Это было ощущение, пришедшее из далёкого детства и много лет служившее для него едва ли не окончательным воплощением счастья: тёплое меховое одеяло по обнажённому телу. Волкодав лежал на широкой лавке в доме Вароха, вдыхал мирные запахи выделанных кож и стряпни, вполуха слушал приглушённые голоса домочадцев, и открывать глаза ему совсем не хотелось. Жалеть было не о чем. Мечтать, в общем, тоже. Поэтому не очень хотелось и думать. Наверняка у него ещё оставались дела на этой земле, раз уж Боги с таким упорством выводили его живым изо всех передряг. Но об этом он тоже поразмыслит как-нибудь после. Пока он просто наслаждался покоем, как раненое животное, которое надеется выздороветь, если дадут отлежаться. А достанется умереть, оно и не заметит, что умерло. Просто впереди вдруг зашумит гостеприимная крона Вечного Древа, а в небе сделается возможно разглядеть Солнечную Колесницу. И наконец из густой травы навстречу поднимется Старый Зверь и затеет беседу, велит держать ответ за прожитую жизнь…
Ладонь, прикоснувшаяся ко лбу, вернула Волкодава к действительности. Его принесли в дом в таком состоянии, что он даже не смог воспротивиться, когда Ниилит принялась лечить его волшебством. Наука Тилорна, верно, пошла ей впрок. Сияние, исходившее от её рук, в этот раз заметили уже все. Тем не менее девушка страшно боялась, как бы у него не началась лихорадка, и без конца подходила потрогать лоб.
Это мешало заснуть, но Волкодав не возражал. До убийства Людоеда он запрещал себе даже думать о женщинах. Теперь у него была мечта, и он надеялся, что она когда-нибудь осуществится. Он открыл глаза и улыбнулся Ниилит. Она обрадованно спросила:
– Есть хочешь?
У неё дома признаком красоты считали дородство. Волкодав, и без того жилистый, вернулся с границ Велимора осунувшимся так, что жалко было смотреть.
– Если только с ложечки кормить не начнёшь, – проворчал он и потянул к себе штаны, чтобы надеть их под одеялом. Он вообще редко отказывался поесть, а уж пренебрегать стряпнёй Ниилит было бы совершенным грехом.
– Ты бы полежал, – сказала она.
Волкодав хмыкнул, окончательно стряхивая дрёму.
– Нашла больного. Ты лучше скажи, можете вы с Тилорном вылечить, если человек от раны ослеп? Один глаз ему выбили, второй потом воспалился…
В его правом плече покалывали, как будто зашивая что-то, горячие иголочки. Наверное, это срастались кости. В былые времена он о сломанных костях забывал уже через месяц.
– Там, на берегу, был один сольвенн, – сказала Ниилит. – Его вели под руки. Такой плечистый, красивый… светловолосый… Ты о нём?
Синие стеклянные бусы блестели у неё на груди.
– О нём, – кивнул Волкодав. – Поможете? Уж больно парень хороший.
С некоторых пор ему нравилось заводить с ней разговоры о лекарском деле и наблюдать, как на прекрасном лице проявлялось достоинство сосредоточения, а между бровями возникала складочка, говорившая о напряжённой работе ума. В такие мгновения она напоминала ему жрицу, беседующую с Божеством. Он видел подобное выражение у Матери Кендарат. Наверное, подумалось ему, две женщины, старая и юная, прекрасно поладили бы. И Тилорн…
Волкодав спустил ноги на пол и задумался, стоило ли обуваться. Босиком было холодновато: к вечеру выпал снег, снаружи зябко сквозило. Но попробуй потянуться за поршнями, и Ниилит бросится помогать. А наклоняться самому было больно.
Он выбрал меньшее из трёх зол и поднялся с лавки, решившись идти на кухню босиком. Он втихомолку надеялся, что там, при печке, будет теплее.
В это время снаружи в ворота грохнула кулаком тяжёлая и нетерпеливая мужская рука.
Щенок, успевший вырасти в толкового молодого пса, с лаем полетел через двор. Ниилит очнулась от мысленных поисков Декши, испуганно оглянулась на Волкодава и увидела у него в руке меч, вдетый в ножны.
Стукнула входная дверь дома: к воротам побежал Эврих. Было слышно, как он спрашивал, кого ещё нелёгкая принесла среди ночи. Волкодав вышел вслед за аррантом и встал в темноте у крыльца. В такой глухой час по гостям обычно не ходят. Разве только за повитухой для роженицы. С другой стороны, воры редко стучат кулаками в ворота. Пальцы венна привычно обняли рукоять. Случись что, первого, вскочившего во двор, он уж как-нибудь да уложит.
– Открывай, Эврих, свои! – долетел голос Авдики, и Волкодав исполнился самых чёрных подозрений. Эврих поднял брус и вытащил его из ушек, ворота раскрылись, и внутрь, ведя в поводу коней, вошли пять человек. Волкодав обратил внимание, что коней было больше. В маленьком дворике сразу стало не повернуться.
Потом венн увидел подле Авдики знакомцев: Аптахара с Атталиком. Другие двое были совсем чужими, но немедленной беды ждать, похоже, не приходилось.
– Чем обязаны, благородный сын кунса? – вежливо кланяясь, обратился Эврих к юному заложнику. Тот вместо ответа спросил:
– Где Волкодав?
– Я здесь, – негромко отозвался венн, появляясь из темноты. – Здравствуй, Атталик. И вы, прежние соратники.
– Милостью Храмна, – старательно глядя мимо Волкодава, пробормотал Авдика. Его отец только угрюмо кивнул. Он тоже смотрел в сторону.
Лошади пофыркивали, принюхиваясь в темноте. Из дому выпорхнул Мыш и полетел знакомиться. Атталик ткнул пальцем вслед пронёсшемуся зверьку:
– Здесь у нас кони… Забирай своих домашних, Волкодав, и уезжай из города прямо сейчас.
– А то что? – спросил Эврих.
– А то вам ещё до утра красного петуха пустят!.. – скаля зубы, прорычал Авдика. – Лучезаровы отроки сговорились!
– Это слышала девочка-чернавка, – сказал Атталик. – Я однажды прогнал Канаона, когда тот… Словом, она не стала бы меня обманывать. Их там порядочно, и они очень злы.
Никто в доме Вароха ещё не ложился спать. Старый мастер уже стоял в дверях, опираясь на плечо внучка. Тилорн стоял рядом. Он заметно окреп, волосы у него отросли и больше не выглядели неприлично короткими.
До всех постепенно доходило, что им предлагали бросить выстраданный, трудами и кровью заработанный домашний уют и бежать неизвестно куда. В ночь, в предзимнюю тьму. Унося с собой сколько руки захватят…
– На воротах сейчас Бравлин с ребятами, – по-прежнему не глядя в глаза Волкодаву, буркнул Аптахар. – Выпустят.
– Соседи… – кашлянув, невнятным от внезапно навалившегося несчастья голосом проговорил Варох. – Кликнуть… Сполох бить… Люди помогут… Да и вы, стража…
– Мы, стража!.. – плюнув, передразнил Авдика. – Полгорода за ножички схватится, нам это надо?
Волкодав задумчиво произнёс:
– Если им нужен один я…
– Уж ты-то заткнись! – И Аптахар прибавил крепкое ругательство, впервые обратившись прямо к нему. – С кем венн ни поведётся, одна беда от него, а прибытку – вши да блохи! Нужен ты им!.. Может, и нужен – начать чтоб было с кого! Я-то их поболе тебя знаю!.. Своего ума нет, хоть послушай, что умные люди советуют! Сказано, уносите задницы подобру-поздорову!..
Голос его сорвался. Аптахар вдруг стремительно повернулся спиной и яростно высморкался в два пальца.
Соседи у Вароха вправду были надёжные. Не дали ведь пропасть, когда они с внучком остались сиротами, утратив семью. И даже когда прибыло с голубем знаменитое письмо Лучезара и по городу пополз слушок, будто пригретый мастером бродяга-венн продавал разбойникам госпожу, – уличанские не поверили. И не допустили к дому возможных обидчиков. Благодарить их усобицей? Боем с дружинными?..
Волкодав не стал спрашивать, куда смотрит кнес и почему боярин Крут не пресечёт непотребства. На кнеса нынче свалилось слишком много всякого горя. Не диво, если затворился вдвоём с мехом вина и не велел близко подходить к двери. Крут?.. Почём знать седобородому витязю, если из крома вправду изник десяток-другой Лучезаровых головорезов. А то и вовсе в крепости не ночевали. Не по носам же он их там пересчитывает. Теперь, когда больше нет Лучезара, Крут, несомненно, управится с его молодцами. Но и это – дело не на один день. Пока же… Вставать силой на силу? Пожалуй.
У Волкодава больно защемило сердце, когда Ниилит начала бестолково метаться по дому, на глазах превращаясь из полной кроткого достоинства юной хозяйки в насмерть перепуганную девчонку. Она хваталась то за одно, то за другое, не понимая, что брать с собой в дорогу, чего не брать. Самым необходимым предметом ей показалась та самая ложка, покрытая блестящим металлом. Ниилит подхватила её на кухне и не выпускала из рук.
Эврих, которому, видно, не раз приходилось откуда-то удирать, деловито сворачивал тёплую одежду и одеяло. Он, оказывается, успел купить себе добротную кожаную сумку. И самым первым, что он сунул в неё, была связка пухлых, кое-где измаранных бурыми пятнами книг. Волкодав обратил внимание, что несчастье, казалось, придавило его не так жестоко, как остальных. Эврих словно бы собирался, покинув гостеприимный дом, перебраться под другой кров, не менее щедрый и тёплый.
Старый Варох трясущимися руками перекладывал в мастерской недоделанные колчаны и ножны и никак не мог сообразить, что же с ними делать. Притихший Зуйко ходил за дедом по пятам, а пёс вертелся у всех под ногами и жалобно скулил.
Самому Волкодаву собирать было особенно нечего. Полупустой заплечный мешок, приехавший с ним на плоту, так и лежал ещё не разобранным. Только одеться и…
– Я тебе кольчугу привёз, – сказал Атталик. Волкодав чуть не заметил в ответ, что за три месяца тот стал мужчиной. Но воздержался. С мужчиной надо разговаривать и поступать так, как это достойно его мужества. И всё.
Он кое-как просунул больную руку в кольчужный рукав и уже поверх брони притянул её к телу. Кольчуга была сегванская, совсем не такая, какие ему нравились. Однако дарёному коню, как известно, в зубы не смотрят. Волкодав пристегнул за спину меч и стал думать, куда же им податься, если Бравлин в самом деле выпустит их за ворота. И ещё о том, кто, кроме него, сумеет совладать с его луком. Вот если бы был самострел…
Люди Атталика привели с собой двух коней. Ниилит устроилась за спиной у Тилорна, Зуйко сел к деду. Дом, родной дом непоправимо уходил в прошлое, словно пристань, покинутая кораблём.
Ещё вечером Ниилит обещала сводить Волкодава в погреб, показать ему, как деревянные полочки, которые он выглаживал летом, заполнились горшками и кадочками с припасами на зиму…
Авдика пробежал по соседям, разбудил спавших и объяснил, что к чему. Сперва соседи возмущённо сулились встать на Лучезаровичей всем миром. Потом – спрятать у себя Вароха и остальных, пока всё не уляжется. И наконец – присмотреть за мастерской, оставшейся без хозяина. По мере того как они осознавали, что дело иметь пришлось бы с дружинными, каждый из которых голыми руками играючи расшвырял бы десяток простых горожан с топорами и вилами, их решимость таяла, как снег у костра. Это тебе не с такими же уличанскими разбираться. Эти сожрут и косточек не оставят.
Волкодав молча слушал растрёпанных полусонных мужчин и думал о том, что сам на их месте, наверное, вёл бы себя иначе. Вероятно, он лёг бы костьми, но злодеи сумели бы выжить достойных людей из города только через его труп. Потому что уступить злу – значит преумножить в мире неправду и ещё больше отвратить от него Светлых Богов. Для чего вообще жить, если позволяешь, чтобы рядом с тобой обижали соседа?..
Всякий человек склонен с лёгкостью рассуждать, что бы он предпринял на месте других. Волкодав это вполне понимал. Справедливость справедливостью, только много ли за неё навоюешь, если у тебя жена, пяток детей и старенькие родители… Не говоря уже про дом и хозяйство, дедами-прадедами нажитое… Тут подумаешь, прежде чем всерьёз заступаться. Да ещё за чужих, в общем, людей. Представить себя в подобном положении Волкодав просто не брался. Ведя Серка в поводу, он подошёл к Вароху и сказал:
– Один убыток тебе от меня, мастер.
Он бы не удивился и не обиделся, если бы тот разразился отчаянной бранью, а то вовсе слезами или попробовал огреть его костылём. Но старый сегван только выпрямился в седле.
– Я о том сожалею, что два славных меча не в моих ножнах живут, – ответил он Волкодаву. – Тот, которым кунс Винитар из Жадобы двоих сделал. И второй, которым ты Лучезару голову снял.
Волкодав улыбнулся:
– Устроимся где-нибудь, сразу попрошу тебя к нему новые сделать.
Оба не имели ни малейшего представления, где доведётся ночевать в следующий раз.
У ворот в самом деле стоял со своими парнями старшина Бравлин. Кое-кого из молодцов Волкодав помнил ещё по лету. Бравлин был уже предупреждён. Он не стал ни о чём расспрашивать ни беглецов, ни пятерых провожатых. Бравлин кивнул своим – дюжие стражники подняли из массивных ушек тяжёлый, мокрый от выпавшего снега брус и приоткрыли створку ворот. Бравлин всего один раз, и то мельком, посмотрел в глаза Волкодаву. Наверное, ему было стыдно.
– Счастливо, Бравлин, – проезжая ворота, сказал венн.
– Лучезаровичи если поедут, мы их ужо помурыжим, – пообещал старшина. – А вынудят пропустить, уж как-нибудь не ту дорогу покажем…
Волкодав остановил Серка, посмотрел на большак, и сердце у него упало. Может, Бравлин и сумеет подзадержать погоню, но вот со следа сбить её не удастся. Вокруг лежал свежевыпавший снег. Внутри города, где на него отовсюду дышало теплом и месили ноги прохожих, почти всё успело растаять. Здесь, на воле, во все стороны простиралась ровная пушистая пелена. Вот по такому снегу и загоняют охотники дичь, поднятую из логова.
Волкодав оглянулся на ставший чужим город. Аптахар не сводил с него глаз, и глаза у старого воина подозрительно блестели. Авдика мрачно смотрел в землю.
– Лёгких дорог тебе, Аптахар, – попрощался Волкодав. – И тебе, Авдика.
Атталику он по-сегвански отсалютовал мечом, выдернув его из ножен и поднеся ко лбу рукоять. Юноша встрепенулся и торопливо ответил тем же.
– Ещё встретимся, венн! – сказал Авдика.
Волкодаву некогда было раздумывать, что именно вкладывал молодой сегван в эти слова. То ли доброе пожелание, то ли угрозу. Ворота начали закрываться.
Волкодав нимало не сомневался, что отыскивать дорогу к спасению предоставят ему. Но, как только сомкнулись половинки ворот, Эврих решительно тронул коня:
– Поехали! Я знаю куда.
Волкодав, у которого на такие вещи память срабатывала мгновенно, сразу спросил:
– Ты летом, кажется, говорил, будто знаешь верное место…
Молодой аррант уверенно кивнул.
– Да, это у Туманной Скалы. Если мы поспеем туда, нас уже никто не достанет.
В это очень хотелось поверить. Однако Эврих – с него станется – мог вывести их действительно к надёжному месту, а мог и к обыкновенной пещере, показавшейся ему надёжным укрытием.
– А что там? – подозрительно спросил венн, не торопясь пускать коня вскачь.
Эврих вздохнул, пожал плечами и просто ответил:
– Там Врата в мой мир.
– Как!.. Ты тоже?.. – задохнулся Тилорн, а Волкодав сейчас же припомнил слухи, ходившие о Туманной Скале. И мнение волхвов, обнаруживших там силу, определённо не злую, скорее – странную.
– Так, – сказал он. – Веди. – И, когда кони уже пошли рысью, спросил: – А почему ты думаешь, что нас там не достанут?
Эврих улыбнулся с гордостью посвящённого.
– Видишь ли, – объяснил он, подскакивая в седле в такт шагу коня, – Врата пропускают не всякого. Вещественным своим обликом они напоминают туманное облачко, и человек недостойный просто выйдет с другой стороны, даже не заметив, что там было что-то, кроме простого тумана. Достойный же переступит границу и проникнет в наш мир.
Волкодав хмуро осведомился:
– У вас там что, святые живут?
Эврих даже засмеялся:
– Нет, конечно! У нас всё бывает: и драки, и покражи, и несчастная любовь. Но вот если ты вознамеришься взять свою девушку силой или прикончить соперника… я хочу сказать, если ты будешь внутренне готов… однажды ты просто заблудишься в двух шагах от дома и покинешь наш мир, сам того не заметив. Окажешься здесь… – Эврих подумал и добавил: – Или ещё где похуже.
Волкодав вдруг обиделся за свою землю, которую Эврих готов был объявить чуть не выгребной ямой, пристанищем негодяев, отвергнутых его миром. То есть дерьма здесь, конечно, хватало. Но ведь и красоты, и добра!..
– …Ну да, арранты тоже, – увлечённо рассказывал между тем Эврих. – И сегваны, и кого только нет. Все племена! Наши учёные полагают, что в глубокой древности, когда люди меньше грешили, мир был единым. Потом Боги Небесной Горы разделили его, чтобы защитить праведных. Жрецы Богов-Близнецов, по-моему, подозревали, откуда я родом. Я, правда, не понимаю, зачем бы им нужна была тайна Врат? Они всё равно не смогли бы пройти. Никто не может быть уверен заранее, что пройдёт. Людям этого мира редко бывает свойственна безгреховная жизнь и чистота помыслов…
Выискался праведник, зло подумал Волкодав. И спросил:
– Самого-то тебя пустят обратно? Может, ты тут у нас такого набрался…
Молодой учёный запальчиво ответил:
– Есть люди гораздо лучше меня, варвар, но я по крайней мере не творил зла и крови не проливал!
После этих слов воцарилось неловкое молчание. Потом Зуйко, прижимавшийся к спине деда, сдавленно всхлипнул.
– Дедушка… Я тебя не слушался… – разобрал Волкодав.
Ниилит в отчаянии обернулась к венну, и он подумал, холодея, какие грехи могли быть у подобного существа?.. Потом вспомнил веру её народа. Ниилит допустила, чтобы мужчины увидели её наготу. Она одевалась в одежду мужчины. Она и теперь, ради бегства верхом, облачена была в шаровары…
Волкодав вдруг люто обозлился и на этот хренов праведный мир, и на Эвриха, и на Врата, неведомые стражи которых вот сейчас станут хладнокровно взвешивать, кому из беглецов спасаться, кому – погибать под мечами Лучезаровых молодцов. Три года назад, морозной зимой в северном Нарлаке, их с Матерью Кендарат не пустили в деревню переночевать. Как потом выяснилось, в деревне обитала секта поклонников Бога Огня. Эти люди самым похвальным образом желали быть чисты перед своим Богом. Ну а кто мог поручиться, что двое странников, среди ночи постучавшиеся в дверь, не вкушали в этот день рыбы?..
Вслух Волкодав, конечно, не сказал ничего. Он-то понимал, что Эврих, рассуждая о достойных и недостойных, говорил в первую очередь о нём, перебившем в своей жизни немало врагов. И не то чтобы кровь людей вроде Людоеда или Лучезара так уж тяготила его совесть. Просто было ясно как Божий день, что ему в добрый мир не стоило и соваться. Да. Попробуй он подойди ко Вратам, те, пожалуй, не пропустят и остальных. Чтоб впредь разбирали, с кем связываться.
Варох вдруг приосанился в седле. Седую бороду, которую Волкодав когда-то сулился ему оборвать, развевал ночной ветер. Он сказал:
– Вот что, грамотеи… Забирайте девку и мальца и дуйте в эту Хёггову нору, где она там. А я своё прожил.
При бедре у него висел сегванский боевой нож чуть не в три пяди длиной. Страшное оружие. Если хорошо владеешь таким, не надо и меча. Волкодав, правда, ни разу не видел, чтобы старик с ним упражнялся. Ну да мало ли чего он не видел. Он мысленно спросил себя, какие такие прегрешения могли быть у несчастного деда? А если что и водилось, неужто добрые дела ещё не искупили грехов?..
– Дедушка!.. – взвыл Зуйко и так вцепился в плащ Вароха, что отдирать пришлось бы с мясом.
Мыш, не любивший снега и холода, отсиживался у Волкодава за пазухой. Ощутив напряжение между людьми, он выскочил наружу и с неистовым криком заметался над головами. Лошади остановились: никто не рвался ехать вперёд. Может, здесь в самом деле было полно грешников. Но друзей бросать ни один из них не привык.
– Да ну вас, в самом-то деле! – плачущим голосом сказал Эврих. – Мне, что ли, с вами помирать оставаться?..
А дурацкий вышел бы конец, подумалось венну. После таких-то мытарств. После предательства родни, продавшей в рабство племянницу. После железной клетки в подвале у Людоеда. После плена у жрецов и утраты сыновей… Вот так бездарно погибнуть у стен города, решившего выкупить свой покой нашими головами?.. Уже завтра галирадцы, наверное, приструнят Лучезаровичей. Но друг другу в глаза смотреть навряд ли возмогут. Только нам-то будет уже всё равно. И Эврих, дурак, наплёл неизвестно чего, а теперь из дурацкой же гордости вздумает остаться с нами на смерть…
– Вот что, – решительно проговорил Тилорн. – Мы поедем искать Врата все вместе. И вместе попробуем их пройти. Не отчаивайся, мастер Варох. И внучка зря не пугай.
Старик пробормотал что-то в бороду и толкнул пятками коня. Будь что будет, а только и на месте торчать было совсем ни к чему. Зуйко не выпускал дедова плаща и сидел уткнувшись лицом ему в спину, плечи мальчика вздрагивали. Господь мой, Повелитель Грозы, мысленно взывал Волкодав. Возможно ли, чтобы Твоего заступничества оказался недостоин даже мальчишка?.. Огради этих людей, Хозяин Громов, а со мной поступи так, как я заслужил. Может, ты ради этого дня сохранил меня у Препоны?.. Я готов, Господи. Я готов…
Кони несли их дальше, трусил возле копыт молодой пёс, и Ниилит спрашивала Эвриха:
– Кто же решает, достоин человек или не достоин?
Аррант неохотно ответил:
– Непросвещённые умы раньше усматривали там Привратников… То ли младших Богов, то ли могущественные светлые души… Теперь наши учёные всего чаще сравнивают Врата с обыкновенной дверью или же со щелью в стене. Проникновение туда, по их мнению, определяется свойствами самого человека. Один человек, говорят они, проникнет в узкую щель без труда, другой застрянет.
Волкодав сразу вспомнил страшный Людоедов подвал и тайную дверь, за которой чуть не остались гнить его кости.
– Учёные расходятся во мнениях, – несколько воодушевившись, продолжал Эврих, – что именно определяет судьбу человека, подошедшего ко Вратам. Большинство утверждает, что ширину, так сказать, щели следует признать для всех одинаковой. Но некоторые настаивают на том, будто Боги Небесной Горы всякий раз творят особенный суд…
…И вот тут-то Волкодав наконец постиг смысл предупреждения, что ниспослала ему тогда весной Хозяйка Судеб. Есть двери и Двери, понял венн. Да. Вот теперь его земной путь поистине завершался.
Место на свете, где можно выстроить дом, и мужчина, уходя из него, не станет бояться, что в его отсутствие дом ограбят и спалят враги. Где красивая девушка, встретив в лесу незнакомого мужчину, безо всякого страха говорит ему «здравствуй». Где цветут яблони и зреет малина, где шумит вековой бор, а ледяные ручьи с хрустальным звоном сбегают со скал…
И что за беда, если я этого никогда не увижу. Теперь я хоть знаю, что такое место ЕСТЬ. Есть страна, о которой издавна слагает легенды мой народ. И её в самом деле могут достичь мудрые и справедливые. А раз так, то не жалко и помереть на пороге этой страны…
Волкодав подъехал к Тилорну и спросил его:
– Чего добивался от тебя Людоед?
Учёный, не ожидавший вопроса, промедлил на полмгновения дольше, чем следовало. Волкодав увидел в его глазах сомнение – стоит ли, мол, говорить. Венн хлопнул Тилорнова коня ладонью по крупу, проворчав:
– Обойдусь я и без твоих тайн.
– Я… – пристыженно начал Тилорн.
Волкодав перебил:
– Я сказал, обойдусь!
Ещё накануне он, пожалуй, крепко обиделся бы на Тилорна. Другое дело, накануне он не стал бы и спрашивать. Теперь он никакой обиды не почувствовал. Просто окончательно выяснил, что в этой Двери не было скрытого механизма, который стоило бы ради него запустить. Потому что Тилорн, как и Эврих, считал его недостойным. И был прав, наверное. А впрочем, даже и это никакого значения уже не имело.
Между тем Мыш, вновь устроившийся поспать у него под меховым плащом, насторожился, вспорхнул, метнулся назад, в сторону города, потом вернулся, повис над головой у Серка и завизжал, трепеща в воздухе крыльями. Волкодав прислушался и спустя некоторое время услышал то же, что и чуткий зверёк. Там, далеко, лаяли собаки, пущенные по их следу. След был отчётливо виден, ничего выискивать не приходилось; просто кто-то хотел, чтобы свора остановила беглецов, а получится, так и вываляла в снегу. Чтобы не надо было спешить, гоняясь за дичью.
Варох снова потянулся к ножу…
– Мы прогоним собак! – подала голос Ниилит. – И лошадей!
– Собаками, – непререкаемо заявил Волкодав, – займусь я. Скачите, я догоню.
Они топтались на месте, слушая перекличку быстро приближавшейся своры.
– Сказал, скачите! – рявкнул Волкодав. И так это у него получилось, что кони прижали уши и порскнули с места. Молодой пёс задержался было, заглядывая венну в глаза. Но тоже ощутил приказ Вожака и со всех ног помчался следом за лошадьми.
Слушая свирепое, с подвывом, гавканье, Серко волновался и танцевал. Каменная уверенность седока всё же заставила его постепенно успокоиться.
Волкодав спешился и стал ждать.
Довольно скоро он различил на мглистой равнине с десяток ярких двойных огоньков. Ночная темнота была прозрачна для его глаз, и он увидел за каждой парой огоньков плотную тень. Они подскакивали вразнобой, словно поплавки на волнах, и стремительно приближались. Поджарые, легконогие, страшные сольвеннские волкодавы. Они вряд ли уступали веннским свирепостью и быстротой, только были гораздо брехливей. Они и теперь заливались кровожадным бешеным лаем. Лютые твари, которым было всё равно кого рвать. Думать они не умели. За них обо всём подумали люди.
Волкодав ждал, стоя молча и неподвижно.
Псы наконец увидели его, и лай слился в какое-то надсадное стенание. Они готовы были выскочить из шкуры, только чтобы подоспеть к нему поскорее. Каждый рвался первым взлететь к его горлу. Горящие глаза, облитые пеной клыки…
Но потом…
Их носы обоняли впереди ЧЕЛОВЕКА. А при нём – испуганного коня и летучего маленького зверька, сидевшего у человека на голове. Их глаза уверенно сообщали им о том же. Но вот рассудки… куцые рассудки ищеек упрямо видели впереди ВЕЛИКОГО ВОЖАКА. Неповиновение которому стало бы поистине несмываемым срамом для всего пёсьего рода.
Свора начала в нерешительности замедлять бег. Потом вовсе остановилась. Собаки не понимали, как быть. На человека, даже вооружённого, они кинулись бы без раздумий. Но Тот, что стоял теперь перед ними, каким-то непостижимым образом был ещё и Псом. И в Его присутствии хотелось скулить и ползать на брюхе.
«Кошачье отродье! – хлестнул стаю разящий гнев Вожака. – Шелудивые облезлые шавки! Да как осмелились?..»
Конечно, Волкодав сказал им это без слов. Собаки услышали только оскорбительный рык, низкий, жуткий, зловещий. И безошибочно почувствовали за ним страшную силу.
Все сомнения кончились! Предводитель стаи, здоровенный чёрный кобель с разорванными в драках ушами, припал на снег и униженно подполз к Волкодаву на брюхе. Он чувствовал себя ничтожным щенком, готовым обмочиться от ужаса.
Нагнувшись, венн взял его за шкирку, приподнял над землёй и хорошенько встряхнул. Кобель засучил лапами, тонко и жалобно моля о пощаде. Оттрепать его таким образом было под силу разве высшему существу.
С этого момента свора была окончательно готова делать всё, что ни прикажет ей Великий Вожак. Захоти Волкодав, он, наверное, мог бы бросить псов даже против преследователей. Но он не захотел. Для собак это было бы крушением мира не меньшим, чем посягательство на Вожака. Волкодав не стал обрекать на это четвероногую родню. Это было бы слишком жестоко. Люди между собой не поладили, людям и разбираться.
Когда к месту их встречи добралась погоня, сольвенны так и не поняли, куда запропастились собаки. На снегу не было крови, не было похоже, чтобы здесь шла борьба. Иные из Лучезаровичей на всякий случай схватились за обереги: если верить следам, получалось, что человек и собаки стояли друг против друга и… разговаривали. Потом человек как ни в чём не бывало сел на лошадь и поехал дальше, а свора, бросив погоню, устремилась в другую сторону. В ближний лес – и одним Богам ведомо, куда дальше.
– Это Тилорн! – зарычал Канаон, возглавлявший погоню. – Давно пора было спалить колдуна!
– Спалим, – кивнул Плишка. – А над ведьмой сперва как следует позабавимся.
Более опытные в чтении следов, однако, заметили, что человек, говоривший с собаками, вроде берёг правую руку.
– Венн?.. – удивился Плишка, а Канаон проворчал, начиная смутно догадываться:
– Может, не зря его Волкодавом зовут?..
Отроки из числа ездивших в Велимор подтвердили, что собаки на венна не лаяли никогда. Даже очень злые и совсем незнакомые. Плишка со смехом пообещал Канаону:
– Если ты его и теперь на мечах не одолеешь, я, так и быть, тебе помогу.
В нескольких поприщах от них Волкодав, действуя одной рукой и зубами, неторопливо и тщательно свивал петлю из ремешка. Из того, на котором носил бусину. Этой петлёй он привяжет к руке меч, когда настанет пора встретить погоню. Распущенные волосы стегали его по плечам.
У самой Туманной Скалы Волкодав не бывал ни разу, но знал, что дорога туда вела по самому берегу моря. Сперва она тянулась вдоль узкой полоски песка между прибоем и глинистыми береговыми обрывами, потом начинала карабкаться в скалы. Там и летом-то было не очень просто проехать. А выпади снегу хоть немного побольше, Туманная Скала сделалась бы вовсе недоступна. По крайней мере, для конных.
Недавняя буря раскачала в море волну. Зыбь с грохотом вкатывалась на галечный пляж, и в узких местах шипящая пена смачивала копыта жеребца. Последний шторм пришёл с северо-западной стороны: тяжёлые гряды волн мерно шествовали как раз туда, где скалистые берега залива тесно сдвигались, заканчиваясь тупиком у подножия Туманной Скалы. Даже против ветра был слышен далеко разносившийся гром. Волкодав невольно задумался, каково будет лезть наверх по обледенелой тропе, висевшей, должно быть, прямо над грохочущей преисподней, и сердце у него ёкнуло. Ладно все остальные, но вот старый Варох?.. Венн сильно подозревал, что двое целителей потихоньку трудились над хромотой старика. Однако вне дома сегван по-прежнему пользовался костылём.
Волкодав очень надеялся, что его друзья одолели по крайней мере часть тропы, но увидел, что ошибся, и зло выругался вполголоса. Они ждали его у начала подъёма, хотя он внятно велел им не ждать. Они бестолково сгрудились кучкой, держа коней под уздцы, и тревожно вглядывались в темноту. Что, интересно, они стали бы делать, если бы вместо Волкодава из-за поворота берега на них вылетела погоня?..
Венн спешился и сразу коротко велел:
– Вперёд.
– А что собаки?.. – робко спросила Ниилит.
– Собаки, – проворчал он, – убежали и не вернутся.
Эврих, которому досталось ехать на бывшем Лучезаровом вороном, восхищённо оглянулся:
– Друг варвар, неужели ты умудрился запутать следы?..
Огрызаться сейчас на варвара было бы уже полным ребячеством. Но и тешить праздное любопытство арранта Волкодав не собирался.
– Может, и умудрился, – буркнул он неприветливо. – Веди давай, праведник.
У Эвриха вдруг задрожали губы. Он спросил, чуть не плача:
– Ты меня теперь до конца дней праведником будешь дразнить?..
Волкодав шевельнул здоровым плечом и ответил:
– Нет, наверное.
Хорошо бы они предвиделись впереди, эти самые дни. А там уж они с Божьей помощью разобрались бы, кого как называть.
Тропа наверх вправду была узкой и вдобавок местами обледенела так, что беглецы не решились ехать верхом. Первым, ведя вороного, двинулся Эврих. Мыш взвился над головами, полетел разведать, что там хорошенького впереди. За Эврихом двинулись внучек и дед, потом Ниилит и Тилорн. Волкодав поручил Тилорну Серка:
– Мне с одной рукой…
На самом деле он просто хотел идти самым последним. До Туманной Скалы было ещё неблизко, и он предвидел, что без схватки не обойдётся.
Мудрец взял у него повод и решительно начал:
– Я хочу сказать тебе, Волкодав…
– Потом скажешь, – перебил Волкодав. – У Эвриха на блинах.
И легонько подтолкнул учёного в спину, чтобы тот зря не мешкал.
Если идти по тропе вверх, то скала была слева, а обрыв – справа, и это радовало. Неплохое преимущество для левши. Найти бы ещё удобное местечко выше по склону, где-нибудь там, где от случайного взгляда вниз становится холодно в животе. Если не задержать Лучезаровичей, Эврих и остальные просто не доберутся до Врат. Не успеют. И праведность праведностью, но, что бы там ни молол начитавшийся книжек аррант, Волкодав не видал ещё двери, которую нельзя было бы выломать. А что получится, если злодей попытается прошмыгнуть в добрый мир, уцепившись за руку хорошего человека?.. Этого, наверное, не знал даже Эврих, не то что Волкодав. А если Волкодав чего-то не знал наверняка, он должен был проследить самолично.
Как у Препоны.
Вот только к Препоне в самый последний момент всё-таки подоспел Винитар. Сюда не подоспеет никто. В том числе и витязи Правого. Даже если тому скажут и он их вправду пошлёт…
Волкодав потянул носом воздух, убедился, что скоро станет светать, и полез вверх по тропе. Вернулся озябший Мыш, уцепился коготками за куртку и полез в тепло. Это оказалось непросто: мешала привязанная к телу рука. А меховой плащ Волкодав снял и повесил на седло Серка.
– Сейчас, – сказал венн. Остановился и левой рукой оттянул ворот. Зверёк сейчас же юркнул за пазуху и блаженно свернулся внутри. Что бы я без тебя делал, подумал Волкодав. Улыбнулся и пошёл дальше.
Тропа вилась вверх, следуя изгибам каменного откоса и делаясь то ýже, то шире. Иногда она сворачивала в ущелья, и тогда грохот морских волн делался глуше, зато между скалами начинало гулять причудливое эхо, заставлявшее неумолчный накат плакать и разговаривать почти человеческими голосами. Прислушайся повнимательнее и разберёшь, о чём говорят. Волкодав попробовал представить себе, каково здесь было в тихие дни, когда море еле слышно роптало внизу. Жутковато, наверное. Потому что тогда по ущельям наверняка перешёптывались тысячи призраков. Да. Ничего удивительного, если благоразумные галирадцы издавна опасались странного места. Не говоря уж о том, что здесь и люди, говорят, пропадали. Теперь-то понятно, куда они уходили.
…А если это постарались сами неведомые создатели Врат, желавшие отвадить недостойных или движимых пустым любопытством?.. Сколько ни смотрел Волкодав, он не мог обнаружить на тропе следов работы человеческих рук. Но вряд ли ветер и вода проточили бы в скалах такое ровное русло, целеустремлённо поднимавшееся от песчаного берега до самого подножия Туманной Скалы. А впрочем…
В других местах дорога снова превращалась в узкий карниз и зависала над бездной. Внизу, далеко под ногами, сталкивались в чудовищной пляске, пожирали и опрокидывали друг друга исполинские водяные валы. До противоположного берега можно было докинуть стрелу. Даже из сегванского лука, заслуженно презираемого племенами настоящих стрелков. В чём было дело – во внезапной узости залива или в каких-то особенностях дна, – но только волны тут взвивались на страшную высоту. Волкодав положил было себе спросить у Тилорна. Потом усмехнулся собственным мыслям.
В берестяной книжке, которую он по-прежнему всюду таскал с собой, осталась непрочитанной одна-единственная страница.
Последняя.
За многие века море выгрызло под Туманной Скалой настоящий котёл. Волны врывались в него, наседая друг на дружку, и так обрушивались на гладкие гранитные стены, что брызги и пена порой достигали тропы. Зимой, наверное, сосульки здесь намерзали невообразимыми бородами. Океан неистово ломился внутрь суши, и порой под его напором вся масса воды, не находившая выхода из каменного тупика, принималась тяжело раскачиваться взад и вперёд. Море угрожающе клокотало и пятилось так, что над вздыбленной поверхностью выступали макушки затопленных скал. Тогда снаружи начинала вспухать водяная гора. Она росла и росла, потом вскидывалась клубящимся гребнем и наконец обрушивалась вперёд. Тут уж вправду содрогались утёсы, а путники силились вжаться в твердь, пытаясь как-нибудь успокоить храпящих коней. Морской Хозяин бесчинствовал глубоко внизу, но каждый раз казалось, будто непомерная волна вот-вот слизнёт всех со скалы. Или попросту разнесёт в пыль карниз под ногами…
Если бы не двое кудесников, умевших приглушить испуг лошадей, те давно обеспамятели бы от страха, вырвались из рук и, конечно, погибли бы. Но присутствие Ниилит и Тилорна делало своё дело: беглецы продвигались вперёд. Хотя и медленно. Слишком медленно.
Волкодав погоню не услышал. И не увидел, хотя на востоке уже вовсю разгоралась заря. Он её просто почувствовал. Тот не воин, кто не ощущает приближения опасности и позволяет застать себя врасплох. Венн оглянулся назад и вздохнул, припомнив десяток очень удобных мест, где, будь у него вторая рука и в ней лук, он один взялся бы остановить приличный отряд. И притом уложить народу по числу стрел в туле, а то и побольше. Он не считал себя великим стрелком, бывали и метче. Но на этой тропе человека было достаточно подтолкнуть, а то и пугнуть, заставить поскользнуться, потерять равновесие. И гибель его будет такова, что остальные задумаются, надо ли рваться вперёд.
Знал бы где, соломки бы подстелил, подумал он зло. И почему я заранее не попросил Вароха сделать пращу?..
Волкодав выгнал из-за пазухи Мыша, и проворный зверёк взлетел ему на голову. До подножия Туманной Скалы оставалось всего несколько сотен шагов.
В начале подъёма Тилорн то и дело оглядывался, проверяя, как там Волкодав. Но венн шёл уверенно и легко, хотя раны наверняка его мучили. Потом Тилорну стало вовсе не до него. Два коня, порученные мудрецу, требовали полного сосредоточения. Тропа огибала плечо утёса, одновременно круто устремляясь наверх. Здесь Волкодав решил, что лучшего места для встречи с Лучезаровичами ему не найти, и остановился. Тилорна он предупреждать не стал, только провожал учёного взглядом, пока тот не скрылся в очередной расщелине. Ну вот и слава Богам. А то ведь ума хватит ввязаться.
Набрать подходящих камней внизу Волкодав не догадался, а здесь это оказалось непросто. Всё же он разыскал увесистый осколок гранита, подкинул его несколько раз на ладони и приготовился метнуть в лоб первому, кто появится из-за поворота. Способность различать тихий звук среди грохота пока ещё его не покинула, и скоро, несмотря на гул моря, он расслышал за каменным ребром приглушённую ругань, шарканье шагов и звяканье металла. Ближе… Ещё ближе… Волкодав изготовился для броска… Мыш спутал все его планы. Внезапно взлетев, зверёк бесшумной молнией метнулся за поворот. Почти сразу оттуда донеслось испуганное восклицание, сменившееся жутким нечеловеческим криком. Крик звучал ровно столько времени, сколько требовалось тяжёлому живому телу, чтобы долететь до воды. Мыш немного проводил падавшего, потом вернулся к Волкодаву и вновь устроился у него на голове.
Лучезаровичей стало на одного меньше. Зато теперь они знали, что всего в нескольких шагах их ждут. Вернее, подозревали засаду. На некоторое время там замешкались. Волкодав услышал голос Канаона: нарлак отдавал приказы. Потом из-за скального плеча осторожно выглянул молодой воин.
Руку с камнем Волкодав держал у плеча, и камень полетел без промедления. Юноша стремительно шарахнулся назад и, понятно, оступился, но не упал: жестокий урок не пропал даром, к его поясу была привязана крепкая верёвка. За скалой снова помедлили. Кто-то с кем-то осторожно поменялся местами. Но вот наконец из-за камня, сам подобный ожившему валуну, выдвинулся великан в двухпудовой броне, под которой могучие плечи ходили, как под тонкой рубашкой. Канаон! Вот уж кого ни с кем не спутаешь.
Волкодав держал в руке меч, и петля на запястье была прочно затянута. Когда-то я с тобой разговаривал, подумал он, глядя на Канаона. Я тогда не хотел тебя убивать. Это было давно.
Бывший воин полосатых жрецов отличался не только невероятной силой, но ещё и редким искусством. Бедняга Итерскел по сравнению с ним был попросту безобиден. Волкодав присмотрелся и увидел верёвку, привязанную к поясу Канаона.
– Сдавайся, телохранитель! – зарычал могучий нарлак. – Мои ребята взобрались наверх по другой дороге, и твоих приятелей уже перехватили! Если сдашься, я, может быть, оставлю им жизнь!
Волкодав промолчал, потому что на сей раз щадить Канаона он не собирался. Нельзя сказать, чтобы от слов головореза у него совсем не дрогнуло сердце. Но и веры Канаону у него не было никакой. Вот если бы тот держал за шиворот мальчишку Зуйка, тогда другое дело. Хотя и тогда он ещё очень подумал бы, прежде чем сдаться.
Он издевательски улыбнулся Канаону и сплюнул себе под ноги.
Канаон устремился вперёд. Волкодаву пришлось отступить перед его натиском, иначе тот просто смёл бы его, как лавина. На узкой тропе было не развернуться, спасибо и на том, что она давала ему, левше, некоторое преимущество. Интересно, подумал Волкодав, кто всё-таки её создал? Те, кто первыми разведал добрый мир и, может быть, с боем уходил ко Вратам, спасая мудрых и праведных?.. И что с ними было потом, ведь ТУДА их, политых кровью, не взяли?.. Спросить бы волны, размеренно громыхавшие внизу. Наверное, они одни и знали ответ.
Лучезаровичи уже огибали скалу следом за своим вожаком. Кое у кого были в руках луки и самострелы. Большой меткостью это воинство, правда, не отличалось. Дружинные полагали луки не самым достойным оружием, ведь лук убивает издалека. Они упражнялись в стрельбе больше ради охоты на зверя. Да и в лесу, выхваляясь мужеством, предпочитали рогатину. Они и теперь не стреляли: опасались попасть в Канаона. Волкодав пятился назад, шаг за шагом.
Немного дальше тропа снова пряталась, делая поворот. Туда опять вёл довольно крутой и порядком обледенелый подъём. В некоторых местах наледь была оббита копытами лошадей, а кое-где и обухом топора. Коням расчищали путь, чтобы они не сорвались. Канаон всё посматривал Волкодаву под ноги, и венн догадывался, чего тот хотел. Чтобы он поскользнулся.
И Волкодав поскользнулся. Он потерял равновесие, взмахнул рукой и стал заваливаться навзничь. Канаон мгновенно занёс меч и с торжествующим рёвом прыгнул вперёд – добивать. Занесённый клинок уже опускался, когда обе ноги Волкодава вдруг выстрелили вверх. Всё тело выгнулось дугой, так что на земле остались только плечи и шея, а ступни в мокрых, облепленных снегом сапогах врезались Канаону в нижние рёбра. Удар был страшный. Если бы не сплошной кованый нагрудник, нарлак с расплющенным нутром умер бы на месте. Броня дала ему пожить ещё какое-то время. Он был почти вдвое тяжелей венна, но его приподняло над тропой и швырнуло за край обрыва. А уж когда конец меча Волкодава перерезал верёвку, привязанную к его поясу, про то и знал один Волкодав.
Надо отдать должное Канаону: он не проронил ни звука и даже не выпустил меча из руки, пока летел навстречу погибели. Лучезаровичи заворожённо следили за тем, как кувыркалось в воздухе его тело. Там, внизу, не выплыть было и нагишом, не то что в тяжёлых доспехах.
Волкодав не стал терять время попусту. Движение, отправившее Канаона к Морскому Хозяину, его самого поставило на ноги. Он был пока невредим, если не считать свирепой боли в потревоженных ранах и особенно в перебитой руке. Но двигаться он ещё мог, а значит, боль следовало терпеть. Да ведь и недолго осталось.
Он не стал дожидаться, пока очнувшиеся Лучезаровичи утыкают его стрелами. Он отскочил назад и спрятался за каменным выступом. И там прижался спиной к скале, силясь отдышаться и утирая заливавший глаза пот. Он знал, что сразу Лучезаровичи к нему не полезут. Они и так потеряли двоих, причём потеряли глупо и страшно, по собственной самонадеянности. Спешить им незачем… Или была всё же причина для спешки?
Оттуда, где он стоял, был уже виден город. Восходило солнце, и Волкодав впервые увидел Галирад весь целиком с высоты. И понял, что кнесинку не зря тянуло сюда летом. Самому ему некогда было любоваться снегом на крышах, нежно-розовым и чистым, ещё не замаранным копотью мастерских и хлебных печей. Он увидел только, что во дворе крома было полно народу, и один большой отряд скакал улицами, а другой выезжал за городские ворота. Зрение у Волкодава было очень острое, но даже и ему отдельные всадники казались крохотными, медленно ползущими точками. Не было никакой возможности разглядеть, кто же возглавлял передний отряд. Трое впереди скакали бок о бок… Кнес, Правый и… Эртан? Внутреннее чутьё подсказывало ему, что без вельхинки тут вряд ли обошлось.
Венн улыбнулся. Стало быть, усмирение Лучезаровых молодцов состоялось куда быстрее, чем он ожидал. Им даже дом Вароха не позволили сжечь. Волкодаву недосуг было выискивать глазами знакомый двор, но огонь или чёрную прореху пожарища он уж точно бы разглядел. Может, и не стоило удирать из города, бросая кров и добро?.. Может, да, а может, и нет. Они всё-таки самых ретивых приспешников убиенного Лучезара с собой увели. Потому-то, наверное, с остальными и удалось управиться миром.
Волкодав слушал возбуждённые голоса воинов за скалой и понимал, что те вот-вот двинутся дальше. И, как бы ни гнали коней кнесовы витязи, никому они помочь уже не успеют. Разве только прижмут изменников на тропе и побросают их вниз.
Неожиданное происшествие дало ему ещё немного отсрочки. Лучезаровичи вдруг истошно загалдели, и Волкодав посмотрел вниз. Канаону, оказывается, не довелось без помех опуститься на дно и упокоиться там рыбам на радость. Грохочущая волна подхватила его и с маху швырнула о скалы. Одна нога попала в трещину, и тело нарлака повисло вниз головой, раскачиваясь и ударяясь о камень. Зрелище было жуткое. Лучезаровичи не могли оторвать глаз и только обсуждали, точно ли умер Канаон или ещё жив и не получится ли его вытащить. Волкодав тоже подумал об этом и решил, что вытащить мертвеца было возможно, но потребуется полдня. Пока одолеют нависшие над тем местом утёсы, пока спустят на верёвке паренька, ловкого, неробкого и к тому же лёгкого телом… Если только до тех пор сумасшедшие волны не утянут Канаона обратно. Сумели докинуть, значит, сумеют и снять.
Лучезаровичи тоже это смекнули, и Волкодав понял, что передышка кончается.
Почти сразу у него за спиной тропа опять ныряла в ущелье, и оно, кажется, выводило уже на самый верх. Туда придётся отступить, когда они, потеряв ещё одного-двух человек, выгонят его и отсюда. Кто у них теперь был за старшего?.. Волкодав прислушался и понял, что Плишка. Плишка обычно держался как бы в тени гиганта нарлака, но Волкодав крепко подозревал, что сольвенн попросту был гораздо умней. То-то жрецы, у которых оба служили, доверяли роль подставного бойца именно Плишке. У Канаона ума не хватило бы справиться.
– Эй, венн! – весело окликнул вдруг Плишка. – И что вы туда, наверх, лезете? У вас что там, пещера?..
Не твоего ума дело, зло подумал Волкодав и приготовился драться. Рубашка под кольчугой неприятно липла к телу, промоченная пóтом и кровью из отворившихся ран. Ну ничего. Ещё сколько-то он продержится. Да и умрёт не один. Если только у Эвриха и остальных хватит соображения…
Шорох торопливых шагов за спиной заставил его стремительно оглянуться. А потом – яростно выругаться. К нему, скользя ногами в гладкой каменной горловине, поспешно спускались Эврих и Тилорн. Оба неизвестно зачем тащили с собой копья. От того, как они держали оружие, сразу захотелось заплакать. Волкодав повернулся навстречу и свирепо прошипел:
– Мне вас что, своими руками прикончить? А ну…
– Мы мужчины, – с достоинством ответил Тилорн. – Мы будем отбиваться вместе с тобой.
Давно уже Волкодав не испытывал такого отчаяния. Он был готов самолично обезоружить обоих, наставить кровавых синяков и вытолкать в шею. Но тут Эврих заметил на той стороне бухты подвешенного вниз головой Канаона. Тело нарлака тяжело раскачивалось под ударами волн. Когда вода отступала, по камням начинала течь кровь. Следующая волна слизывала её без остатка. Жадные чайки уже примеривались к мертвецу.
Храбрый Эврих позеленел, точно девушка, увидевшая дохлую крысу.
– О Боги Небесной Горы!.. – выдохнул книгочей. И спросил заплетающимся языком: – Он… сорвался?
– Может, и сорвался, – буркнул Волкодав. – А может, я малость помог. Кому сказано, без помощничков обойдусь!
Тут из-за каменного ребра выглянул воин, и Волкодав мгновенно изготовился к обороне, но мысль учёного обогнала его меч. На сей раз, правда, Тилорн не стал ни принимать стойку, ни помогать себе боевым криком. Волкодаву показалось, будто мимо пролетела докрасна раскалённая иголка и клюнула сольвенна в грудь. Венн ожидал, чтобы парня смахнуло с тропы, как те поленья, что у него на глазах одним взглядом скидывал с лавки Тилорн. Или чтобы Лучезарович, охваченный неописуемым ужасом, кинулся назад и, милостью благосклонных Богов, на кого-нибудь налетел. Ни то, ни другое! Молодой воин просто застыл, глядя расширенными глазами в пространство перед собой.
– И долго он так?.. – спросил Волкодав.
– За полчаса поручусь, – ответил Тилорн. – Бежим скорее наверх, друг мой.
Что такое «полчаса», Волкодав не имел ни малейшего представления. У него дома время измеряли в нитках, выпрядаемых опытной мастерицей. Оставалось предположить, что Тилорн обозначал этим словом хоть какую-то протяжённость. Ещё Волкодав подумал, что создатели тропы не могли не предусмотреть там, наверху, последнего рубежа. На котором он и встанет уже насмерть. Придётся отступить туда, ибо иным путём выдворить наверх двоих не в меру храбрых книгочеев не представлялось возможным. Молодой сольвенн всё так же стоял в неподвижной, напружиненной позе. Не очень-то его и обойдёшь.
– Пошли, – кивнул Волкодав и сунул меч в ножны. Клинок всё ещё оставался чист. По счастью, прадедовский меч был не из тех, что отказываются возвращаться в ножны, не испив вражеской крови.
Последний подъём оказался крутым и тяжёлым. Оставалось только диву даваться, как это кони прошли здесь, не переломав себе ног. Нет, окончательно решил Волкодав, тропа создалась не сама по себе. Её создали. И очень расчётливо.
Эврих вознамерился доказать своё мужество и хотел идти последним. Волкодав посулился не пожалеть уцелевшей руки и придушить проходимца, если будет перечить.
Обещанного Тилорном «получаса» им не дали. В гулком каменном коридоре были отчётливо слышны все звуки, долетавшие снизу. Очень скоро Лучезаровичам наскучило ждать назад своего передового и втуне гадать, куда он подевался и почему из-за выступа до сих пор не слышно ни шума схватки, ни крика. Они осторожно выглянули за каменное ребро и сразу увидели своего сотоварища, заколдованного Тилорном. Обойти его не удавалось, растормошить – тоже. Причём крепкое, сильное тело всячески противилось попыткам изменить его положение. Кто-то предложил попросту добить отрока и сбросить его вниз: всё равно, мол, ему незачем жить, замаранному злым чародейством.
– Я те добью!.. – заорал Плишка.
Но тут послышались другие голоса:
– Очнулся, очнулся…
– Это я его освободил, – устало поморщился Тилорн. – Ты же понимаешь, он…
– Понимаю, – сказал Волкодав. – Лезь давай.
Одно дело – честно свалить врага в битве, и совсем другое – всё равно что связать его и связанным оставить на смерть. Хотя можно не сомневаться, что он-то с тобой это сделал бы без колебаний. Волкодаву трудно было осудить совестливого учёного. Но столь же трудно оказалось отделаться и от паскудной мыслишки: не хочет убивать. Боится, к праведникам не возьмут!.. Он знал, что дело было не в том. Действительно паскудная мысль, недостойная ни его, ни Тилорна. Но вот явилась откуда-то. И упорно лезла на ум.
– Ты мог бы их… напугать? – тяжело дыша, спросил он Тилорна. – Или там… ещё что-нибудь?
– Я попробую, – ответил тот. – Многовато их, правда. Да и… С тобой у меня, как ты помнишь, не получилось. И с ними, боюсь, будет не легче. Это ведь воины.
Больше они не разговаривали. Дно ущелья стало чуть более пологим, и они побежали. Погони ещё не было видно, но сзади долетали крики и топот. Наверху, в узкой прорези неба, метался Мыш и плыла макушка Туманной Скалы, цеплявшая утренние облака.
Старый Варох сжимал в потной ладони рукоять длинного боевого ножа. Когда-то давно, в молодости, он совсем неплохо владел им, но сколько же лет минуло с той поры! Тем не менее старик был странно спокоен. Сейчас всё завершится, и длиннобородый Храмн примет его. Так же как принял его сыновей. Потому что он, как и они, погибнет в бою. А внучкá, Зуйка, Врата не отвергнут. Не посмеют отвергнуть. Не может такого быть, чтобы отвергли!
Ниилит с мальчишкой стояли рядом, придерживая храпящих, садящихся на задние ноги коней. Все трое неотрывно смотрели на устье теснины, откуда должны были появиться их спутники.
Первыми выскочили наверх Эврих и Тилорн, следом, несколько приотстав, выбрался венн с Мышом, ухватившимся за плечо. Почти тут же из ущелья вылетел тяжёлый самострельный болт и расплющил наконечник о каменное подножье Туманной Скалы. Он прошёл слишком высоко, он ещё ни в кого не мог попасть, но кони затанцевали пуще прежнего, а Ниилит испуганно ахнула. Молодой пёс разразился яростным лаем.
Тропа кончалась площадкой шагов десяти в поперечнике. С одного боку она обрывалась в гудящую, утробно громыхающую пустоту, с других сторон высились неприступные стены утёсов. Кое-где виднелись устья пещер, но бежать явно было больше некуда и прятаться негде. Туманная Скала исполинским каменным пальцев указывала в небеса. Она стояла здесь с рождения мира. Она будет точно так же стоять здесь и завтра, и ещё через тысячу лет. И точно так же будут огибать её вершину розовые облака.
Достигнув площадки, Волкодав первым долгом поискал глазами местечко, удобное для обороны. Он был уверен, что найдёт его, и нашёл. Да вот беда – оно было предназначено не для одного воина, а самое меньшее для двоих. Двое с луками, способные один другого прикрыть, могли превратить выход наверх в смертельную ловушку для сколь угодно большого отряда. Одиночка с мечом тоже мог продержаться здесь какое-то время. Пока его не расстреляют в упор.
Только потом Волкодав увидел Врата. Никакого сомнения – это были они. Словно балансируя на грани обрыва, в воздухе висел плотный сгусток клубившегося под ветром тумана. С виду – самое обыкновенное облачко, которых здесь, наверху, было в достатке. Вот только ветер почему-то никак не мог оттащить его в сторону и только рвал края, и солнце зажигало в серой глубине мгновенные радуги. Счастлив, кому по ту сторону облачка вправду откроется праведный мир. Недостойного ждал полёт вниз, навстречу прожорливым волнам.
Ниилит сразу подбежала к Тилорну и крепко обняла его. Она зашептала по-саккаремски. Волкодав, сам того не желая, разобрал несколько слов. Девушка признавалась Тилорну в любви.
– Уходите! – косясь в сторону ущелья, закричал Волкодав. – Давайте живей!
Сам он не собирался даже и пробовать. У него не было ни малейшего желания висеть изуродованным на скалах где-нибудь по соседству с Канаоном. Да ещё чтобы душа вылетела из тела, унося с собой мысль о том, что оказалась-таки недостойна доброго мира!.. Нет уж. Он погибнет в бою. Погибнет так, как ему всегда и хотелось, – защищая тех, кого полюбил. А меч уж сам небось о себе позаботится, если не захочет опять попадать в услужение к злым людям…
Мастер Варох поймал за шиворот внучка и неожиданно швырнул его прямо в руки молодому арранту:
– Давай, книгочей… побереги мальца. А мне и тут хорошо.
– Дедушка!.. – закричал Зуйко, отчаянно вырываясь.
Волкодав, стоявший лицом к тропе, услышал сзади нечленораздельный вопль и невольно обернулся. Эврих, бессвязно крича по-аррантски, с перекошенным лицом бежал к обрыву, силой таща за руки сразу обоих – деда и внучка. За ними испуганно рысили два коня: их поводья старый сегван додумался привязать к своему поясу. Вот Эврих подскочил к самому краю, бешено оттолкнулся… и прыгнул в облачко, увлекая за собой мальчишку и старика. Волкодав непроизвольно присел, вжимая голову в плечи… Он стоял чуть-чуть ниже Врат. Он был внутренне готов к тому, что вниз вот сейчас пронесётся тело, а то и не одно. Но Боги не попустили. Эврих со спутниками канул в туман, и тот принял их, пропустив неизвестно куда. Кони, побуждаемые натянутыми поводьями, без раздумий скакнули следом, и за ними, гавкая, – пёс. Безгрешному зверью сомневаться было не в чем.
Тогда-то Волкодав понял, что ему делать. Из расселины уже доносился топот бегущих ног и громкая, забористая ругань, но венн всё-таки выпустил из руки меч, чтобы сунуть в рот пальцы и резко, коротко свистнуть. Это был сигнал, хорошо знакомый Серку. Боевой конь мгновенно насторожил уши: хозяин приказывал скакать следом за другими. Могучий жеребец заржал и в два прыжка пролетел всю площадку. Недаром его порода славилась стремительным и необоримым рывком. Ноги Ниилит мелькнули в воздухе: она держала Серка под уздцы и попросту упорхнула с ним вместе. Тилорну повезло меньше всех. Его конь сорвался скакать следом за Серком, как, собственно, и рассчитывал Волкодав. Учёный держал повод намотанным на запястье, за что и поплатился: его сбило с ног и провезло по камню спиной. Будем надеяться, сказал себе венн, в том мире травка. Или мягкий снежок. Ему очень не хотелось думать, что по ту сторону зияла такая же пропасть. Добрый мир и встречать должен добром.
Мыш с тревожным криком бросился вслед за Тилорном, стремительно влетел в серую пелену – и тоже пропал.
Вот когда Волкодаву стало радостно и легко на душе, как давно уже не бывало. Вот теперь всё в самом деле кончилось, и кончилось хорошо. Ему не в чем было себя упрекнуть. Отомщённые души Серых Псов смогут возвратиться с Острова Жизни, чтобы обрести новую плоть на земле. Государыня кнесинка гостила у ичендаров, и свирепые горцы никому не позволят поступить с нею против её воли. И те, ради кого Боги отмерили ему лишних полгода жизни, стали недосягаемы для зла этого мира. А в Самоцветных горах он поистине совершил всё, что по силам было одному человеку. Показал путь.
Волкодав расхохотался в лицо воину, первым выпрыгнувшему из теснины, и встретил его страшным ударом меча, разбив в брызги и его клинок, и шлем, и русоволосую голову под шлемом. Воин был тот самый, которого Тилорн сперва заколдовал, а потом освободил. Жалость к врагам Волкодава очень редко обременяла. А забота о собственной праведности – и того реже. Без толку радеть о том, чего всё равно нет. Следующий перепрыгнул через откатившееся под ноги мёртвое тело и бросился на венна. Волкодав мягко прянул вбок, уходя от удара. Кончик узорчатого меча поймал неприятельский клинок и завертел его, направляя в землю, потом с быстротой презрительного плевка взвился вверх, к шее. Кровь ударила толстой, в палец, струёй, облив стену расщелины и заставив других Лучезаровичей отшатнуться. Но замешательство продолжалось недолго. У кого-то всё же хватило выносливости и смекалки принести с собой щиты. Длинные сольвеннские щиты, вытянутые книзу, чтобы коварный недруг не уметил мечом по ногам. С каждого, белое на красном, смотрело Лучезарово знамя: зверь вроде кошки, привставший на задние лапы. Сразу четверо заслонились этими щитами и живой стеной ринулись на Волкодава, оттесняя его назад. Не будь он покалечен, он просто перемахнул бы эту стену. И, чего доброго, прямо на лету снял бы голову самому невезучему. Но больному телу нынче не было веры – пришлось отступить. Не прятались за камнями остроглазые ребята с тугими веннскими луками, некому было прикрыть его отступление. Он знал, что будет дальше. Сейчас появится Плишка и осадит глупцов, остервенело лезущих на площадку. А потом выпустит вперёд несколько человек с самострелами. И те его попросту изрешетят.
Щитоносцы между тем вознамерились вчетвером прижать его к скале и сообща зарубить. Ничего не получилось. Волкодав легко ушёл в сторону, и крайний из воинов закричал не своим голосом, обронив щит вместе с рукой.
В расщелине появился Плишка и заорал:
– Назад, недоумки!..
Волкодаву захотелось спросить его: кто ты такой? Как вышло, что дружинные у вас, двоих наёмников, оказались на побегушках?.. Он понимал, что ответа скорее всего никогда не узнает. Мало ли чего теперь никогда больше не будет.
– Стрельцов сюда!.. – снова заорал Плишка.
На открытой площадке укрыться было негде, а по пещерам пускай прячутся крысы. Волкодав выпрямился во весь рост и с издевательской усмешкой смотрел, как они целились. Всё равно в его доме теперь жили чужие. Шестеро выстрелили почти одновременно. Откуда они могли знать, что перед ними стоял воин не им, сирым, чета. Спусковые устройства ещё освобождали тетивы, когда венн мгновенно присел, повернулся, и узорчатый меч сверкнул в стремительном взмахе. Три стрелы прошли мимо и расщепились о равнодушный гранит Туманной Скалы. Ещё три улетели неизвестно куда, отброшенные широким клинком. Смущённые парни торопливо принялись перезаряжать самострелы.
– Живее, безрукие! – подгонял воинов Плишка. – Живее!
Сейчас он покончит с ненавистным телохранителем, потом уже выяснит, где спрятались остальные.
Один из стрельцов вдруг бросил оружие наземь.
– А не пошёл бы ты! – зло встретил он подлетевшего наёмника. – Сам стреляй, коли кишка тонка на мечах!..
Он тоже был с Лучезаром в походе. Плишка хотел оттолкнуть его, но передумал. Просто поднял самострел, сам занял место отрока и поднял ложе к плечу.
– Не умеешь стрелять, – пробормотал он, – так не берись!
На сей раз у Волкодава получилось хуже, потому что били в упор, а его и так ноги держали с трудом. Две стрелы он отбил мечом, ещё две располосовали кожаную куртку и вильнули в стороны, скользнув по кольчуге. Последние две попали и воткнулись до перьев. Одна в бедро, другая, пробив привязанную руку и кольчугу под ней, в грудь. Двойной удар отбросил Волкодава назад и опрокинул его навзничь. Он упал и остался лежать неподвижно.
Лучезаровичи сдержанно зашумели и качнулись к нему.
– Назад! – рявкнул Плишка.
Он сам подойдёт первым. Он заберёт меч и голову венна, а с ними и славу. А если Лучезаровы отроки уже сейчас посматривали на него с изрядным презрением, так это мало что значило.
Грозный венн по-прежнему не шевелился. Осторожно подошедший Плишка пнул его в раненое бедро и убедился, что венн был либо мёртв, либо очень близок к тому. Изувеченное тело не отозвалось на жестокий пинок ни стоном, ни судорогой. Плишка перешагнул через него и ногой попробовал вытеребить из неподвижной руки черен меча. Закостеневшая ладонь никак не раскрывалась, к тому же Плишка увидел, что меч был привязан, и решил помочь делу ножом.
Железные пальцы вдруг стиснули его лодыжку, невыносимо смяв кости и плоть даже сквозь бычью кожу сапога. Оживший венн рывком выдернул из-под наёмника землю. Плишка вскрикнул от неожиданности и стал падать. Уже на лету Волкодав слегка подправил его, и сольвенн ухнул за край. Он успел извернуться и схватиться за самую кромку. Но тут его всем телом ударило об откос, и пальцы не выдержали, соскользнули. Плишка полетел вниз, барахтаясь в воздухе. Лететь ему пришлось долго.
Волкодав с большим трудом привстал на одно колено. Добивать его было вовсе не обязательно. Просто подождать немножко, и он свалится и умрёт сам. Всё-таки он поднял голову, утёр рукавом кровь, бежавшую по подбородку, жутко ощерился и прохрипел, держа меч наготове:
– Ну?!..
…Это только в сказках благородные враги низко кланяются умирающему герою и отступают прочь, оставляя его наедине с Небесами. Винитар, может, так и поступил бы. Но не Лучезаровичи. Они устремились вперёд… и в это время в туманном облаке за спиной Волкодава наметилось какое-то движение.
Первым, разорвав быстрыми крыльями серую клубящуюся пелену, наружу вылетел Мыш. И тотчас с отчаянным боевым воплем полоснул какого-то сольвенна по лицу коготками. А следом за Мышом на площадку перед Вратами разом выскочили три человека. Вот так и появляются россказни о небесных воителях, посланцах Богов. Двое, мужчина и юная девушка, без промедления вскинули руки в отвращающем жесте. Осанке и взгляду робкой Ниилит позавидовала бы сама воительница Эртан. Третий, золотоволосый аррант, обнял начавшего валиться Волкодава:
– Держись, друг варвар… Держись, не умирай!
Не смей называть меня варваром, хотел сказать Волкодав, но сил не хватило. С открытых ладоней Тилорна и Ниилит сорвалось нечто – умеющему видеть это показалось бы сполохом бледно-лилового пламени. Оно ударило в лица Лучезаровым воинам, и те с криком отпрянули, как от огня. Воспользовавшись их замешательством, девушка и двое мужчин за что попало схватили тяжёлого неподвижного Волкодава и со всех ног потащили в туман, и крылатый зверёк, последний раз плюнув в обидчиков, умчался следом за людьми. В лицо Волкодаву дохнуло солью и холодом, и почти сразу он перестал слышать крики сольвеннов. Ему показалось, его тащили больно уж долго, гранитному уступу, да и жизни, давно пора было закончиться. Уже теряя сознание, он успел смутно подумать: и что они надрываются, ведь всё равно…
Но Ниилит, Тилорну и Эвриху было, как видно, не всё равно.