Ученики, поступившие в этот год в Талорис, вне всякого сомнения, очень талантливы. Их дар можно развить в нечто потрясающее, и я уже предвкушаю, как много выиграет Единое королевство от их способностей. Троих отмечу особо. Кам из восточных долин, мрачный, точно грозовая туча, и крепкий, как скала. Он кажется нелюдимым, немного грубым, его тело больше подошло бы воину, а не волшебнику. Он выше всех, даже наших гвардейцев. Настоящий великан. Лавьенда прекрасна не только своим даром. Но и красотой. Она достойна внимания. Третий из них довольно неугомонен. Если рядом что-то случается, значит, искать причину следует в нем. У него невероятная предрасположенность находить себе друзей. Тион. Пожалуй, стоит запомнить это имя.
Падение продолжалось лишь мгновение, но за этот миг Лавиани успела подумать, что ее жизнь подошла к концу.
Высота оказалась небольшой, сойка приземлилась вместе с каменными остатками пола на пологую поверхность и попала в водосток, под крутым углом отводящий воду куда-то в недра горы.
– Проклятье! Рыба полосатая!
Она не смогла удержаться и со все возрастающей скоростью поехала вниз.
Ей хватило времени, чтобы увидеть приближающуюся рваную дыру и каменный мостик под ней, переброшенный через мглу пустого пространства. Сойка не могла похвалиться такой же ловкостью, как Тэо, но ее навыков вполне хватило, чтобы не пролететь мимо спасительной площадки.
Она рухнула на нее, перекатилась, тут же сжавшись и закрыв голову руками. Камни, летевшие следом, ударили вокруг, подобно смертельному граду. Один больно угодил по запястью, и Лавиани зашипела, чувствуя, как по коже течет кровь. Большинство пролетело мимо моста, отозвавшись гулким стуком снизу через несколько десятков секунд. Вместе с камнями кануло и ее выроненное во время падения копье.
Лавиани не была склонна жалеть об утраченном. Пошевелила пальцами, убедившись, что нет перелома и рука слушается, как и прежде, села на пол, достав из кармана тряпку, перевязала рану, зубами затянула узел.
Осмотрелась.
«Мост» оказался участком необвалившегося пола, каким-то чудом удержавшегося между двух стен огромного зала.
– Рыба полосатая, – пробормотала она. – Ну почему я вечно влипаю во все это?
– Лавиани! – Голос, долетевший до нее, был слабым, но она узнала Мильвио. – Ты жива?!
– Сама удивляюсь этому обстоятельству, – буркнула она и крикнула громко, сложив ладони: – Да!
– Там высоко?!
– Недостаточно, чтобы ты хоронил меня!
– Иду к тебе!
– Что?! – опешила сойка и тут же заорала: – Стой, придурок! Стой!!!
Он грохнулся рядом, довольно сильно приложившись о камни. Застонал.
– Шаутт и все его страхи! Могла бы предупредить!
– Ты даже глупее, чем я думала, Фламинго! – обрушилась она на него. – Какого шаутта ты делаешь?! Вы, долбаные южане, вечно устраиваете сплошные безумия! Если ты не переломал себе кости, но очень хочешь это сделать, просто попроси меня!
– Ослабь напор, сиора. Мне нужна минута, чтобы восстановить дыхание. – Он сел, потряс головой, все еще оглушенный. – Ну и темень здесь. Не вижу даже собственных рук.
– Так зачем ты все это устроил? Решил стать моим спасителем?
– Да нет, – спокойно сказал он. – Просто ты выбрала единственно возможный способ покинуть зал. Потолок обвалился, выходы перекрыты.
– А наши друзья?
– Они успели выбежать. Что ты видишь?
Ей показалось смешным, как он водит глазами и ощупывает пространство вокруг себя руками. Точно слепой.
Впрочем, сейчас он именно им и являлся.
– Мы где-то внутри башни. В трех шагах от тебя пропасть, так что не надо лишних движений. Это вроде моста без всяких перил. И, кстати говоря, я бы с него ушла. Шаутт знает, сколько он продержится.
– Как пойду я?
– Всегда знала, что поводырь – мое призвание. – Она взяла его за руку, ощутив, как сильны его кажущиеся изящными пальцы. – Просто следуй за мной.
– Разумный план, – одобрил тот.
– Не стоило мне оттирать фреску. Либо кто-то из древних устроил ловушку, либо время все же подточило камень. В любом случае, не прояви я лишнее усердие, такого дерьма бы не случилось.
Они миновали мост, войдя в анфиладу комнат, которые раньше использовались как кладовые. Две спиральные лестницы уводили наверх лишь на два пролета, заканчиваясь свежими завалами.
– Все довольно безнадежно, – зло сказала сойка. Злилась она в первую очередь на саму себя. – Здесь мы не пройдем.
– Надо вернуться, – предложил Мильвио. – Проверим, что с другой стороны моста.
– Фламинго, твой план не слишком хорош. Мы уже потратили час, пока здесь бродили и…
– И нам нужны ступени к свету.
– А если там они тоже разрушены?
– Давай не будем гадать, сиора. Сейчас уже середина ночи. Хотелось бы к рассвету оказаться наверху и продолжить наш путь.
– Везет мне в последнее время на оптимистов. Если пойдем вместе, то опять провозимся. Ты как слепой крот. Я проверю дорогу сама.
– Хорошо, – ответил мечник. Нащупав стену, он сел, прислонившись к ней спиной. – Это разумно.
– Удивлена, как ты легко согласился.
Парню даже на мгновение не пришла мысль, что она может его бросить и оставить среди вязкого, холодного мрака.
Мильвио посмотрел на сойку, ориентируясь по звуку, улыбнулся:
– Я не боюсь темноты. К тому же в сумке есть трут и огниво. Если станет совсем грустно, выбью несколько искр. Были бы поблизости деревяшки, разжег бы целый костер.
– Хорошо. Я быстро. Сейчас ты в коридоре. Слева, в шести шагах от тебя начинается провал. Если решишь походить, смотри не свались.
– Как ты получила этот дар, Лавиани? Видеть в темноте.
– Достался в подарок от старого друга.
Он рассмеялся. Не зло, искренне и легко.
– Что же. Когда мы выберемся отсюда, определенно стоит выпить за старых друзей. Не всегда от них одни лишь неприятности.
Она поспешила назад, прекрасно помня дорогу, быстрым шагом проходя мимо заброшенных комнат и альковов с давно сгнившей мебелью. Без Мильвио действительно вышло быстрее. По пути сойка искала хоть что-то, что могло бы послужить факелом, но несколько более-менее целых на первый взгляд досок, стоило пальцам лишь коснуться их, рассыпались в труху.
Мост она перешла быстро, не задерживаясь, и снова оказалась в череде комнат, зеркальных близнецов тех, что уже были исследованы вместе с южанином. Вместо тупика ее ждала вертикальная круглая шахта, уносящаяся на недосягаемую высоту и уходящая на неведомую глубину. Поперек нее торчало несколько горизонтальных каменных балок – то, на что должна была крепиться лестница, если бы строители озаботились доделать свою работу.
Она подумала крикнуть, на тот случай, если Тэо и Шерон где-то рядом, но передумала, почувствовав себя довольно глупо. Шанс, что ее услышат, – невелик, а ее внутреннее чутье говорило: не стоит вопить там, где ты являешься незваным гостем, пускай все хозяева умерли уже тысячу лет назад.
Она отвела душу, бормоча проклятия себе под нос, и направилась обратно. На середине моста не удержалась, встала на самый край, опасно наклонившись вперед, посмотрела вниз, надеясь разглядеть дно и, чем шаутт не шутит, собственное копье. Но остроты ее зрения не хватало на такое расстояние, и сойка разочарованно вздохнула, отступив назад.
– Твой план коту под хвост, парень, – сказала она, вернувшись. – Там нет подъема наверх. Мы вернулись к тому, с чего начали. Наверх подняться не сможем.
– Печально. Но не смертельно. Найдем другой выход. Почему ты в первый раз прошла мимо? Не нашла нужный поворот?
– Эм… – протянула та и нахмурилась. – В смысле прошла?
– Я слышал, как ты ходила в соседних комнатах. Вон там. – Треттинец махнул направо.
– Так чего не позвал, коли уж решил, что я заплутала?
– Эхо. – В серо-свинцовых оттенках ее зрения лицо Мильвио казалось гораздо старше и резче, чем было на самом деле. – Оно смущает. Ты могла пойти совсем в другую сторону.
– Не могла. Потому что я никуда не сворачивала и не плутала. И там не проходила. Как тебе такое откровение?
Мечник задумался на мгновение:
– Хотел бы я сказать, что мне показалось. Но уши не обманывают. И если это была не ты, то кто?
– Шерон. Тэо. Еще какие-нибудь идиоты, решившие провести здесь ночь. Шаутт, мэлг, призрак погибшего при обороне, а может, сам Тион вместе с Арилой и всей их помпезной свитой. Не имею ни малейшего понятия, Фламинго. И уж точно я не стану бегать во мраке, заглядывая в каждую комнату в надежде найти того, кого, возможно, не существует. Людям, оставшимся в одиночестве, во мраке чудятся разные вещи. По себе сужу. Лучше поделись идеями, что нам делать дальше. Ты, в отличие от меня, здесь уже бывал.
– Здесь, – Мильвио специально выделил слово, – давно никто не бывал. Не удивлюсь, что со времен Катаклизма эти камни не видели гостей и порядком успели нас подзабыть. Внутрь Тропы Любви никто не суется, ходят либо по тракту, либо по внешней галерее. Идея у меня одна. Сторожевая башня обязательно должна соединяться со стеной. А в ней проложены пути. В прошлую эпоху так перебрасывались большие отряды для помощи оборонявшимся на разных участках крепости. Нам надо найти дорогу и дойти до следующей башни. Там подняться наверх и встретиться с Шерон и Тэо.
– На словах звучит действительно просто. – Бодрости в голосе Лавиани было куда больше, чем она рассчитывала. – Тогда давай руку, Фламинго. Здесь ступеньки, не хотелось бы, чтобы ты расквасил нос или сломал шею.
– Думаю, я могу идти самостоятельно, – сказал Мильвио.
Лавиани тут же разжала пальцы:
– Не хочешь ощущать собственную беспомощность? Понимаю.
– Дело совсем не в этом. Просто мы пойдем быстрее. Мне достаточно слышать звук твоих шагов, чтобы приноровиться к темпу. Только предупреждай меня о поворотах и ступенях.
Действительно, так оказалось куда быстрее. Мильвио шел, точно зрячий, слушая ее шаги. Дважды за час они останавливались, чтобы перевести дух, а потом продолжали путь по прямому сводчатому коридору, в котором иногда были ответвления, ведущие в пустые комнаты. Четырежды им попадались лестницы, но все вели вниз, поэтому Лавиани их игнорировала, проходя мимо, и ничего не говорила мечнику.
Воздух здесь стал прохладным и очень сухим. От него першило в горле, хотелось кашлять и пить. Но воды у них не было, фляга Лавиани осталась вместе с ее вещами, наверху.
– Мы довольно далеко ушли. Как думаешь, когда доберемся до опорной башни?
– Не могу сказать тебе ничего обнадеживающего. Приходится признать, что в темноте я потерял представление не только о пространстве, но и о времени. Я просто иду вперед. Рано или поздно мы окажемся возле нее. И спасибо тебе.
– За что?
– За то, что ты рядом. Без тебя и твоего зрения я бы вряд ли смог выбраться из мрака.
– Хм, – проворчала та. – Что-то хочешь спросить?
– Если ты ждешь, что я вновь начну любопытствовать, почему ты видишь там, где обычные люди чувствуют себя словно слепые котята, то я вынужден разочаровать тебя, сиора. Дождусь того дня, когда ты сама захочешь рассказать свою историю.
– Рассчитываешь на то, что это случится?
– Нет.
– Вот и правильно. Люди не любят рассказывать о себе.
Мильвио рассмеялся.
– Что тут смешного? – удивилась Лавиани.
– Твои слова, разумеется. Я вот частенько встречаю болтунов в своей жизни. Слова не дают вставить, говорят и говорят. Всегда можно узнать много нового, но пользы от подобной информации даже на медяк не наберется.
– А ты будто бы прямо и горишь желанием поведать про свою жизнь первому встречному.
– Я? Встречному? Нет. А тебе – пожалуйста.
– Да ну? С чего такое доверие?
– Тебя нельзя назвать первым встречным. Мы уже знакомы какое-то время.
– Так только кажется, Фламинго. Ты меня совсем не знаешь.
– Ну вот, – с наигранной грустью вздохнут треттинец. – Ты сплошное противоречие, сиора. Конечно же я тебя не знаю. Потому что ты не спешишь про себя рассказывать.
– Начни первым.
– Легко. Что ты хочешь знать?
– Как богатенький мальчик знатной крови стал скитаться по дорогам и влачить жизнь бродяги, например?
Он задумался на мгновение:
– Настоящее слишком сильно связано с прошлым, Лавиани. Чтобы рассказать тебе о том, как я докатился до этой жизни, придется начать с того, что было до этого.
– Сколько тебе? Двадцать пять?
– Двадцать семь.
– Не так уж много, мальчик. Не думаю, что твоя история займет много времени. Она должна выйти достаточно короткой, чтобы мне не наскучить.
– Порой история ребенка сложнее и длиннее истории старика. Весь вопрос – как он живет.
– Твои родственники богаты?
– Мой род древний, но давно обедневший. Один из моих предков четыреста лет назад даже мог стать герцогом, но не сложилось.
– Отчего?
Мильвио усмехнулся:
– Если ты считаешь себя самым умным и хитрым, то всегда найдется тот, кто докажет тебе ошибочность этого заблуждения. Его обошли. Он проиграл в игре за власть. С тех самых пор мы стали не так богаты, как прежде.
– Земли не хватило на тебя?
– Отчего же? В моей собственности чудесное место, недалеко от Лазоревого моря. В месяц Единорога в саду цветут апельсины. Вполне уютный, пускай и очень маленький, уголок.
– Но тебе там не сидится, как я посмотрю.
– Раньше меня вполне устраивал. Я не видел ничего иного, был мал и считал, что так будет продолжаться вечно. Но ты ведь знаешь удел младших сыновей из обедневших дворянских родов?
– О да. Дорог для взросления у вас не так уж и много. Или в разбойники, или в солдаты. Ну, еще есть возможность послужить богатому покровителю или герцогу. В любом из перечисленных мною вариантов есть реальный шанс разбогатеть и выбиться в люди.
– Что-то вроде того, – скучным голосом подтвердил Мильвио. – Разбойник – слишком большой вызов для моей семьи. Надругательство над памятью предков, позор роду и все такое. Так что солдат – лучшее, на что я мог рассчитывать.
– Разумное решение. Хороший меч никогда не будет валяться на дороге, – одобрила Лавиани. – Он многим нужен.
– Отец подумал так же. Сперва меня учил мой дядя, потом нашли другого учителя. В Рионе. Я покинул фамильный дом и вернулся туда лишь раз, когда хоронил отца. И знаешь что, сиора. Я был очень удивлен, что за прошедшие годы вдали от родины этот мир показался мне…
Мильвио замолчал, и Лавиани, прекрасно понимая его, спросила:
– Маленьким? Незначительным? Пустым? Скучным? Ты осознал, что не хочешь влачить свою жизнь, любуясь лишь морем да апельсиновым садом и старым, с каждым годом ветшающим домом?
– Ты отлично обрисовала мои чувства.
– Не сомневаюсь. Запереть себя в сельской дыре, на земле, принадлежащей предкам, пускай и сильно заросшей сорняками, – не слишком веселая перспектива в жизни. Особенно после сверкающей Рионы. Вино, женщины, золото, слава.
– Хм…
– Неужели не так?
– Не основная причина. Хотя когда я был неопытен…
– Это называется юношеской глупостью, – внесла уточнение Лавиани.
– Пусть так, – весело согласился мечник. – Когда юношеской глупости во мне было гораздо больше, чем жизненного опыта, слава, деньги и красотки с ночными попойками казались довольно важны. Но я быстро вырос.
– Стоит поблагодарить судьбу.
– Каждый день только этим и занимаюсь.
– Тебя взяли в гвардию герцога?
– Нет.
– Меч оказался не так уж и хорош? – поддела она его, но он ничуть не обиделся.
– Моя любовь к вольной жизни – вот основная причина. В какой-то момент я решил, что не хочу служить. Не хочу быть с этими людьми, все время танцуя по лезвиям и участвуя в игре куда более опасной, чем бой в полном доспехе на палубе тонущего корабля. Я осознал, что передо мной лежит целый мир, полный загадок, тайн и прекрасных вещей.
Лавиани расхохоталась, и эхо ее смеха загуляло, отпрыгивая от стен, словно перепуганный заяц.
– Мы об одном и том же мире говорим, Фламинго? Прекрасных вещей? Это ты о развалинах, оставшихся после Катаклизма? Право, судьба к тебе благосклонна, подарив столько оптимизма. Тэо и Шерон говорят то же самое. Сплошной оптимизм!
– Тебе бы он тоже не помешал.
– Ха-ха. Смешно. И многое ты увидел?
– Многое. И ничуть не жалею. Я люблю путешествовать и не собираюсь останавливаться в ближайшие годы.
– Жизнь благородного бродяги? Не могу тебя осуждать. Это куда лучше того, как существуют другие. А что же твой меч? Отец бы тобой гордился?
Мильвио ответил с некоторой заминкой:
– Надеюсь на это. Фэнико дает мне возможность не думать о деньгах. Во всяком случае, большую часть времени.
– На наемного убийцу ты не похож. Служить более богатым не хочешь. Значит, остается один вывод: наемник.
– Всякое бывало, но война за деньги в прошлом. Предпочитаю преподавать школу клинка тем, кто готов платить.
Это удивило ее:
– Чтобы преподавать, Фламинго, нужно иметь репутацию. О тебе должны знать.
– Некоторые знают, – равнодушно ответил Мальвио. – И приглашают в гости. Мне не жалко делиться секретами мастерства с другими.
– Да ты вообще, как я посмотрю, добрая душа.
– Разве это плохо? – удивился треттинец.
Лавиани не ответила, остановившись, и тот, слыша это, спросил, положив руку на меч:
– В чем дело?
– Дорога дальше перекрыта. Дверь, – сухим тоном известила Лавиани и дернула ручку. – Заперто. Она сильно проржавела, но все равно еще надежна.
Мильвио нащупал преграду, провел пальцами по шершавому металлу:
– Были какие-то другие пути?
– Они вели вниз.
– Это лучше, чем ничего.
– Ты прав. Вернемся к ближайшей лестнице, спустимся на уровень и попробуем пройти там.
Коридор нижнего уровня оказался куда более узким, с грубо обработанным потолком. То и дело перемежающийся залами, в которых властвовали сквозняки, влага и ржавчина, пожравшие все, до чего могли дотянуться. Уцелел лишь камень, такой же незыблемый, как горы.
Один раз они вновь услышали шаги, но настолько слабые, что даже Лавиани сомневалась, что они ей не почудились. Звук пришел из вентиляционной шахты.
– Какая разница, что это или кто?! – отмахнулась Лавиани от Мильвио, который долго ждал, не повторится ли звук. – Еще один заблудившийся в этом тьмой забытом месте. И я буду последняя, кто побежит вниз, чтобы спасать его. Самим бы выбраться, Фламинго.
– Забавное ты мне выбрала прозвище.
– А ты против?
– Отнюдь. Меня называли куда худшими именами, чем это. К тому же фламинго у алагорцев считается символом рассвета и спокойной жизни.
– Ну, твою жизнь явно нельзя назвать спокойной и размеренной. Осторожно. Впереди две ступени. Входим в зал.
На стенах и потолке были фрески, но она даже не стала к ним приглядываться. Прошла мимо, покосившись на десяток скелетов, лежащих в разных позах и уже порядком заросших пылью. Все в доспехах и при оружии. К сожалению, последнее было столь ржавым, что у нее не возникло соблазна разжиться подходящей железкой.
– Здесь мертвые. И лежат уже довольно давно. Возможно, это те, кто штурмовал Тропу Любви. А быть может, защищал ее. Кости уже черные от времени.
Останки встречались им и в следующих помещениях. Было понятно, что здесь шло сражение, люди пытались удержать переходы.
– Целый могильник. Жаль, что ты не видишь.
– Я жалею лишь о том, что их не похоронили.
– Думаю, хоронить было некому, мальчик. Шла Война Гнева, а потом случился Катаклизм. Мертвецов и без этих ребят было предостаточно. Не успевали закапывать, как они тут же выскакивали обратно.
– Все равно так неправильно.
– В мире много чего неправильно, Фламинго. И оставленные на растерзание кости тех, кто уже мертв и не может чувствовать, меньшая из плохих вещей, что ежедневно происходят вокруг нас. – Она перешагнула череп, а Мильвио, не увидевший его, пнул и, поняв, что покатилось под ногами, поморщился.
– Я вижу свет, – внезапно сказал он.
Лавиани тоже различила в свинцовых и графитовых оттенках мрака бледное пятно.
– Да. Верно. Странно. Мы же на нижних уровнях, разве тут может быть выход наружу?
– Сейчас узнаем.
Коридор впереди был перегорожен огромным камнем. Влетев сюда, тот разрушил внешнюю часть стены, раздробил каменные блоки и застрял, перекрыв дорогу так, что теперь осталась узкая кромка между ним и пропастью, шириной не больше стопы. Она была вся в снегу, но при должной аккуратности по ней можно было пройти.
Выглянув через пролом, Мильвио увидел верхушки белых елей, потом поднял голову, пытаясь разглядеть вершину стены.
– Уже почти утро.
Лавиани, держась обеими руками за край огромного камня, осторожно перебралась на ту сторону, ощущая спиной пропасть.
– Справишься?
Мильвио улыбнулся и легко перемахнул к ней.
– Ловко, – одобрила сойка. – Ума не приложу, откуда здесь взялась такая глыба. Наследие великих волшебников, не иначе.
– В смысле магия? – уточнил треттинец. – Не думаю. Всего лишь огромный требушет.
– Требушет? – Лавиани скептически изучила густой лес, тянущийся через всю долину до следующей горной цепи. – Здесь?
– Ну, тысячу лет назад, наверное, все было иначе. Стену обстреливали, это несомненно.
Подняться наверх здесь было невозможно, им пришлось вновь войти в темный коридор, и Мильвио оглянулся несколько раз на бледный утренний свет, прежде чем тот совсем исчез и их вновь окутал вязкий мрак.
– Странное место. – Голос Лавиани звучал глухо, точно из могилы.
Южанин, болезненно щурясь, провел рукой по камням, сияющим бледно-лимонным, мертвенным светом, и тот остался на подушечках его пальцев.
– Какая-то плесень, – сказал Мильвио. – Интересно.
Обнажив меч, он стал натирать длинный клинок, пока тот не засиял.
– Это обязательно? – неодобрительно спросила Лавиани.
– Надоело быть слепым, сиора. Не факел, конечно, но полный мрак разгонит.
Они стояли на балкончике, выступающем далеко вперед, над темной рекой, затопившей величественный зал. Из воды, точно грибы, росли расширяющиеся колонны, с потолка все время капало, а внизу, в глубине, то и дело мягко вспыхивали белесые искры – странные создания, похожие на угрей, величественно и неспешно проплывали, тыкаясь слепыми утиными носами в стены, пачкая их лимонной, фосфоресцирующей плесенью, и тут же уходили на дно, пока их тела не гасли в глубине.
Чтобы перебраться, пришлось повозиться. Они перелезли через перила и пошли по узкому карнизу, опоясывающему зал со всех сторон, держась за выступы. Иногда из-под ног сыпались каменные крошки, падали в воду, и тогда та вскипала, а бледные туши начинали всплывать на поверхность и биться, словно потревоженные рыбы.
– Чувствую себя обезьяной. – Лавиани с ненавистью посмотрела вниз и добавила: – Но лучше быть мартышкой, чем попытаться переплыть водоем. Кажется, местные обитатели настроены не слишком дружелюбно. Встречал таких раньше?
– Я не любитель рыбалки. – Руки Мильвио, как и ладони сойки, светились. – Одно могу сказать: лучше туда не падать.
Когда они преодолели путь и оказались на ровной поверхности, Лавиани с омерзением вытерла пальцы об одежду и тут же пожалела об этом – та тоже начала сиять.
– Мерзость какая! – Запах свежих грибов, который здесь витал, ей не нравился.
– Радуйся. Мы в башне. Где-то в самом ее основании. Ниже только подвалы и пещеры. Нам осталась малость – найти дорогу наверх, и будем считать, что почти выбрались.
Но залы с тускло сияющими стенами сменялись один за другим, а подъема наверх все не встречалось. Они почти отчаялись, когда наконец-то увидели его, выйдя в огромное помещение.
Лестница ползла по прямоугольным каменным блокам, сменяясь широкими пролетами, и терялась в темноте, уходя гораздо выше той границы, на которой росла источающая свет плесень.
– Рыба полосатая, – пробормотала Лавиани. – Это же настоящий склеп.
Мильвио отстранил ее, вышел вперед, стараясь не наступать на кости. Здесь лежали по меньшей мере несколько сотен скелетов. Сойка скривилась, словно попала в прошлое, – некоторые из мертвых были в такой же белой броне, как и те, кого она видела на Талорисе. Кто-то из личной гвардии Тиона.
– Здесь шел бой, и бой ожесточенный. – Мильвио склонился над одним из тел и выдернул из-под сочленения то, что раньше было толстым арбалетным болтом. Отстранился, когда от останков стало подниматься облако пыли вперемешку с прахом. – Эти нападали. А те защищались и стреляли.
Лавиани уже и сама видела, что мертвые расположены по залу не хаотично. И тех, что обороняли лестницу и выход из зала – огромный темный проем, ведущий в глубину, было больше.
А еще она заметила то, на что не обратил внимания Мильвио, – стены и часть лестницы были деформированы и оплавились. Здесь использовали не только сталь, но и магию.
– Что ты делаешь? – удивилась Лавиани, когда треттинец склонил голову и начал произносить клятву воинов, распространенную в южных герцогствах в качестве эпитафии павшему товарищу.
– Отдаю им долг памяти. Уж этого-то они точно заслуживают.
Сойка не стала смеяться. Прошла мимо, чуть не задев его плечом, встала возле лестницы, задрав голову и пытаясь понять, сколько придется взбираться наверх. Даже по самым скромным предположениям выходило, что довольно долго. Внезапно она резко повернулась в сторону темного провала «ворот», ведущих в подвалы.
– Фламинго! – позвала она негромко и, когда тот не услышал, гаркнула резко, зло, на треттинском: – Рапи вьеро кьи![10]
Эта фраза прозвучала как удар хлыста. Он вздрогнул, отвлекся от дела, которым занимался.
– Что? – Мечник увидел, как в ее руке появился нож.
– Ш-ш-ш! Слушай!
Гулкие шаги раздавались из мрака провала, и становилось понятно, что кто-то приближается к ним. Мильвио не стал мешкать:
– Наверх! Живо!
Умом она понимала, что это, скорее всего, еще один из тех, кто пересекал горы и в силу каких-то обстоятельств оказался в сердце Тропы Любви. Но, памятуя о Талорисе и своем «друге» шаутте, не горела особым желанием встречаться с неизвестным. Пускай даже это будут Шестеро с сотней куриных яиц в качестве божественного дара.
Она преодолела двенадцать первых ступеней, обернулась назад и, не сдержавшись, сказала громко, с чувством:
– Ох ты ж рыба полосатая! Тьма вам всем в печенку!
Мильвио, поднимавшийся сразу за ней, остановился и тоже посмотрел вниз.
Человек, вышедший на свет, оказался очень высок. В два раза выше Лавиани. Настоящий великан. Его доспех – рваная кольчуга, мягко звенящая кольчужная юбка, стальные шипастые наплечники, наголенники и составные пластины, закрывающие предплечья, – выглядел тускло и неряшливо. Шлем с забралом в виде орлиной маски, защищавшим лицо, делал воина похожим на чудовище с той стороны.
– Забери меня шаутт, – потрясенно прошептала Лавиани, чувствуя, как волосы на голове встают дыбом от суеверного ужаса.
Ей самой стало стыдно за свой мимолетный страх, но сойка ничего не могла поделать. Она увидела золотую цепь с горящим орлом, сильно потускневшую, но знакомую. А также тяжелую алебарду, лежащую на правом плече воина. И поняла, кто перед ней.
Кам.
Хозяин Тропы Любви. Один из учеников Скованного. Великий волшебник.
– Не останавливайся! – Голос у Мильвио был точно у мертвого – пустой, ничего не выражающий.
И в тот же момент мертвец прыгнул, приземлился перед ними, закрывая дорогу. Алебарда, новенькая, блестящая, словно и не было всех этих лет забвения, рухнула на голову Мильвио и с гулким звоном встретилась с полуторником, выставленным плашмя.
Южанин подсел под ударом, двинул запястьями, отводя от себя кривой крюк обуха, и скользнул назад, разрывая дистанцию. Вновь оказавшись на полу.
Лавиани сделала то же самое, чувствуя, как бешено колотится у нее сердце.
– Уходим в коридоры!
– Нет! – возразил южанин. – Выход только здесь. Станем убегать, он загонит нас в какой-нибудь тупик, и тогда мы пропали. В узком пространстве против алебарды я ничего не смогу сделать.
Кам покрутил головой из стороны в сторону, развернулся и стал неспешно спускаться по ступеням к ним, держа алебарду обеими руками. Он походил на медведя, вырубленного из цельного куска базальта, столь несокрушимого, что становилось неуютно.
– Я отвлеку его, сиора. Заманю подальше. А ты уходи. Лестница станет свободна. – Мильвио медленно отступал, и его лицо, казалось, сковал холод, а голос стал хриплым и низким, потусторонним, словно шепот призрака.
– Я что, похожа на юную герцогиню, которую надо спасать? – огрызнулась та, стараясь взять себя в руки, прогнать дрожь. Она следила за приближением высоченного противника. – Завалим эту гадину. Видишь? Ты не прав. Я бываю полна оптимизма.
Парень улыбнулся краешком рта, повел мечом, и тот оставил за собой в воздухе тусклый желтый свет.
– Хорошо. Тогда следи за его оружием. Он может быть очень быстр.
Сойка уже поняла это по тому, как Кам оказался на лестнице. Эта обманчивая медлительность могла закончиться в мгновение ока.
Так и случилось.
Он прыгнул. Подлетел. Взмыл в воздух.
Мгновенно. С места. Даже не напрягая ноги. Со скоростью, невероятной для такого роста и комплекции. Словно сойка, использовавшая свой талант.
Лавиани откатилась вправо, Мильвио сделал точно такой же кувырок влево, и Кам, гремя доспехом, приземлился на том месте, где они только что стояли. Алебарда вылетела вперед, шестигранный наконечник острия едва не пронзил мечника, словно вертел кабана.
– Ах ты, тварь! – Лавиани попыталась атаковать ножом.
Неудачно.
Ей пришлось выгнуться дугой, избегая удара в ребра пяткой древка.
Мечник вступил в схватку, отвлекая на себя, ударил из низкой стойки. Первая же атака удалась – полуторник сбил наплечник, оставив на нем глубокую вмятину.
Впрочем, треттинцу сразу же пришлось уйти в оборону. Ученик Скованного едва не подцепил его ногу крюком на обухе в обратном движении.
Среди костей Лавиани увидела копье. Дерево было хрупким, растрескавшимся, широкий наконечник потускнел. Но это было лучше, чем ничего. Она с силой швырнула его, благо расстояние до противника было всего шестнадцать шагов.
Крутясь вокруг своей оси, точно выпущенное из баллисты, оно врезалось в бок Кама, смяв звенья кольчуги, и тот пошатнулся от удара, упав на одно колено. Мильвио снова атаковал, еще раз обрушив меч на наплечник, оставляя вторую вмятину.
Следующий удар Кам принял на древко алебарды, выставив ее перед собой двумя руками, и тут же, не вставая с колена, попытался проткнуть южанину сердце. Мильвио не успел парировать, отшагнул в сторону, и это дало Каму возможность встать. Он попробовал вырвать из своего бока копье, но лишь сломал древко, лопнувшее под его костлявыми пальцами.
Алебарда взмыла вверх, распоров воздух, и Лавиани выругалась, когда увидела, что громила легко бежит к ней. Мильвио устремился следом, но было понятно, что он не успевает.
Бабочка на левом плече выгорела, и ладони, на миг ставшие прочнее любого металла, встретили лезвие. От силы удара она отшатнулась, тут же прыгнула вперед, юркнув под длинным древком, ножом нанесла два быстрых пореза.
Первый пропал втуне, его остановила кольчужная юбка, зато второй прошел, и она почувствовала, что достала. Сделала кувырок. Обух-крюк врезался в каменный пол так, что зал загудел, а осколки раздробленных человеческих костей брызнули во все стороны.
Древко алебарды описало круг в почерневших, истлевших руках, и длинный выпад вновь был направлен на Мильвио. Кам легко сдерживал атаки сразу двоих, больше уже не подпуская к себе.
– Найди себе что-нибудь потяжелее ножа, сиора! – крикнул южанин и снова начал отступать под силой ударов вражеского оружия.
Лавиани, ругаясь, кинулась прочь, слыша, как за спиной громко звенит сталь. Она наклонялась над мертвыми, двумя руками отбрасывая в сторону иссохшие костяки, переворачивая тяжелые доспехи, то и дело оборачиваясь, чтобы проверить, как там Мильвио.
Тот держался и действовал из предельно закрытых высоких стоек, полностью уйдя в защиту, содрогаясь от напора и пережидая сотканную из металла вьюгу, обрушивающуюся на него, точно стая воронья на брошенный в поле труп.
Кам, забыв о Лавиани, все так же не произнося ни звука, напирал, и мечнику приходилось нелегко. Алебарда была не только длиннее, но и тяжелее полуторника. Лавиани не сомневалась, если бы Мильвио противостоял обычный противник, тот бы справился, но когда сражаешься с мертвым…
Бывший великий волшебник не знал усталости и обладал бычьей силой. Алебарда в его руках порхала точно перышко. Подернутые тлением руки постоянно меняли хваты на древке, и оружие то падало сверху, то змеей скользило снизу, а стремительные уколы чередовались с сокрушительными ударами. Он наступал с тем же напором, что и камнепад, летящий по склону.
Эта смертельная пляска с чудовищем, которое сотни лет должно быть мертво, затягивалась. Лавиани нашла меч, отбросила в сторону, подняла топор с изломанной кромкой по лезвию, выкинула. Копья, кинжалы, секиры – вся эта старая рухлядь была ни на что не годна. Простого человека конечно же можно было убить куском ржавого металла, но их противника нельзя было назвать простым.
Наконец Каму удалось провести удачную атаку. Меч Мильвио попал между древком и крюком секиры. Ученик Скованного рванул оружие на себя, и сила этого рывка была такова, что Фэнико вырвался из пальцев, отлетел на добрый десяток ярдов, а алебарда начала свой последний замах.
Предпоследняя бабочка покинула плечо Лавиани. Мир застыл, и она бросилась назад, через весь зал, к Мильвио. На на бегу она подхватила тяжеленный осадный прямоугольный щит. У него не было кожаных ремней, лишь две рукояти и подпорка, чтобы скрываться за ним во время стрельбы из арбалета. Но сейчас это было совсем не важно.
Она успела. Ее таланта как раз хватило, чтобы встать перед Мильвио, загородить его. Удар был такой силы, что ее зубы клацнули, а в глазах троилось – так громко гудело в голове.
Она дрогнула под этой мощью, выглянула из-за защиты лишь для того, чтобы увидеть направление следующей атаки и вновь выставить щит. На этот раз отшатнулась, удивляясь, как выдержали руки.
Из-под орлиной маски на нее смотрела сама тьма.
– Открой рот! – рявкнула она поднимающемуся на ноги Мильвио. – Лежи!
Сойка не стала проверять, выполнил ли он ее приказ. Им обоим нужна была передышка, а проклятый Кам не собирался ее давать. Последняя бабочка исчезла с ее плеча, и во все стороны от Лавиани ударила невидимая, оглушающая, беззвучная волна.
Кама снесло несуществующим молотом, как и останки, разбросанные по полу. Южанина тоже оглушило. Пытаясь встать, двигался он неловко, замедленно, точно жук, попавший в патоку.
Лавиани отбросила от себя тяжеленный щит, кинулась к валявшемуся Фэнико. Взяла его обратным хватом, держа за собой, точно стальной хвост, в четыре удара сердца оказалась перед нашарившим алебарду Камом.
И обрушила на него смертельный град, рубя, вкладывая в движение весь свой вес и силу инерции. Первый удар легко прошел, врезался в многострадальный наплечник и наконец-то сорвал его. Второй разрубил звенья кольчуги и ключицу. Третий Кам встретил, подставив под него бронированный щиток на предплечье левой руки.
Лавиани тут же ушла ему за спину, избегая костлявых пальцев, пытавшихся схватить ее за шею, но он проворно повернулся следом, алебарда метнулась параллельно земле, намереваясь подрубить ноги. Сойка подлетела над ней и обрушила полуторник прямо на голову.
Полотно врезалось в орлиную маску и сорвало крепления, удерживающие ее на шлеме. Женщине пришлось броситься прочь и в сторону от длинного выпада. Алебарда прошуршала совсем рядом.
Кам грозно поднялся, взяв оружие широким хватом. Отступать мертвый не собирался.
– У тебя еще есть чудесные фокусы в кармане, о полная сюрпризов сиора? – подбежал южанин.
– Нет, – с сожалением ответила та. – Кончились.
– Тогда верни мой меч. – Голос у Мильвио был таким же спокойным, как прежде.
Он, как и Лавиани, не спускал глаз с ученика Скованного. Под маской оказался череп, обтянутой темно-коричневой кожей, с провалившимся носом, пустыми глазницами и деформированной, полуоткрытой челюстью. Но, несмотря на столь неприглядный вид, Лавиани легко узнавала черты, которые совсем недавно видела на фреске.
Она отдала клинок Мильвио, вновь взяла в руки тяжелый, почти ростом с нее щит.
– У меня есть план. Знаешь о водомерке и черепахе?
– Слышала, Фламинго. Только безумные треттинцы могли придумать ставить в парные схватки тяжелого латника и подвижного воина. Я не знаю техники, но подсоблю, чем смогу.
– Тогда двинемся.
Это был безумный, сумасшедший бой. Они действовали сообща, сдерживая сокрушительные атаки гиганта. Треттинец плел сложное кружево мечом, стараясь уйти с боя на длинной дистанции – на среднюю, достать ноги Кама, лишить его невероятной подвижности.
Ученик Скованного каждый раз препятствовал этому, взламывал защиту, вклиниваясь в атаки мечника, и напирал. В такие моменты Лавиани останавливала его напор, сбивала атаку и темп боя, подставляя под алебарду крепкий щит, отшатываясь от ударов назад, постанывая от натуги, но давая Мильвио краткую передышку.
Кам без труда сражался с ними двумя, оттесняя все дальше от лестницы. Несколько раз он стремительно взлетал в воздух, и им приходилось отбегать и тут же уходить в глухую оборону, спасаясь от ловких змеиных выпадов.
Один раз крюк алебарды уцепился за край щита, но вырвать его из рук сойки не вышло, ей удалось избавиться от хвата.
Но все же Лавиани начала чувствовать усталость. С каждой минутой осадный щит становился все более неподъемным и громоздким. Принимая последние удары, она была вынуждена приседать, упирая его в пол.
– Держи крепко! – внезапно крикнул Мильвио.
Он прыгнул за ее спиной, приземляясь на верхнюю часть щита, тут же оттолкнулся от него, точно от трамплина, а Лавиани, предугадывая это движение, толкнула щит от себя, придавая напарнику еще большую скорость.
Южанин легко взмыл в воздух, занося меч над головой. Кам попытался парировать удар обратным движением древка, но не успел, и Фламинго проник в узкую брешь, разрубив нижнюю челюсть мертвеца.
Она, вместе с разрушенными зубами, разлетелась в разные стороны.
Кам зашатался, и Лавиани швырнула ему в колени щит, заставляя потерять равновесие. Ученик Скованного отклонился назад, и Мильвио, приземлившемуся за его спиной, представился великолепный шанс.
Он вложил в этот удар все свои силы, полуторник прошел в четверти дюйма над латным воротником, перерубая высохшие мышцы и шейные позвонки.
Голова в шлеме откатилась в сторону, а Кам, еще несколько секунд простояв на ногах, звеня кольчужной юбкой, рухнул на колени, да так и остался сидеть, опираясь руками на алебарду, теперь служившую подпоркой мертвецу, не давая тому упасть.
Лавиани, чувствуя боль во всем теле, села прямо на человеческие останки, думая о том, что много бы отдала за флягу, полную воды. Пить хотелось невыносимо, пот ручьем тек по спине, охлаждая тело, сердце стучало, точно бешеное, руки дрожали.
– Ублюдочный Тион! – с чувством произнесла она, сплюнув кровь, – она сама не заметила, как прикусила язык. – Криворукий урод! Мало того что устроил Катаклизм, так еще и убить приятеля не смог нормально. Какого шаутта мы с тобой, парень, должны были приканчивать то, что и так давно обязано было быть мертво?
Мильвио задумчиво глянул на голову и внезапно рассмеялся.
– Что смешного? – спросила сойка.
– Ничего, сиора. Совсем ничего. Но я так долго искал интересное приключение и в итоге получил. Теперь сам не рад. – Он посмотрел на несколько зазубрин на мече, которые придется править, и убрал клинок в ножны. Сел рядом с ней, дыша так же тяжело. – Убил самого Кама. Точнее, то, что от него осталось. И самое смешное, что, если я начну рассказывать об этом, мне никто не поверит. Даже барды не споют песню.
Треттинец говорил весело и непринужденно, но по лицу его было видно, каким нелегким был для него бой.
– Дались тебе певцы, мальчик. Я постараюсь забыть о нем и его алебарде, как о страшном сне. Будь Кам живым человеком, ему хватило бы пары тычков моим ножом.
– Не сомневаюсь. Способности сойки – хорошая вещь.
Лавиани мрачно посмотрела на него, но ничего не сказала.
– Мудрое молчание, сиора. Я слышал о людях, умеющих останавливать падающий меч голой рукой и двигаться быстрее ветра. Таувинов давно нет, но вот сойки вполне себе существуют. Хотя в них почти никто не верит.
– Ну и не верь дальше, мальчик.
– Шерон и Тэо, как я понимаю, знают?
– Да, – неохотно ответила та.
– Ты спасла меня. Спасибо. И за помощь в бою тоже. Будь ты юной девой, мне пришлось бы на тебе жениться. Во всяком случае, именно так случается в сказках, которые рассказывают на юге.
Она фыркнула:
– Выходит, мне повезло. Что я не юна и мы не в сказке. Надеюсь, законы дворян Треттини не требуют, чтобы спасшая твою шею пожилая женщина тебя усыновила?
– Не помню ничего подобного.
– Ну вот и славно. А насчет юных дев ты никого не обманешь.
– В смысле?
– Я не первый день живу и вижу, как ты смотришь на Шерон. Рыба полосатая! – Она уже была на ногах, заметив, как шевельнулись руки Кама.
В зловещей тишине, опираясь на алебарду, он встал с колен, покачнулся и сделал неловкий шаг в их сторону. Судя по всему, отсутствие головы его совершенно не смущало.
– Что за мерзкий день! – сказала Лавиани. Она понимала, что единственный способ остановить его – это расчленить, отрубить и руки и ноги, но здраво опасалась, что скорее, чем это случится, у них закончатся силы, и тогда он точно их прикончит.
– Уходи, сиора. – Фэнико снова покинул ножны.
– Только вместе. Лестница свободна.
– Не уйду, пока это живо.
– Не будь дураком, парень. Нельзя убить то, что и так мертво.
Кам прыгнул, алебарда ударила в то место, где находился южанин, оказавшийся теперь сбоку и рубанувший по голени мертвеца, не защищенной латным щитком.
Возле ног Лавиани двумя мышами юркнули белые комочки света. Она отшатнулась, пораженная, не удержалась, споткнулась, упала. Две игральные кости покатились рядом с ее лицом, подпрыгнули вверх, стукнулись друг о друга, засияв так ярко, что из глаз сойки потекли слезы. Свет, точно выпущенный из арбалета болт, врезался в грудь Кама, оставив в ней дыру величиной с кулак.
Лавиани обернулась, тыльной стороной ладони вытирая веки, и увидела, что из мрака провала, откуда появился ученик Скованного, выходит Шерон.
Ее красивые брови были нахмурены, лицо напоминало восковую маску, а левая рука до локтя полыхала белым огнем. Будь сойка не тем, кем она являлась, она бы, пожалуй, испугалась своей знакомой.
Мильвио опустил меч, сделал шаг в сторону, открывая девушке дорогу. Та, не замечая его, прошла мимо, сжимая раскаленный добела стилос. Свет окутал Кама плотным коконом. Мертвец стал дергаться, биться на полу, точно вытащенная на лед рыба.
Шерон равнодушно подошла к нему, ничуть не боясь руки, все так же сжимающей алебарду, находящуюся всего лишь в ярде от нее. Она опустилась перед телом на колени, всадила стилос Каму в живот, и хороводы рун закружились вокруг головы указывающей, а затем стали падать, растекаясь по поверхности доспеха великого волшебника.
Мильвио и Лавиани остановились на границе белого света, наблюдая за тем, как множество белых искр, отрываясь от тела, взмывают вверх и гаснут во мраке.
Через минуту на полу лежали истлевшие останки того, кто когда-то правил большей частью севера и давно уже стал легендой. В воздухе отвратительно пахло паленой плотью и грозой. Шерон покачнулась, треттинец сделал шаг к ней, чтобы подхватить, но его остановил ее резкий жест.
– Не надо. Просто голова кружится.
Она села рядом с ними и щелкнула пальцами, подзывая игральные кости. Те закатились ей на ладонь, девушка сжала их в кулаке. Сильно-сильно. Стараясь дышать медленно и глубоко.
– Вы живы… – наконец произнесла она. – Я успела вовремя. Этот заблудившийся…
– Кам. – Сойка покосилась на доспех, в котором не осталось даже костей, все еще ожидая какого-нибудь подвоха. – Тот самый Кам. Так что ты действительно вовремя. Мы с Фламинго уже умаялись приканчивать это недоразумение.
Мильвио склонился над доспехами и на конце меча поднял тусклую золотую цепь с большим медальоном в виде горящего орла. Вид у него был задумчивый.
– Кам? – Девушка казалась сонной и очень уставшей. – Вот так удача.
– Удача? – изумилась Лавиани, видя, что южанин берет цепь в руку и, поразмыслив мгновение, убирает ее в карман куртки. – Ты, кажется, еще не пришла в себя, девочка.
– Как ты не поймешь? Если он существует, то и Тион тоже может быть жив. Скованный не ошибся.
– Если Тион такой же агрессивный мешок костей, то легче от этого нам не станет.
– Снова Тион? – меланхолично поинтересовался Мильвио. – И Скованный, который с тобой говорил? Никого не хочу обидеть, любезные сиоры, но все ли у вас в порядке?
– В смысле здесь? – Лавиани постучала себя пальцем по голове. – Не все в порядке, Фламинго. Иначе мы бы не ввязались во все это.
– История слишком долгая. Если хочешь, я расскажу ее тебе, когда выберемся, – пообещала Шерон, и Мильвио кивнул.
– Хорошо. Так и поступим.
– У вас есть вода?
– Ни капли.
Шерон выругалась, и Лавиани не поверила своим ушам, столь невероятно было слышать подобное от всегда сдержанной девчонки.
– Ого! – рассмеялась она. – Ты полна сюрпризов, указывающая. И шаутт забери наш мир, если они мне не нравятся.
Если смотреть вниз, то бледно-желтое свечение было едва заметно, так высоко они поднялись. Шерон давно сбилась, считая ступени, которые она преодолела. У нее ныли ноги, голова была тяжелой, мысли то и дело путались. Указывающая чувствовала сонливость и, чтобы не упасть, держалась одной рукой за стену.
Она устала после долгого пути сквозь тьму, наполненную тенями и мертвыми. На нижнем ярусе их встретилось предостаточно. Девушка ощущала дыхание той стороны, витавшее в некоторых коридорах, и представляла, что случится, если она встретится с дремлющим злом. Но не останавливалась и не теряла времени на борьбу с ними. Понимала, что лишь растратит силы и в итоге останется среди мертвецов, заблудившихся в мире живых.
Даже сейчас она все еще была там. Во мраке. Среди осторожного шепота собственных шагов. Ощущала холод глубины заброшенной крепости на своей коже и сквозняк, то и дело касающийся ее отросших волос. Ей казалось, что она навечно заплутала во тьме и больше никогда не увидит солнечного света.
– Значит, меч таувина? Да? – вновь пробормотала сойка.
Мильвио, наблюдавший за прыгающими по ступенькам сияющими игральными костями, сказал не оборачиваясь:
– Ценная вещь. Я слышал, их ковали великие волшебники, и клинок без труда перерубал почти любую броню. Не говоря уже о плоти. Какой-нибудь герцог отдал бы за такой клинок… многое он бы отдал.
– А ты нет?
– Я? О нет, сиора. Мы с Фэнико слишком долго вместе, чтобы расставаться из-за такой безделушки.
– Безделушки?! – возмутилась Лавиани. – Неужели ты считаешь, что обычная железяка, наполненная сентиментальными воспоминаниями об убийствах всяких негодяев, стоит подобной верности? Разве ты бы не хотел владеть клинком, разбивающим латный доспех или щит?
Он рассмеялся искренне, весело, и Шерон, не удержавшись, улыбнулась. Присутствие Мильвио делало это мрачное место не таким ужасным.
– Чего мелочиться, сиора?! Почему сразу не мечтать стать великим волшебником? Чего проще, щелкнуть пальцами, призвать ветер, и вот уже перед тобой враг, чья плоть сорвана с костей послушным ураганом.
– Надо реально оценивать свои мечты, парень. Великим волшебником ты можешь стать только в прекрасных снах. А меч таувина находился в двух шагах от Шерон.
– И хорошо, что я его не трогала. Он все еще обладал силой…
– Знаю-знаю, – вздохнула Лавиани. – Вполне мог тебя треснуть, если бы ты взяла его в руки. Я просто жалею, что меня не было поблизости. Ш-ш-ш! Слышите?
Сверху раздавались слабые, прерывистые удары, словно кто-то что есть сил бил по металлу.
– Что за напасть на этот раз? – Клинок Мильвио все еще слабо светился от остатков желтоватой плесени.
– Скоро узнаем. Но двух великих волшебников за день я просто не вынесу. – проворчала сойка.
Чем выше они поднимались, тем чаще становились удары. Иногда они совсем затихали, но каждый раз возобновлялись, как показалось Шерон, с утроенной яростью.
Лестница сделала последний виток и уперлась в ржавую, запертую на три засова дверь.
– Это наш выход, – сказала Шерон. – Я открою. Засов проржавел, но не сильно.
– Сразу отходи. – Лавиани уже держала нож наготове.
Мильвио встал сбоку, опустив клинок вниз.
Девушка несколько раз глубоко вздохнула, потянула засов. Он поддался со скрежетом, и долбежка в дверь прекратилась. Второй засов скрипел не меньше первого. Третий застрял на половине пути, указывающая напрягла руки, но сил не хватило. Мечник оказался рядом, шепнул:
– Отойди, пожалуйста.
Она сделала, как он просил, спустившись на несколько ступеней вниз и сжимая в руке стилос за неимением лучшего оружия.
Дверь распахнулась, и указывающая зажмурилась от яркого, утреннего света. Ее ноздрей коснулся пьянящий, свежий воздух, пахнущий наступающей весной, а знакомый голос акробата произнес:
– Я уже отчаялся вас увидеть.
Быстро иди сюда!