Язык Единого королевства теперь, после Катаклизма, все чаще называют старым наречием. Новым всеобщим диалектом стал даворский. Теперь на нем говорят многие. А прежнее забывается с каждым поколением. Пройдет пятьсот лет, и знать его будут лишь единицы. Ученые, поэты, любопытствующие дураки. Красивейшая речь, которой нас учили эйвы, забудется. Не это ли самая большая печаль нашего мира?
Мерени не впечатлил Сегу́ ни издали, ни вблизи. Город, расположенный на ветреной равнине, напоминал угрюмого медведя. Серо-бурый, приземистый и совершенно невыразительный.
По красоте ему было далеко до южных столиц. Уж точно не Риона, Вьено или Пубир. Первое поселение появилось здесь уже после Катаклизма, когда бегущие от огня и воды люди Запада основали на обширных травяных пространствах новый город. Поэтому в нем нельзя встретить никаких осколков прошлой эпохи, говорящих о величии поколений, живших во время Единого королевства. Дворец герцога, если смотреть на Мерени с холма, единственного на пять десятков лиг вокруг, ничем особым не выделялся среди других построек. Такая же унылая крепость, как и сотни опорных пунктов, раскиданных по бескрайнему востоку континента.
Над городом висел сизый дым, рождавшийся из множества каминных труб домов и постоялых дворов. Шел бесконечный дождь, превративший землю и дороги в рыхлую грязь и сделавший столицу Накуна еще более унылой, чем она обычно была.
Сегу, родившегося в Кулии – таком же захудалом герцогстве, как это, – обстановка совершенно не удивляла, но вот Шрев, южанин до мозга костей, смотрел на все, что его окружало, с плохо скрываемым презрением.
Стены и опорные башни оказались невысокими – сложенные из грубого, серого, плохо обтесанного камня, они выглядели более жалко, чем издали. Хуже, наверное, были лишь города Летоса, но, слава Шестерым, так далеко Сегу никогда не забирался.
Сейчас испачканными в грязи стали не только его сапоги, но и штаны до середины колен. Он шел по глубоким лужам, кипящим от падающей с неба воды, завернувшись в плащ, не обращая внимания на то, что рано поседевшие волосы и борода вымокли и холод пробирает до костей.
Улицы были пусты, запутанны и грязны, словно мысли извращенца с самого дна Пубира. В Мерени тоже существовало дно. Район рядом со старой бойней, куда старались не заходить, – кварталы негласно принадлежали людям Ночного Клана, и они не жаловали чужаков.
И, несмотря на отсутствие людей вокруг, Сегу ничуть не сомневался, что за ним наблюдают внимательные глаза. Оценивают, насколько он опасен или беззащитен и какой клок шерсти можно состричь с этой овцы. В Мерени, в отличие от дна Пубира, его никто не знал, поэтому прогулка выходила немного забавной.
Обычно Сегу стриг овец. Точнее, резал их. Даже если те пребывали в обличье волков и из-за собственной глупости перешли дорогу Боргу.
Он обернулся и увидел, что двое каких-то забулдыг в низко надвинутых на глаза широкополых шляпах, с полей которых стекала вода, следуют за ним. Они не спешили нагнать Сегу, а потому ему до них не было никакого дела. Пока его просто сопровождали и следили, чтобы он не свернул не туда.
Перед бойней раскинулся пустырь, который, как и вся эта часть города, превратился в грязевое болото. Под навесом слева стоял старый ослик, укрытый попоной, чуть дальше, возле сарая, лицом вниз валялся какой-то пьянчуга. Его совершенно не беспокоила непогода, и Сегу подумал, что, возможно, этот тип уже отправился на ту сторону, захлебнувшись в жиже.
Ворота при входе оказались распахнуты, и незваный гость, никем не остановленный, прошел в прямоугольный двор, где разворачивалась красочная погоня за визжащей свиньей. Огромная туша, как видно сбежавшая из-под ножа мясника, вовсе не горела желанием превращаться в окорок, грудинку и бекон. Свинка носилась по лужам, надсадно вопя. Попытки двоих бугаев поймать ее закончились грязевой ванной, злостью и отборными ругательствами.
– Держи ее! Держи! – крикнул один из них Сегу, но тот разумно посторонился, пропуская животное, которое по весу было вдвое больше его. Оно, прибавив прыти, ломанулось прямо к воротам.
Сопровождавшие Сегу парни в широкополых шляпах тоже отскочили в стороны, но один из них поскользнулся и шлепнулся задницей в то, что в Мерени явно считали своим самым большим достоянием, – грязь и навоз.
Погоня пробежала мимо, и никто даже не задал незнакомцу ни одного вопроса. Словно присутствие здесь чужака дело само собой разумеющееся.
Внутри бойни пахло не так, как в богатых кварталах Пубира. Кровь, свежая плоть, не слишком свежие потроха, застарелое отсыревшее сено, навоз и грязь.
Снова грязь.
Сегу подумал, что отмываться от нее теперь предстоит целую неделю. Он восславит тот день, когда Шрев закончит все свои дела и отправится на юг. Подальше от слякоти и мерзкой погоды северян.
Несмотря на середину дня, в помещении тускло горели фонари, висящие на массивных деревянных опорах, удерживающих крышу.
Чуть дальше, от поперечной балки спускалась цепь с крюком, на котором висела половина свиной туши. Вторая половина лежала на дубовом столе, и костлявый мясник в кожаном фартуке, вооружившись пилой, отделял голяшку от окорока.
Мелкое полотно громко пело, соприкасаясь с костью, и человек, занятый делом, даже не поднял головы. Зато его помощники вышли вперед. Трое – все крупные мужики в возрасте, с суровыми лицами и мертвыми глазами, смотревшими столь равнодушно, словно к ним пришла вещь на двух ногах. Сегу готов был поручиться, что услышал, как во мраке раздался скрип натягиваемой тетивы легкого арбалета. Он сосредоточился, стараясь определить, сколько еще человек на бойне, кроме тех, кого он видел. По всему выходило, что лишь одиночка-стрелок. Ну и конечно же та пара в шляпах, что встала сейчас возле двери на тот случай, если он надумает уйти раньше, чем с этим согласятся остальные.
Они молчали, но и Сегу не спешил. Ждал, когда закончит работать пила.
Будь на его месте Квинт или Лавиани, эта специальная задержка и пренебрежение мясника здорово бы вывели их из себя. Но Сегу был сделан чуть из другого теста и оставался спокоен, даже когда люди плевали ему в лицо, не говоря уже о таких мелочах, как нежелание общаться с ним.
Многие не хотели. Но рано или поздно они приходили к мнению, что лучше поговорить, чем вопить и умолять сжалиться.
Наконец мясник вытер большие руки сухой белой тряпицей, впервые посмотрев на Сегу.
– Ты слишком молод, чтобы быть седым.
Сам он был в возрасте, с морщинистым лицом и кустистыми бровями. Когда говорил, чуть-чуть растягивал слова.
– Мне не повезло. – Голос у Сегу оказался необычайно высоким, тонким. Почти что женским. Он знал, что людям тяжело воспринимать его из-за этого серьезно. Что же. Пускай сделают над собой усилие. В конце концов, Шестеро советуют быть терпимыми к недостаткам других, а не насмехаться над ними.
Мясник не насмехался, и Сегу про себя добавил деду несколько очков, если вдруг возникнет ситуация и они не договорятся. Умрет мясник без боли.
– Всем нам в чем-то не везет, – сказал старик, откладывая в сторону окровавленную тряпицу. – Тебя я ждал?
– Да.
– Ты не спешил.
Сегу не собирался оправдываться и не сказал ничего.
– Мне стоит подозревать, что тебе не так важны твои друзья, как они меня убеждают?
– Они мне не друзья, – равнодушно ответил Сегу. – Наемные работники. И я бы хотел получить их назад, так как они все еще полезны для моего дела.
– Тогда, как хозяин, ты должен нести ответственность за своих людей.
Эта фраза означала довольно много и подавала сигнал, что Сегу вступает на зыбкую почву. Ответственность могла быть разной, и лишь от ума и жадности старика зависело, какую цену тот готов назначить. И что в результате приобрести. Или потерять.
Поэтому сойка вновь промолчал, предоставляя тому решать собственную судьбу. Он никогда не подгонял людей в столь важных вопросах.
– Как тебя зовут? – Старик оперся на разделочный стол.
– Имена не важны. Надеюсь, наше общение пройдет скоротечно, мы завершим дело и забудем друг о друге.
Одному из помощников эти слова не понравились, он нахмурился, посмотрел на хозяина, но тот никак не прореагировал на невоспитанность, и охрана не стала ничего предпринимать, хотя теперь они смотрели на Сегу куда как менее благосклонно, чем прежде.
– Забыть? Довольно тяжело, безымянный гость. Они убили моего человека и живы только потому, что у женщины быстрый язык. Она заявила, что ты из Пубира. Чуть ли не Боргу подтираешь задницу. Или наливаешь ему вино. Не слишком-то я вдавался в подробности.
– Сложно поверить. Раз ты решил дождаться подтиральщика задницы и говорить с ним, – равнодушно сказал Сегу.
Мясник понимающе улыбнулся:
– Мне нет резона ссориться с Пубиром. Но и отдать я их так просто не могу.
Сегу сделал шаг вперед, и тут же двое охранников оказались на пути, закрыв старика. Сойка посмотрел на них равнодушно, сказав в пустоту:
– Если бы я желал зла, то оно давно бы уже случилось.
– Не многовато ли на себя берешь? – на языке дна спросил один из мордоворотов, но резкий приказ старика заставил его отойти.
Сегу благодарно склонил голову, встал рядом со столом, и между указательным и безымянным пальцами у него появился желтый кругляшок. Стоило первой марке лечь на столешницу, как в руке сойки появилась следующая монета. Он доставал деньги как будто из воздуха, и все напряженно следили за тем, как растет толстый золотой столбик.
– Законы Ночного Клана предписывают договариваться между своими. Даже если они живут и работают в разных странах, – наконец сказал Сегу. – Надеюсь, правила все знают?
– Предлагаешь компенсацию, – на мгновение прикрыл глаза старик, словно тусклый блеск драгоценного металла его ослепил. – Считаешь, десяти марок достаточно.
– Так считаю не только я, но и тот, кому служу. Ты потерял рядового бойца. Денег хватит не только чтобы компенсировать твои затраты, но и на помощь семье погибшего. Все честь по чести.
– Все честь по чести, – помедлив, повторил мясник, и напряжение, висящее в помещении, спало. – Приведите наших гостей.
Охранники не шевельнулись, но во мраке раздался шорох, кто-то открутил фитиль, и вспыхнул огонь фонаря.
Ждать пришлось минут десять. Мясник вновь занялся разделкой мяса, сойка скучал. Наконец на свет вывели пленников. Мардж выглядела целой, чего нельзя было сказать о ее муже. Лицо Бух-Буха представляло собой один сплошной кровоподтек. Глаза превратились в щелочки, нос сломан, губы разбиты. Руки связаны грубой веревкой, оставившей на запястьях красный след.
Сойка посмотрел на мясника, и тот правильно расценил этот взгляд:
– Ребята были очень злы. Скажи спасибо, что не убили его сразу.
Лицо Бух-Буха перекосило, но Мардж цокнула языком, и великан ничего не сказал.
Сегу взял со стола одну марку.
– Мой человек целый и мой человек неделю непригодный для работы, это разная сумма компенсации.
Старик немного подумал, вытер предплечьем вспотевший лоб, удерживая в окровавленной руке разделочный нож:
– Справедливо.
– Справедливо?! – возмутился один из его людей. – Да мы…
– Заткнись, – не повышая голоса, приказал мясник. – Если тебе не нравится, найди себе другую работу. Мы договорились, незнакомец.
Он перерезал веревку, стягивающую руки Бух-Буха. Сегу указал каторжнику в сторону двери.
– Наши вещи. Мой лук и моя сумка. – Мардж говорила спокойно, но Сегу, как и все присутствующие, понимал, насколько та зла и как желает их всех убить.
– На выход! – приказал сойка, и она, тихо зашипев, больше не спорила. Он же посмотрел на обитателей бойни и отвесил легкий поклон. – Господа, мне приятно иметь дело с разумными людьми. Живите в мире. Да не погаснет огонь в вашем очаге.
Снова выйдя под дождь, он пошел по чавкающей грязи, и двое спасенных поплелись следом. Их никто не остановил, и троица довольно быстро оказалась в более спокойных кварталах Мерени.
– Вы не слишком торопились, мастер, – проворчала Мардж, по лицу которой, точно слезы, текли дождевые капли. Короткие соломенные волосы липли к вискам.
– Оставь свое недовольство при себе, – равнодушно произнес Сегу. – Он решал, стоит ли вас вытаскивать. И если бы не я, вас бы давно уже подвесили на мясницких крюках вместе со свиными тушами.
Мардж переглянулась с мужем. В ее тоне появились нотки вины:
– Все случилось очень быстро, и ситуация вышла из-под контроля.
– Расскажешь об этом не мне, а Шреву.
Звук, который издала лучница, нельзя было назвать радостным. По ее виду становилось понятно, что она бы с большим удовольствием отказалась от столь сомнительной чести. Лучше бы переспала с мэлгом или выковыривала пальцем мозги из глазниц трупов.
– Почему вы их просто не убили? – проворчал Бух-Бух, и в его грубом голосе слышалась обида.
– Убить? – удивился Сегу. – За что? Они вели себя по правилам, никто на нас не напал, и удалось договориться за цену, которая меня устраивала. Оставь свои привычки каторжника. Во всяком случае, пока работаешь на нас. Я не убиваю каждого прохожего из-за того, что он косо посмотрел на меня.
– Большие деньги…
– Шрев вычтет их из вашего гонорара, – перебил его сойка. – Считаю это справедливым. А ты?
– Так и есть. – Мардж не дала мужу открыть рот. – Лучше потерять в деньгах, чем жизнь.
– Разумные слова, – одобрил Сегу. – Надеюсь, больше от вас проблем не будет и Шрев не пожалеет, что нанял вас, а я – что рекомендовал.
– Проблем не будет, – подтвердил Бух-Бух. – Обещаем.
Скрепляя его слова, в небе громыхнул гром.
Проклятый кашель донимал Лоскута уже третий месяц. Застудился в долинах, когда помогал перегонять лошадей через стремнину Белой. В месяц Ворона водица оказалась студеной, несмотря на то что снег в этом году так и не появился.
Кашель… В некоторые моменты ему казалось, что он выплюнет собственные легкие, и перед глазами у него разбегались розовые нити, словно расшитые цветущим вереском пустоши на границе Северного смерча.
Горькие настойки, которые варила жена, горячие камни и медовые бани помогали мало. Он все равно продолжал кашлять. Не так часто, как прежде, но внезапно, мучительно, сотрясаясь всем телом, почти задыхаясь, истекая слезами.
Ему было сорок девять, и, пока не доходило до кашля, Лоскут казался крепким дубом, выпестованным суровыми ветрами долин. Как это и пристало разведчику, а в прошлом командиру отряда герцогских следопытов.
Лоскут сплюнул тягучую мокроту и, восстанавливая дыхание, посмотрел на ладони, медленно сжал кулаки. Затем поднял с пола бракемар[14], который правил, и не глядя кинул на верстак. Поплотнее запахнул расстегнутую на груди куртку. После дождя, да еще к вечеру, стало холодно, а переохлаждаться ему не следовало, иначе жена вынесет весь мозг, заставит выпить ведро ее горького пойла и даст жевать какую-нибудь траву, точно он корова.
В сарай заглянул Крейт.
Сыну недавно исполнилось шестнадцать. Он был такой же высокий, светловолосый и светлоглазый, как отец. Если парня еще год поучить, то его без проблем возьмут в отряд герцога. Хорошие следопыты и разведчики всегда ценились.
– Отец, у ворот какие-то люди. Спрашивают тебя.
– Опиши. – Он неспешно встал.
– Двое мужчин и женщина. Чужеземцы. Опасными не выглядят. Женщина красивая.
– Мать вернулась?
– Нет.
– Хорошо. Возьми арбалет и побудь здесь. Только не суетись. И не маячь, как в прошлый раз. Тебя из Соланки было видно.
Люди ждали его возле ворот.
Высокий, худощавый и смуглый южанин с ярко-голубыми глазами смотрел на него открыто и приветливо. Савьятец, судя по белой ленте, вплетенной в волосы, собранные в хвост. У него была легкая седина на висках, но Лоскут не смог угадать, сколько человеку лет. Одет богато и аккуратно, хотя нельзя сказать, что своим костюмом он смог переплюнуть даже самого захудалого франта из герцогского дворца. Скорее платье отличалось практичностью, но ткань, из которой оно было сшито, говорила, что человек при деньгах.
Женщина, стоявшая с ним рядом, оказалась статной. Он задержал на ней взгляд, разглядывая привлекательное, пускай и веснушчатое лицо. Светло-рыжая. И судя по тому, как себя держит, из аристократов. Она не стала скрывать свои чувства и посмотрела на него со смесью презрения и отвращения.
Следопыт ее не осуждал. Знал, как выглядит его правая половина лица. Их патруль слишком далеко зашел в Северный смерч, и ветер настиг их. Содрал кожу, изуродовал плоть, высосал глаз. До сих пор ночами возвращалась боль, да такая, словно его сунули головой в жаровню.
Третий мужчина, единственный, кто носил при себе оружие, стоял за спиной женщины, точно телохранитель. Этот был из алагорцев – их бледную кожу ни с какой другой не перепутаешь. Даже если отправить алагорца в пустыню Карифа на год под палящее солнце, он все равно останется таким, словно его всего обмазали сметаной.
– Я Лоскут. Слушаю.
Черноволосый легко поклонился:
– Меня зовут Шрев, мастер Лоскут. Мои спутники – госпожа Бланка и ее личный слуга… – Южанин сделал паузу, словно забыл имя, и женщина проронила:
– Это совершенно не важно.
Ухо следопыта различило варенский акцент. Интересная компания. Савьятец, алагорец и варенка.
– Я хотел бы предложить вам работу.
Лоскут подвигал челюстью, размышляя, и сказал:
– Заходите в дом, поговорим.
– Благодарю.
– Крейт! – громко крикнул следопыт. – Принеси гостям вина и хлеба!
Телохранитель встал у входа, его подопечная села на край лавки, к вину не притронувшись. Шрев, наоборот, выпил с видимым удовольствием, хотя Лоскут знал, подобное вино не для его глотки – слишком дешевое и молодое.
Он почувствовал щекотку в горле и едва сдержался, чтобы не закашляться.
– Слушаю вас, господин Шрев.
– Тебя рекомендовали люди. Из дворца и… не только. Отзывались как о надежном человеке, знающем страну. А также сказали, что ты можешь говорить на старом наречии.
– Могу и на старом, – подтвердил Лоскут. – Но это мертвый язык. Он мало кому нужен.
– H’еверриенн ивис дуенн ваей?[15] – внезапно спросила Бланка.
Он удивился. Сильно удивился и ответил куда более резко, чем хотел:
– Мидивервайе, слэд вуатхе дуентс[16].
В повороте головы Шрева читался явственный вопрос, и женщина кивнула:
– Достаточно хорошо для обычного человека, господин Шрев.
– Обычного? – нахмурился Лоскут.
– Не ученого, – с извинительной улыбкой сказал ему мужчина. – Не учившегося в Каренском университете в отличие от госпожи Бланки.
– С кем вы собираетесь разговаривать на языке, который остался лишь в старых книгах?
– А с кем разговариваешь ты?
Лоскут развел руками:
– Меня научил отец. А отца дед. А деда прадед. Мои предки помнили прошлое, которое было еще до Катаклизма. А я научил этому языку сына. Возможно, когда-нибудь он пригодится кому-нибудь из нас.
– Уже пригодился. Это одна из причин, почему я хочу нанять тебя. Зачем мне потребуются твои способности, я расскажу после. Если согласишься на работу и тебя устроит цена. Мне нужен хороший проводник, лучший, а что самое главное – уже бывавший в местах, куда лежит мой путь.
– И что же это? Граница с Северным смерчем? Или побережье моря Скованного?
– Нет. Не настолько сложно и опасно. – Южанин сверкнул белоснежной улыбкой. – Меня интересует Туманный лес. Если точнее, то Шой-ри-Тэйран. Говорят, ты был в городе эйвов.
– Был, – не стал отрицать Лоскут. – Еще молодым.
– Это значит, что ты не найдешь дорогу?
– Дорогу найду. И довести до развалин смогу. Но места там не менее дикие, чем на востоке герцогства. Нужны припасы и лошади, до Талта, если только вы не хотите оказаться там к началу лета.
– Все будет к завтрашнему утру. Просто составь мне список.
– Я возьму с собой сына.
– Если госпожа Бланка берет своего слугу, то не вижу проблем в том, чтобы ты взял родственника.
Лоскут подивился, как богат и влиятелен этот человек, если так легко может достать лошадей.
– Зачем вам нужен Шой-ри-Тэйран?
– Тебе важно знать цель моего путешествия?
– Да. Я должен рассчитывать опасность. Одно дело приехать и поглазеть, другое – нажиться.
– И как можно нажиться на развалинах, которые пожрал лес еще до гибели Скованного, скажи на милость?
– Например, сбивать кристаллы со зданий, чтобы потом их продать.
Бланка спросила с пренебрежением:
– Тебе так важна целостность руин?
– Мне плевать на камни, но той силе, что живет в Туманном лесу, – нет. Когда я был там с отрядом, некоторые из наших сбили себе несколько камушков. Уж больно красивые. Ночью лес пришел и забрал их. Только их.
Шрев задумчиво откинулся на стуле, вертя опустевший стакан в пальцах.
– Я не верю в чудовищ, – решительно произнесла женщина. – Все они умерли до Катаклизма или же попрятались в Пустыни.
Кашель все же настиг Лоскута, и он почти минуту захлебывался им. Крейт налил воды в грубую глиняную кружку, и тот выпил.
– Ты болен, – констатировал Шрев, взглянув на следопыта как-то странно, словно видя его насквозь и изучая, что у него внутри.
– Да. Но проблем для путешествия это не вызовет.
Человек помедлил мгновение, и его взгляд перестал быть колючим:
– Охотно верю.
– Не было никаких чудовищ, госпожа, – между тем сказал Лоскут. – Мы остановились на ночевку, а утром никого из тех, кто ломал город эйвов, не было.
– И сразу чудовища? Есть более разумные объяснения – они сбежали, чтобы не делиться с вами добычей.
Лоскут коснулся чудовищного шрама, который теперь был его лицом:
– Возможно, что и так, госпожа. Возможно, мой брат и отец так и поступили, оставив меня, а также мать и сестру ради сокровищ. Но все же позвольте мне верить в чудовищ. И если вы едете ради богатств, просто скажите мне об этом. И мы с сыном оставим вас до наступления ночи.
Шрев поставил стакан на стол, провел по ободку пальцем, улыбаясь:
– Вполне честно. Но мы отправляемся в экспедицию не ради денег, а чтобы узнать прошлое.
– Кроме вас будет кто-то еще?
– Моя охрана. Три человека.
Лоскут быстро провел расчеты:
– Итого восемь человек. Хорошо.
– Ну, значит, договорились. – Шрев положил тяжелый, пузатый кошелек на стол. – Здесь задаток. Столько же дам, если доведешь нас до развалин.
Следопыт развязал тесемки, посмотрел на золото и не стал говорить о том, что этой суммы достаточно для того, чтобы отвести их хоть на край света, а не только в старый город эйвов.
Сегу медленно жевал шестую по счету полоску вяленого, хорошо просоленного мяса, запивая его из глиняной бутылки, в которой оставалось пиво. Оно было страшно горьким и крепким. Отличный выбор для тех, кто непритязателен, желает быстро напиться и работает в каком-нибудь коровнике. Но сойку подобное обстоятельство ничуть не заботило.
Он пил эту дрянь точно воду, меланхолично уничтожая закуску.
Сегу стоял в начале переулка, на неосвещенной стороне улицы, слыша, как где-то за его спиной в старой рвани возятся и попискивают крысы. Одна хотела пробежать мимо, и он раздавил ее каблуком сапога, сломав череп, а затем ударом ноги отправил обратно во тьму, на пищу ее подругам. Крыс Сегу ненавидел с детства. С тех самых пор, как эти тьмой проклятые грызуны обглодали в Пубире первые фаланги пальцев левой руки одного брошенного младенца.
Специально он за ними никогда не охотился, но, если выдавался случай, всегда убивал. Это давно вошло у него в привычку.
На противоположной стороне улицы произошло движение. Калитка открылась, и из дома вышли трое. Женщина что-то тихо сказала. Слишком тихо, чтобы даже Сегу услышал. А затем, в сопровождении телохранителя, зажегшего висящий на поясе фонарь, пошла прочь.
Мужчина постоял, провожая их взглядом, и направился к Сегу. Тот сделал шаг навстречу, выходя из укрытия.
– Ну? Как прошло? Он тот, кто тебе нужен?
– Да, – ответил Шрев, забирая у подчиненного бутылку пива. Хотел сделать глоток, но предварительно понюхал и поморщился. – Иногда твои предпочтения ставят в тупик. Ты вытащил их?
– Мардж не горит желанием говорить с тобой. Если честно, то она напугана.
– Напугана? Хорошо. Значит, разговора не понадобится. А ее муж?
– Он слишком туп, чтобы ощущать… нюансы. Мы могли нанять любых других. Почему тебе нужны они?
Шрев хмыкнул:
– Женщина очень хорошо стреляет. У нее талант. А Бух-Бух хоть и грубоват, но исполнителен. Хотя, если честно, не было никаких особых причин, чтобы вытаскивать их. Считай это мимолетным капризом. Как они себя вели?
Сегу понял, что он спрашивает о мяснике и его людях. Сказал искренне:
– Честно. Нет причин к ним возвращаться и учить правилам хорошего тона, как ты это любишь.
– Тем лучше для нас всех. Завтра мы выступаем.
Сегу кашлянул, и Шрев, зная, что это означает, легко кивнул, позволяя говорить.
– Ты уверен, что мне следует отправляться с тобой? Лавиани…
– Клеро и Квинт занимаются ею. Сейчас вокруг Летоса бушует море, и до конца весны мы все равно не получим от них никаких новостей. Ну и ты не прорвешься на острова. Застрянешь в Приграничном.
Сегу скривился:
– Прости, но эти двое не могут жить без проблем.
– Точно. Однако это не значит, что ты опять должен вытаскивать их головы из теплой навозной кучи. Справятся сами.
– С навозом? Не сомневаюсь. Но с Лавиани…
Шрев поднял руку, прося ученика замолчать:
– Борг получит ее голову. Рано или поздно. Но сейчас наша цель Шой-ри-Тэйран. После уже займемся ею.
Сегу щелкнул языком:
– Подозреваю, что ты просто считаешь, что я с ней не слажу.
Белки глаз Шрева блеснули в полумраке, и сойка почувствовал, что учитель смеется над ним.
– Ты дурак, если недооцениваешь ее. Она опасна, хотя и слабее тебя или меня. Но это не значит, что ее можно так просто убить.
– Клеро и Квинт…
– Их двое. Они сработанная пара. Их таланты дополняют друг друга. В бою против двоих одновременно Лавиани проиграет в семи случаях из десяти. А ты один и, несмотря на все твои возможности, слишком плохо знаешь женщин. Точнее, совсем в них не разбираешься. – Шрев хлопнул ученика по плечу. – Извини, что так прямо, но с Лавиани подобная небрежность будет стоить тебе жизни. Потому что твоя сила может не справиться с ее хитростью.
– Никогда не задирай старую суку.
– Вот-вот. Запомни это и начинай собираться в дорогу. И выкинь нашего хорошего друга из головы. Сейчас она – не главная задача.
Сегу вздохнул и опустил плечи, признавая право учителя отдавать приказы:
– Неужели эта статуэтка столь важна для тебя?
– Рано об этом говорить. До тех пор пока мы не посетим старый город эйвов. Но если я прав, перед Ночным Кланом откроются грандиозные перспективы.
– Что же. Помолимся Шестерым об этом. – Сегу не стал скрывать скептицизм в голосе.
– Я редко ошибаюсь.
– Знаю. Поэтому и не спорю. А что эта Бланка?
Шрев прищурился:
– Она-то тебя чем не устраивает?
– Обычное недоверие. Знаю, что ты искал знатока древнего наречия и ее рекомендовали люди из Гранита. Она образованна лучше, чем я, но чувствую… с ней что-то не так.
– Ее рекомендовали люди, вызывающие доверие.
– Она слишком большая недотрога.
– Пф! Весь мир состоит из недотрог, особенно много их среди женщин. И благородных вдов.
– То, как она смотрит на нас, то, как ведет себя. За этим стоит нечто большее.
Шрев похлопал ученика по плечу:
– Бланка не дура. Она подозревает, кто мы такие. А когда увидит Бух-Буха, то точно поймет. К тому же женщина не из простых, она достаточно богата и знает себе цену.
– С ней могут быть проблемы.
– Со всеми могут быть проблемы. Ее в первую очередь интересует город эйвов, именно поэтому она согласилась сотрудничать. Госпожа Бланка нужна мне, Сегу. И она, и этот Лоскут. Два голоса. Мужской и женский, знающие старое наречие. И поэтому ты будешь с ними вежлив, даже если они нет. И проследишь, чтобы Бух-Бух с Мардж также вели себя… – Шрев хмыкнул, – …мило.
– Я поступлю, как ты хочешь.
– Именно этих слов я и ждал от тебя. А уже после, когда будет сделано дело, ты можешь убить. Их всех.
Бракемар – одноручный короткий и очень широкий меч.
Насколько хорошо ты его знаешь?
Достаточно, чтобы понимать тебя.