56272.fb2
Помимо двадцати пачек листовок весом 60 килограммов, комиссар взял в свою кабину еще и две осколочные бомбы. Сбрасывание с самолета листовок было для нас делом новым, а комиссару предстояло это сделать впервые. В отряде имелись некоторые расчетные данные для определения момента сбрасывания листовок.
Средняя скорость падения пачки листовок весом в 3 килограмма равняется примерно 1-1,5 метра в секунду. Площадь рассеивания сильно возрастает с увеличением высоты сбрасывания листовок. Например, среднего размера листовка, сброшенная с самолета с высоты 1000 метров, при скорости ветра один метр в секунду упадет на землю примерно в 700 метрах от того места, над которым находился самолет в момент сбрасывания. Листовку, сброшенную при силе ветра 20 метров в секунду с той же высоты, отнесет примерно на 15 километров.
Главная трудность заключалась в том, что в полете летчик и наблюдатель не знали и не могли определить скорость и направление ветра в районе цели.
Вот почему Шкуро и Василенко решили вначале для пристрелки сбросить одну пачку листовок, а затем, судя по результатам "попадания", сбросить остальные.
В 8 часов утра Василенко и Шкуро на самолете "Сопвич" вылетели на задание.
О том, как они выполнили поставленную задачу, рассказал комиссар:
"Через несколько минут полета перед нами заблестела Волга. Слева показался город Черный Яр, скорее похожий на большое село своими маленькими деревянными домами и немощеными пыльными улицами. Город заполнили войска и повозки, - по-видимому, части Красной Армии прибыли по Волге из Астрахани. Смотрю на высотомер. Он показывает 800 метров. Вот уже под нами медленно проплыло село Старицкое на правом берегу Волги. Вскоре показалась деревня Вязовка. В это время я заметил, что правее и выше нас метров на тысячу параллельным курсом летит английский самолет "ДН9-А". Его скорость значительно превосходила скорость нашего "Сопвича", и мы не могли его настичь и атаковать.
Деревня Вязовка уже осталась позади, но я не заметил ни наших войск, ни войск противника. Разрывов артиллерийских снарядов также не было видно.
Мы продолжали углубляться в расположение белых. Подлетая к селу Райгород, я заметил, как из деревни выходила на восток колонна войск противника: пехота и батарея четырехорудийного состава. Все улицы города были забиты войсками и обозами. Стало ясно: к фронту подтягивались новые сильные подкрепления белых. Мы сделали два пологих круга, уточняя состав и численность войск белых.
Потом я показал Василенко бомбу. Он тотчас же понял меня и закивал головой в знак согласия. Самолет отошел от села несколько в сторону и потом строго по прямой вновь направился к нему. Возможно точнее произведя расчет, я сбросил бомбу и с нетерпением ждал результата. Но бомба, к сожалению, упала и разорвалась, не долетев до цели метров на двести. С досадой я схватил вторую... Василенко спокойно кивнул головой, развернул самолет и начал делать второй заход. На этот раз я бросил удачнее. Бомба упала, правда, с небольшим перелетом, но сделала свое дело. Я видел, как от места разрыва побежали люди и понеслись лошади.
Увлеченный стремлением нанести поражение противнику, я схватился за пулемет. Василенко понял мое намерение. Не успел я направить пулемет с борта самолета вниз, как Василенко сбавил обороты мотора и начал снижаться. Я вел обстрел короткими очередями. Солдаты и лошади противника носились по деревне, бежали в поле. Последнюю обойму я расходовать не решался, имея в виду, что в воздухе можно встретить самолеты противника. Тут только я вспомнил о листовках, которые лежали у меня в кабине. Хватаю пачку и показываю Василенко. Самолет набирает высоту и идет курсом на юго-восток от села. Василенко показывает рукой: "Бросай листовки". Я поспешно сбрасываю три пачки, одну за другой, забыв о всех расчетах, которые я предполагал сделать. Пачки рассыпались тотчас же под самым самолетом и, удаляясь, стали похожи на три маленьких, быстро рассеивающихся облачка. Самолет сделал пологий круг: мы наблюдали за падением листовок. Оказалось, мы рано их сбросили, и основная их масса пролетела мимо села. Вновь заработал мотор полными оборотами, и мы начали набирать высоту. Василенко делал очередной заход. Держа тачку листовок в руке, я следил за сигналом летчика. Наконец Василенко махнул рукой: "Бросай!" Мне удалось сбросить около десятка пачек. Мы видели, что множество листовок опускалось на расстоянии одного - двух километров от села, но часть их падала прямо на село и в район рассеянной колонны.
Мы возвращались, просматривая подступы с запада к району Черного Яра. Не прошло и 10-15 минут полета над степью, как мы заметили одну, а потом другую группу по двадцать - тридцать всадников, двигавшихся в восточном направлении. Но вот уже вдали опять показалась Волга. В центре нашего аэродрома горел костер. И вот мы опять дома, на своем аэродроме".
Командование группы войск положительно оценило результаты разведки, но осталось недовольно тем, что летчики не "пошарили" по степи в том районе, где видели конные группы. Что это за всадники? Куда они направляются? Вот вопросы, которые беспокоили всех. Особенно волновался Витьевский.
- Ведь группы всадников могли быть разъездами, высланными от большого соединения конницы белых, - говорил он, жестикулируя. - А неожиданный налет конницы из степи грозит большими неприятностями для наших войск. Надо сегодня же еще раз слетать на разведку, - заявил Витьевский.
Рассуждения Витьевского были весьма резонны, и в тот же день он с Лапсой полетел на разведку.
Они дополнили и уточнили разведывательные данные, которые добыли комиссар и Василенко. Лапса и Витьевский обнаружили полк пехоты с дивизионом артиллерии на пути к фронту от села Райгород. Им удалось заметить в степи, южнее села Вязовки, до трех полков конницы белых с дивизионом артиллерии. Они располагались в степи рассредоточение. Состав, численность конницы и район нахождения не были ранее известны советскому командованию. Вероятно, белые намеревались внезапно нанести удар по левому флангу наших войск, медленно отступавших с царицынского направления к Черному Яру.
Сведения о коннице белых, сообщенные командованию 11-й армии, были очень важными.
* * *
13 августа 1919 года был получен приказ о подчинении 11-й армии командующему войсками Туркестанского фронта М. В. Фрунзе.
В эти дни части 11-й советской армии на царицынском направлении вели тяжелые и напряженные бои с конным корпусом белого генерала Улагая. Значительно повысила свою активность в это время и авиация противника.
47-я авиационная эскадрилья англичан активно действовала против наших войск, медленно отходивших к Черному Яру. Английские летчики вели разведку, бомбили и обстреливали советские войска. Летчики-истребители нашего отряда, Щекин и Коротков, несколько раз вылетали для отражения налетов англичан, но не всегда поспевали вовремя. Англичане, как правило, действовали очень поспешно и сбрасывали бомбы обычно с одного захода.
В самый критический день боев на подступах к Черному Яру, 5 сентября 1919 года, туда прибыли с подкреплением товарищи Киров, Фрунзе и Куйбышев. Куйбышев был членом Военного совета фронта. Когда белая конница пошла в атаку, Фрунзе, Куйбышев и Киров с винтовками в руках лежали в цепи красноармейцев, отбивая натиск врага.
Товарищ Киров вызвал к себе Лапсу и Шкуро и высказал им недовольство боевой работой отряда. Киров потребовал, чтобы на посадочной площадке у Черного Яра было установлено ежедневное, в течение всего светлого времени, дежурство наших истребителей. Только здесь, находясь в постоянной готовности к немедленному вылету, наши истребители могли бы вступать своевременно в воздушный бой с англичанами.
На следующий день с полудня на посадочной площадке у Черного Яра дежурили Щекин и Коротков. Для обслуживания дежурных самолетов выделили небольшую команду.
Отброшенные от Черного Яра белые временно прекратили атаки. Англичане вели разведку на высоте примерно около 2000 метров, уклоняясь от воздушного боя.
Лапса на "Фармане" и Василенко на "Сопвиче" летали на разведку на небольшой высоте - 600-900 метров, обычно под прикрытием одного истребителя. Англичане, встречавшиеся с ними в воздухе, летали намного выше и, вероятно, не замечали их. Во всяком случае, они не атаковывали наших разведчиков и не мешали выполнению ими боевых заданий.
Но вот после недолгого перерыва белые начали новое наступление на Черный Яр. Часов около одиннадцати над полем боя появились три "ДН9-А" с намерением бомбить наши войска. Они прикрывались тремя истребителями "Сопвич-Кэмл".
Дежурившие на площадке у Черного Яра Щекин и Коротков поднялись в воздух в момент прилета англичан и атаковали их. Завязался ожесточенный воздушный бой двух советских истребителей с шестью английскими самолетами, которые намного превосходили наши машины летными качествами и вооружением.
В воздухе раздавалась непрерывная трескотня пулеметных очередей. Инициативой в бою прочно завладели красные летчики. Их неуклонная решимость победить врага, смелые маневры вызвали у англичан замешательство. Щекин непрерывно атаковал противника, в то время как Коротков прикрывал товарища от вражеских истребителей.
Еще в начале воздушного боя английские летчики, чтобы облегчить машины, поспешно сбросили бомбы в стороне от наших войск. Таким образом, советские летчики сорвали намерение врага нанести удар по нашим наземным войскам.
Но этого было мало. Щекин и Коротков настойчиво преследовали отступавшего врага. Три английских "ДН9-А" в сомкнутом строю на большой скорости уходили на запад. Английские истребители также бросились наутек, даже несколько опередив свои подопечные самолеты. Но вот на одном из вражеских самолетов показался дымок. Обрадованные Щекин и Коротков продолжали атаки.
Не прошло и минуты, как "Де-Хавеланд", на котором показался дымок, начал отставать и снижаться. Этим быстро воспользовался Коротков, летевший сзади и выше англичан. Он, словно сокол, бросился на снижавшийся самолет врага.
И прежде чем английские истребители успели прийти на помощь "Де-Хавеланду", Коротков точной прицельной очередью ударил по вражескому самолету. Тот загорелся. Быстрым маневром Коротков успел уклониться от атак английских истребителей. В это время к нему на помощь поспешил Щекин. Из загоревшегося английского самолета выбросился на парашюте только один человек, второй летчик, по-видимому, был убит. Оставляя на голубом небе черный дымовой след, вражеский самолет устремился вниз и врезался в землю в расположении войск белых.
Стремительная атака Щекина против английского истребителя помогла Короткову вторично выйти из-под обстрела. Английские истребители, несмотря на численное превосходство, прекратили бой. Это было как нельзя более кстати для Щекина и Короткова, так как у первого уже были израсходованы все патроны и свою последнюю атаку с целью выручить Короткова он выполнял лишь в расчете воздействовать смелым маневром на психику противника.
Успешный бой с англичанами в районе Черного Яра значительно поднял в войсках авторитет нашего авиационного отряда и, главное, показал, что умелые и смелые воины, даже летая на плохих самолетах, могут одерживать победы над сильным, технически хорошо оснащенным врагом.
В дни самых напряженных боев под Черным Яром к нам в отряд прибыл политрук Одинцов. Учитель начальной школы города Астрахани, Одинцов вступил в партию в июле 1918 года и до приезда к нам находился в одной из пехотных частей 11-й армии.
С первых дней службы в отряде между Одинцовым и всеми военнослужащими установились самые дружеские отношения. Он как-то всегда и во всем оказывался полезным, нужным для всех. Никто не умел так внимательно и с интересом выслушать собеседника, как Одинцов. В то время как комиссар отряда Шкуро занимался главным образом вопросами боевой работы, Одинцов основное внимание уделял политическому воспитанию личного состава. По его инициативе был создан кружок по изучению текущей политики. Первыми в него записались Щекин, Коротков и моторист Зубров. Потом в кружок вступили Лапса, Круглов, Витьевский, Федоров, Гришко, Василенко. Интерес к занятиям кружка возрастал все больше и больше.
В качестве пособия использовалась астраханская газета "Коммунист", а также материалы, доставлявшиеся из политотдела армии. Все необходимые объяснения на занятиях давал Одинцов. Выступления его всегда были очень интересными и обстоятельными. Когда он, обычно тихо, не спеша, начинал говорить, все внимательно и с удовольствием его слушали.
Подготовка большинства кружковцев была слабой, но все стремились глубже понять обсуждаемые вопросы. Самым активным был летчик Коротков. Он часто выступал на занятиях и показывал незаурядные знания.
Многое сделал Одинцов и в организации культурного досуга. Он нашел среди военнослужащих отряда и местной молодежи любителей театрального искусства и создал драматический кружок, который - начал ставить пьесы-миниатюры в Народном доме. На эти спектакли народ, как говорят, "валом валил". Часть публики заполняла даже коридор, хотя оттуда ничего не было видно.
Активное участие в драматическом кружке принимали женщины. Елизавета Петровна играла главным образом роли добрых старух, которые ей очень удавались.
Драматические роли молодых женщин исполняли жена Лапсы Ольга Васильевна и местная учительница Верочка Спицына, получавшие от зрителей множество аплодисментов.
Четвертая "артистка" - машинистка канцелярии отряда Маруся - была рождена для театра. Она буквально преображалась на сцене, заметно выделяясь своим мастерством по сравнению с другими участниками спектакля.
Намного сложнее обстояло дело в драмкружке с исполнением мужских ролей. Желающих выступать на сцене было во много раз больше, чем это требовалось. Но мужская половина явно уступала в артистических талантах женщинам. По ходу пьесы многие "артисты" были не прочь говорить и действовать по личной инициативе, что не раз приводило к самым курьезным сценам. В оформлении спектакля мужская половина не признавала бутафории. Так, если участники спектакля должны были есть щи, то на сцену подавались настоящие хорошие горячие щи, которые артисты ели смачно, с большим аппетитом, забывая порой, что надо по ходу пьесы во время еды говорить. Хуже было, когда артистам приходилось изображать пьющих водку. Иногда они слишком уж "входили в роль". После этого им приходилось очень часто поглядывать на суфлерскую будку и... наступали паузы. В зале начинались перешептывания, смешки. Артисты бросали в ответ на это в зал неодобрительные взгляды.
Наиболее ревностными участниками спектакля были летчик Василенко, моторист Сережа Кузьмин, шофер Гришко, фотограф Панов и красноармеец Гульпа. Бессменным суфлером был летчик Коротков, а постановщиком спектаклей Одинцов.
Короткову как суфлеру приходилось в ходе спектакля не только выполнять свои прямые обязанности, но и сочинять "добавочный" текст в тех случаях, если слова и поступки артистов расходились с текстом пьесы. В этих случаях Коротков должен был проявлять максимум изобретательности и находчивости.
В такие критические моменты постановщик спектакля Одинцов метался за сценой, и его громкий шепот был слышен даже в зрительном зале. Совместные усилия Короткова и Одинцова выправить спектакль частенько еще более дезориентировали артистов, и были даже случаи, когда приходилось спешно давать занавес. Но несмотря на такие оплошности, спектакли пользовались большим успехом, и количество зрителей росло.
Главной и наиболее важной формой воспитания военнослужащих отряда в духе преданности Советской власти, революционной бдительности и дисциплинированности были партийные собрания. Авторитет партийной организации в отряде был исключительно высок.
На партийных собраниях говорили со всей нетерпимостью о случаях недисциплинированности, нерадивого отношения к работе, проявления трусости при выполнении боевых заданий, а также об аморальных бытовых проступках. Партийный коллектив имел такую силу и авторитет, что решения его выполнялись безоговорочно.