, убирая разложенные на кровати вещи в сумку. – Я всего лишь попросила.
– Так и хочется щелкнуть тебя по носу, – с чувством сказала сойка. – Но сегодня я добрая.
– Щелкнуть по носу? За что?
– За твою наивность, девочка. А, ладно. Не бери в голову.
– Хочешь сказать, что у него была причина остаться?
– Ну что ты, – фальшивым тоном произнесла Лавиани, закидывая вещмешок на плечи. – Конечно же нет. Жду тебя внизу. Давай побыстрее.
Она вышла за дверь и, идя по коридору, пробурчала:
– Святая простота! Меня окружают сущие дети. Если бы ты почаще думала хоть о чем-то кроме дороги, то видела бы, как он на тебя смотрит. Ему нужен был лишь повод, чтобы остаться, и ты, судя по всему, его предоставила. Пф!
Тэо и Мильвио уже находились внизу и вместо того, чтобы спокойно дожидаться спутниц, помогали хозяину постоялого двора разгружать воз, на котором лежали мешки с мукой.
– Силы девать некуда? – поинтересовалась она у проходящего мимо акробата, кряхтевшего под тяжестью ноши.
– Людям надо помогать, Лавиани, – укорил ее тот.
– Скажешь мне это, когда он выставит нам полный счет за стол и жилье, – сказала сойка ему в спину.
– Мы уже договорились о скидке, сиора. – Плечи Мильвио были белыми от муки.
– Отрадно видеть благородную кровь, столь экономящую деньги нашей безумной компании. Наверное, именно поэтому ты и остался с нами.
Он ответил легкой улыбкой, поправил мешок и понес к амбару, в котором уже скрылся Тэо.
– Кто на этот раз наступил тебе на мозоль? – мило поинтересовалась Шерон, выходя на улицу.
– Обстоятельства. Накун – не самое лучшее место для комфортных путешествий. Равнины огромны, дороги часто пусты, а карету нам никто не торопится предложить.
– А лошади? Мы же можем купить лошадей?
– О. Тебя озарила дельная мысль, девочка. Даже не могу представить, почему я сама не придумала такое. Но проблема в том, что лошади стоят денег, и на четверку мы не наберем. Если только благородный мальчик не продаст свой меч. И то купим кляч.
– Уверена, нам хватит марок. Особенно с теми, которые ты украла по ту сторону Мышиных гор.
– Твоя уверенность мало что значит в большом мире, если ты в нем плохо разбираешься. Эй, Тэо! Почему мы не можем купить лошадей?
– Потому что они дороги, – сказал акробат, на ходу отряхивающий свою одежду. – Это же Накун.
Мильвио, видя, что Шерон все еще не понимает, объяснил:
– Раньше Накун славился своими всадниками, и те доставляли массу проблем соседним герцогствам во время множества войн, последовавших после раскола Золотого королевства. Так что когда Накун проиграл последнюю войну, соседи заставили герцога подписать договор о том, что страна не станет восстанавливать кавалерию в объеме, который мог бы иметь перевес во время боевых действий.
– А чтобы они уж точно соблюдали договор, уничтожили все табуны, – пояснила Лавиани.
– Не уничтожили, а забрали, – поправил мечник. – Никто не станет убивать ценных скакунов. Даже спустя столетия в Накуне действует ограничение на лошадей и владение ими. Поэтому ты и видишь на дорогах в основном волов. Кони здесь большая ценность, и никто тебе их не продаст.
– Есть и другие способы, – негромко произнесла Лавиани.
Тэо решительно отмел ее предложение:
– Никакого конокрадства! У нас уже было достаточно неприятностей, и не стоит их множить. Здесь тебе скорее спустят воровство пяти марок, чем одной лошади. Доберемся своими силами.
– Как скажешь. – Сойка легко уступила и, видя, как подозрительно сузились глаза у Шерон, хмыкнула: – Да я серьезно! Неужели моя покладистость выглядит столь необычно?
– А ты сама как думаешь?
– Ну, если вам так проще, то в следующий раз стану спорить с вами до хрипа и доказывать свою правоту. Так что? Будем и дальше молоть языками или отправимся наконец в дорогу? Тион нас самостоятельно точно не найдет. – Возражений не последовало, и сойка закончила: – Ну, тогда давайте в путь. До Бренна идти несколько недель.
Шерон часто приходилось напоминать себе, что сейчас зима, пускай и довольно похожая на середину весны Летоса. Днем, на припекающем солнце, она об этом забывала и вспоминала лишь к ночи, когда начинало тянуть холодом от ближайших водоемов и приходилось поддерживать яркое пламя до самого рассвета.
Указывающая просыпалась раньше всех и встречала пробуждение солнца. Каждое утро небо над равнинами становилось невероятным, точно крылья фламинго, и на несколько минут девушка теряла представление о том, где на самом деле находится.
Она словно смотрела через колодец на другой мир и едва не падала в него. Облака играли всеми оттенками розового, и в них угадывались горы, долины, замки и крепостные стены.
Затем над горизонтом появлялся край солнца, и магия рассеивалась. Вокруг оставался «всего лишь» огромный, бесконечный и удивительный для нее мир, который каждый раз приносил ей что-то новое.
Шерон с неким затаенным страхом ловила себя на мысли, что ничуть не скучает по ледяному, истрепанному штормовыми ветрами Нимаду. Она не вспоминала ни улицы, влажные от бесконечных дождей, ни пустоши, по которым рыскал пахнущий горечью лишайников ветер, ни даже свой дом. Девушка ощущала себя птицей, вырвавшейся из клетки, и это… смущало.
Ей всю жизнь говорили о долге перед соотечественниками, о самопожертвовании и той боли, которую порой приходилось терпеть, чтобы Нимад и дальше спал спокойно.
Этот долг остался в крови. Йозеф хорошо воспитал ее. Шерон знала, что ее ждут и ей придется вернуться. В маленький город на краю света, где самыми важными событиями в году являются весенняя и осенняя ярмарки, а также начало рыбной ловли.
Они продвигались на юго-восток больше недели, держась тракта, проходящего мимо деревень и небольших сонных городков. Иногда им везло и кто-нибудь брал их на телегу, подвозя до ближайшего хутора.
Часто Лавиани путешествовала в одиночку, уходя утром и встречая их под вечер на месте, которое присмотрела для ночевки. Порой это был старый сарай, крайне редко постоялый двор, но частенько случалось так, что ночь заставала их в дороге, и тогда приходилось спать под деревьями.
– Сколько нам идти до реки? – как-то спросила Шерон, когда они все вместе старались убежать от наползающей с севера темной тучи. Первый в этом году дождь прилагал все усилия, чтобы дотянуться до путников.
– Чуть меньше месяца, я полагаю, – подумав, ответил Тэо.
– Так долго? – удивилась девушка.
– Накун – большая страна. Если идти напрямик, то мы выйдем к Бренну уже через две недели. Но в тех местах сплошные пороги, река безумствует. А берега слишком скалисты, чтобы нормально идти. Ниже по течению начинают ходить лодки, – ответил ей Мильвио. – Город Талт. Туда свозят кедры из Восточного Предела и Медовых пущ, а затем отправляют их к границе Нейкской марки. Там и продают. Найдем плотогонов, если с баржей не повезет, будем спускаться вниз по течению, пока не увидим Туманный лес на правом берегу.
– Зачем сплавлять деревья из такой дали, когда у Нейкской марки под боком лес эйвов? – нахмурилась Лавиани. – Это как покупать еду в соседнем городе, хотя есть собственный рынок.
– Речь идет о накунском кедре. Кедре Медовых пущ. Тех самых, которые посадила Лавьенда, привезя семена из Черной земли, самой южной колонии эйвов. Это великие деревья, и мастера создают из них прекрасные корабли.
– Не интересуюсь плавающими по морю деревяшками.
– Они прекрасны, – мечтательно протянул Мильвио. – Словно миф пленительны. Быстроходны и маневренны. Говорят, в таком дереве живет магия.
– Магия, – скривилась Лавиани. – Стоит только присмотреться, так она живет чуть ли не в каждом ночном горшке. Куда ни ткни, везде какая-нибудь, шаутт ее забери, магия. У Шерон – магия, кто бы что ни говорил про это. В деревьях – магия. Тот же дохлый Кам – еще одна магия. И Голиб – магия. И шаутты и их сила – самая что ни на есть магия. Даже мои умения все равно основываются на магии. И после этого люди говорят, что Тион забрал волшебство. Бред! Как вообще его можно забрать? Это ведь не конфета, не монета и даже не дом! Магия везде, существует вместе с нашим миром со времен асторэ. Как солнце или воздух! Их же нельзя взять и украсть.
– На меня не смотри, – поднял руки Мильвио. – О столь сложных вещах мироздания я ничего не знаю.
– Магия прошлого была иной. – Тэо оглянулся на приближающуюся тучу, протянул руку Шерон, помогая ей перебраться через грязь на дороге. – То, что сейчас тебе кажется волшебством, наши предки считали обычным явлением. Недаром их называли великими волшебниками. Они могли почти все. Как боги.
– Звучит немного невероятно. – Треттинец был настроен довольно скептично. – Если они могли почти все, то не допустили бы Катаклизма. На мой взгляд, люди остаются людьми, несмотря на всю ту силу, какой могут обладать.
– Катаклизм случился, когда в живых осталось лишь двое великих волшебников. Скованный и Тион. – Шерон, ощущая холодный ветер, завязала вокруг шеи темно-зеленый платок, купленный два дня назад на маленьком рынке какой-то деревушки. – И оба они были ослаблены долгой битвой. Думаю, никто из них не мог ничего поделать с изнанкой темной силы, которую они использовали для победы.
– И мир содрогнулся, – грустно произнес Мильвио.
– Ну и ладно, – беспечно отмахнулась Лавиани. – Лучше один раз пережить Катаклизм, чем каждую тысячу лет выкрутасы надменных придурков, его устраивающих. Хотя я все равно не понимаю, как можно забрать магию?
– Тион отказался от нее, – напомнила ей Шерон.
– Отказаться можно от коровы. Отдать ее соседу. На крайний случай – от своей руки. Если хорошенько приложиться по ней топором. Но как можно отказаться от самого себя?
– И все же он так и сделал, – упрямо произнесла девушка. – Тион был последним великим волшебником и расстался с даром. Та сила, что была у него, ушла.
– Кто это сказал?
– Кто сказал? – немного растерянно переспросила Шерон. – Легенды. Сказки.
– Угу. То есть народ. Сплетники. А потом их сплетни стали этими самыми мифами, в которые мы теперь, как дурачки, верим.
– Сиора слишком скептична. Со времен Катаклизма в мире не появилось ни одного великого волшебника. Миновала тысяча лет, но прошлое и его чудеса не вернулись к нам. А это что-то значит. Значит, что он не взял учеников, не передал свой дар дальше.
Тэо хмыкнул, соглашаясь с этим утверждением, а указывающая, чувствуя на лице первые капли холодного дождя, произнесла:
– Тион воспользовался знанием асторэ, чтобы победить Скованного, владевшего мощью шауттов. И тот и другой были обречены на медленную смерть и безумие. Но Тион нашел выход. Убил двух зайцев. Сохранил жизнь, лишив себя волшебства, и защитил мир от новых катаклизмов. Несмотря на то что он сделал, подобный поступок достоин уважения и… сожаления.
– Сожаления? С чего бы это?
– Поверь, Лавиани я знаю, что это такое – лишиться самой себя. Мой дар, пускай он и в подметки не годится дару тех людей из прошлого, что когда-то ковали эпохи, часть меня. Важная и главная. Я не представляю, что было бы со мной, как бы я жила, если бы стала обычным человеком. От такой пустоты внутри можно сойти с ума.
С неба, все ускоряясь, потоками полилась вода, и им пришлось прервать разговор и искать место, чтобы переждать непогоду.
В последние дни близкое соседство с Тэо слишком сильно стало тяготить ее. Внезапные волны ненависти, пробегавшие по телу, заставляли сойку все время держать себя в руках. Она не раз и не два радовалась своей железной воле и тому, что разум сильнее ее чувств. А они шептали ей на ухо, что акробат меняется, пускай внешне и остается прежним веселым, добрым и неунывающим парнем.
Стоило ей закрыть глаза, мысленно потянуться к нему, как она видела болезненные искры, проносящиеся по его сосудам, и бледно-желтую студенистую субстанцию, что жила под левой лопаткой, где-то близко к позвоночнику, пульсируя в такт ударам сердца. Он спал так же крепко, как и раньше, но плотину, созданную с помощью отвара из цветов, собранных на Талорисе, могло прорвать в любой момент.
И это сойка тоже чувствовала.
Она не стала держать столь важную информацию при себе и, улучив момент, пока Тэо и Мильвио сворачивали лагерь, поделилась своими мыслями с Шерон.
Та, затягивая шнурки на высоких ботинках, внимательно выслушала, сказав лишь:
– Я поняла.
– Поняла? – негромко переспросила сойка, косясь на акробата, который скатывал одеяло. – И все?
Шерон подняла на нее глаза, отвлекшись от своей обуви:
– Чего ты хочешь от меня?
– Какой-нибудь реакции.
– Думаешь, я не переживаю за него? Переживаю. Он мой друг. Почти семья. Как и ты. Но ни ты, ни я ничего не можем сделать с его недугом. Мы обе испробовали все возможные варианты. Ведь так?
Лавиани пришлось согласиться.
– А если так, то мы лишь можем надеяться, наблюдать и ждать.
– Чего ждать?
– Самого худшего.
– Ты очень спокойна.
– Хочешь, чтобы я заплакала? Я заплачу. Когда придет время, хотя слезы не вернут нам его, так же как не вернули мне моего мужа. Метка той стороны сжирает его, и мы все трое это знаем. Я последняя из тех, кто желает Тэо плохого. Но не уговариваю себя, что подобного не случится.
– Не случится. Я не дам ему стать пустым.
Шерон неожиданно очень по-детски шмыгнула носом, резко встала:
– Думаешь, я не догадалась? Или он? Но, пока у нас есть такая возможность, мы должны поддерживать его. Как он поддерживает нас.
– Именно для этого я и здесь, девочка.
Ничто не предвещало беды.
Они шли сквозь утренний туман, легкой пеленой стелющийся над трактом и пустыми полями, когда Тэо внезапно споткнулся и растянулся на земле. Лавиани бросилась к нему первой, уже понимая, что видит припадок, который не повторялся с тех пор, как она нашла у парня метку, но добежать не успела.
Пальцы на левой руке акробата скрючились, точно в судороге, а затем это произошло. Она не поняла что, но в груди у нее словно горшок с маслом над огнем разбился.
И вспыхнул.
Сойка рухнула на колени, ощущая, как жар ненависти захватывает ее, оплавляет кости и заставляет ослепнуть.
Поэтому она пропустила тот момент, когда маленькая Шерон с разбегу врезалась в Мильвио, склонившегося над Тэо. Мечник, не ожидавший нападения, отшатнулся в сторону. Кожа на левой руке акробата надулась пузырями, а затем из пор стала сочиться кровь.
– Не подходи к нему! – сурово сказала указывающая Мильвио, и тот осторожно кивнул.
На акробата он смотрел с прищуром.
– Лавиани, ты как? – Шерон тоже не спускала глаз с потерявшего сознание человека, видя, как под его рукой собирается небольшая лужица крови из невидимых ран. – Лавиани?!
– В порядке, – раздался надтреснутый голос за ее спиной. – Только хочется кого-то убить. Я буду не я, если в этом парне на мгновение не проснулась магия.
– И дар таувина дал о себе знать, – понимающе сказала девушка. – Ты считаешь это разумным?
Последний вопрос указывающей относился к тому, что Лавиани встала на колени перед Тэо, взяв его руку. Волдыри сходили с кожи, исчезая на глазах. Кровь больше не сочилась из пор.
– О ком ты больше беспокоишься, девочка? Обо мне или о нем? – с неприятной усмешкой спросила сойка. – Я спокойна, что же касается нашего друга, в нем больше нет опасности. Помоги-ка мне, Фламинго, перенести его на обочину. А еще лучше вон туда, за деревья. Негоже ему валяться, когда кто-нибудь может увидеть.
Мильвио взвалил потерявшего сознание акробата на плечи.
Место, присмотренное ими, оказалось рядом с ручьем, все дно которого было в ярко-голубых круглых камушках. Вода прыгала по ним, петляла и то и дело ныряла под торчащие из земли древесные корни.
Шерон поспешно раскатала одеяло акробата.
– Девочка, займись костром. И сделай ему отвар. Кидай все лепестки, что остались.
– Ты уверена? Их еще на несколько заварок.
– Мне нужно эффективное лекарство, а не водица. Или мы его сейчас поднимем, или…
Она не закончила и начала снимать с Тэо куртку, буркнув Мильвио:
– Помоги мне.
За курткой последовала рубашка, и южанин, увидев то, что было на спине, плече и предплечье Пружины, негромко присвистнул.
– То есть воплей «спасайтесь!» можно не ждать? – бросила на него взгляд Лавиани. – Или ты просто не знаешь, что это такое?
– Этичеттаре иль латрэ. Знак той стороны. Водоворот тьмы. Я видел подобный в книгах. Кто ему его нарисовал?
– Нарисовал? Если бы все было так просто, то художника можно было поймать и оторвать, к шаутту, его проклятые руки. К сожалению, перед тобой не татуировка. – Лавиани вытащила из маленькой поясной сумки склянку, вылила ее прямо на изуродованную кожу Тэо, ощутив пряный, едкий запах трав. – Знаешь, что говорят о людях, у кого такая метка?
– Их называют пустыми. Болезнь съедает человека изнутри и если не убивает, то превращает в чудовище. Так говорят легенды.
– Ну так познакомься с живой легендой. Пока еще живой.