Вслед за Коротковым атаковал противника Щекин. По-видимому, его атака была также безрезультатна. Неприятельские самолеты в сомкнутом строю подлетали уже к железнодорожной станции, но неожиданно начали разворачиваться влево, в сторону Волги.
Трудно было объяснить такое решение летчиков противника. Может быть, ведущий их группы заметил впереди "Ньюпор" Лапсы, в то время как Щекин и Коротков заходили для повторной атаки. Видя серьезную опасность, противник отказался от бомбардировки железнодорожной станции, моста и поспешил ретироваться.
В то время как четверка самолетов белых разворачивалась над городом, крайний в их группе летчик немного отстал и тут же был стремительно атакован Щекиным, который спикировал на него сзади сбоку. Несмотря на ожесточенный оборонительный огонь, который вели все вражеские самолеты, Щекин сблизился с противником на дистанцию около ста метров и открыл меткий прицельный огонь. Вдруг "Ньюпор" Щекина неожиданно начал падать.
Можно было подумать, что Щекин сбит, но уже в следующее мгновение он выровнял самолет и повернул в направлении уходящего противника, стремясь его нагнать. Коротков вторично атаковал головной самолет белых. Уходя, противник решил освободиться от бомбового груза. Часть бомб упала в Волгу, несколько на стоявшую у берега пустую баржу.
Прибавив газу, вражеские летчики хотели скорее оторваться от наших истребителей. Но один из самолетов противника начал снижаться, отставать от группы.
...Когда возвратился на аэродром Лапса, темпераментный и прямой в суждениях Мошков с обидой крикнул ему:
- Что же ты зря утюжил воздух?
Лапса, горячась, начал доказывать, что он прикрывал железнодорожную станцию и мост и не мог принять участие в бою.
Вслед за Лапсой возвратились Щекин и Коротков.
Едва лишь они произвели посадку, как к аэродрому подъехала легковая машина. Из нее торопливо вышли Фокин и Шкуро. Они были в штабе 11-й армии и, оказывается, вместе с товарищем Кировым с балкона наблюдали воздушный бой. Щекин и Коротков доложили командованию отряда о том, что сбили один самолет противника.
На другой день всем в отряде стало известно, что в степи недалеко от Астрахани захвачены неприятельские летчики со сбитого во вчерашнем бою самолета. Взятые в плен летчик и летчик-наблюдатель оказались англичанами. Их отряд под номером 221 базировался на аэродроме у города Порт-Петровск. По их словам, налеты на Астрахань вели англичане; для промежуточной посадки они используют площадку на острове Чечень. Отряд прибыл из Палестины, где дислоцировался после окончания войны с Турцией.
На допросе английские летчики рассказали, что на вооружении отряда состоят самолеты "Де-Хавеланд" с мотором "Либерти" в 400 лошадиных сил (сокращенное наименование самолета "ДН9-А"{5}). Самолет вооружен двумя пулеметами. Максимальная скорость его - около 200 километров в час, запас горючего - на 4 часа полета, бомбовая нагрузка - 200 килограммов. Эти самолеты начали строить в Англии в конце первой мировой войны, то есть осенью 1918 года.
Английские империалисты во время интервенции в Советской России использовали новейшую боевую технику, в том числе последние образцы военных самолетов.
Пленные англичане рассказали: когда на развороте группы их самолет несколько отстал, большевистский летчик на "Ньюпоре" так стремительно бросился на них, что они в испуге подумали, не собирается ли он таранить их самолет. Пулеметная очередь "Ньюпора" с короткой дистанции произвела разрушения в системе охлаждения мотора "Де-Хавеланда". В результате этого англичане вынуждены были приземлиться. Затем они сожгли самолет и пытались скрыться в степи, но их схватили советские кавалеристы. Так стало известно, что самолет противника сбил летчик-истребитель Щекин.
20 июня Фокин и Шкуро сообщили всем в отряде, что товарищ Киров поручил им передать всему личному составу отряда, что Революционный Военный Совет 11-й армии представляет товарища Щекина к высшей революционной награде ордену Красного Знамени. Короткову была объявлена благодарность от имени Реввоенсовета 11-й армии и выдана, как и Щекину, большая денежная премия.
Взятые в плен английские летчики были направлены в Москву.
Новый налет английских самолетов на Астрахань был через два дня, около 11 часов. Заметив в воздухе наших истребителей, англичане поспешно сбросили бомбы на южную окраину города и, уклоняясь от воздушного боя, ушли курсом на юго-запад. Наши истребители не смогли настичь их.
В следующий раз шесть английских самолетов появилось в районе города рано утром на большой высоте - около 3000 метров. Достигнув района нефтехранилищ на западном берегу Волги, самолеты образовали замкнутый круг, из которого каждый самолет последовательно бомбил цель. В строю круга летчики-наблюдатели из турельных пулеметов, а летчики из передних пулеметов могли сравнительно просто прикрывать друг друга от воздушных атак. Советским истребителям на изношенных машинах пришлось долго набирать высоту, и когда они достигли 3000 метров, англичане уже уходили на юг.
Щекин успел атаковать вторую тройку вражеских самолетов, вслед за ним ту же тройку атаковал Коротков. Лапса отстал и не успел принять участие в атаке. Повторную атаку Щекину совершить не удалось: он не мог настичь самолеты врага. Коротков благодаря большей скорости "Спада" не отставал от англичан и вел огонь короткими очередями. Противник в свою очередь ожесточенно обстреливал советского летчика из нескольких пулеметов. Некоторое время Коротков еще преследовал самолеты противника, но когда они увеличили скорость, он отстал.
Когда обсуждался этот бой, в высказываниях наших летчиков было столько страстного желания дать отпор авиации интервентов и столько досады, что нет еще у нас более совершенных самолетов... Некоторые предлагали установить ежедневные дежурства в воздухе. Фокин с этим предложением не согласился. Противник производил налеты нерегулярно, в разное время дня. А запас бензина у нас был на исходе, и его следовало беречь. Кроме того, постоянное дежурство самолетов в воздухе быстро привело бы к износу моторов. Комиссар поддержал Фокина.
На другой день из штаба 11-й армии сообщили следующее: "Согласно поступившему донесению вчера около 12 часов дня команда нашего сторожевого катера, находившегося в Каспийском море, наблюдала, как в районе дельты Волги в направлении на юг пролетели три самолета, за ними еще два, а позже далеко отставший от них один самолет. Последний самолет летел неровно, делал все более и более заметные зигзаги, потом свалился на крыло и упал в воду. При ударе самолет загорелся. Летчики утонули". Фокин и Шкуро пришли к выводу, что в воздушном бою в районе Астрахани один из английских летчиков второй тройки был, видимо, тяжело ранен. В результате он не мог управлять самолетом и свалился. Кто сбил этот английский "Де-Хавеланд" - Коротков или Щекин, сказать было трудно. Победу присудили обоим.
Итак, на счету отряда были уже два сбитых самолета "ДН9-А". В последующие дни англичане, раздосадованные неудачей, снова появились над городом, но уже на высоте примерно 4000 метров. Вести с ними борьбу становилось все труднее.
В мае и июне 1919 года самолеты английских интервентов бомбили главным образом жилые кварталы Астрахани с целью терроризировать население. Бомбардировке подвергались и селения, расположенные вблизи города. Так, 10 мая три английских самолета сбросили бомбы на рыбацкое село Оранжерейное. Были ранены трое детей и одна женщина. 16 июня английские летчики бомбили рыбацкое село Лагань, убили шесть и ранили девять местных жителей - женщин и детей. При налете англичан на Астрахань 27 июня было убито 10 рабочих.
Вместе с бомбами англичане сбрасывали и листовки контрреволюционного содержания.
В июне 1919 года белые армии генерала Деникина, хорошо одетые, обутые и вооруженные правительствами Англии, США и Франции, одновременно с наступлением на Украину двинулись на Царицын и Астрахань. В составе деникинских войск находились и части интервентов. Завязались упорные бои. Войска 11-й советской армии нанесли большие потери противнику и остановили его продвижение еще на дальних подступах к Астрахани.
Летчики нашего отряда вели непрерывную воздушную разведку и несколько раз вылетали группой для штурмовки вражеских войск на марше. В этих случаях мы сбрасывали осколочные бомбы и специальные стрелы и вели огонь из пулеметов.
Техника сбрасывания с самолета "Сопвич" бомб и особенно стрел была очень своеобразной и далеко не простой.
Прежде всего следует сказать, что на самолете не было какого-либо прицела. Бомбы сбрасывались на глазок. Летчик-наблюдатель брал очередную из лежавших у него в кабине в ногах бомб и отверткой расконтривал вертушку предохранителя взрывателя. Пальцами левой руки он старательно придерживал крылышки вертушки, чтобы они не вращались от ветра. Затем летчик-наблюдатель обеими руками поднимал бомбу, вставал в кабине самолета, ногами захватывал ножки сиденья, чтобы удержаться в случае сильной болтанки. Высунувшись за борт и свесив на руках бомбу, он внимательно следил за целью. Когда цель накрывалась передней кромкой крыла и становилась невидимой, летчик-наблюдатель считал до шести и бросал бомбу головкой вперед, чтобы при поступательном движении она не кувыркалась. В случае недолета летчик-наблюдатель при повторном заходе сбрасывал бомбу по счету "восемь" или "десять". При перелете счет уменьшался.
В холодную погоду дело осложнялось тем, что, высовываясь из кабины, надо было беречь лицо от обмораживания. Приходилось защищать полотенцем часть лица, которая находилась с наветренной стороны.
Свинцовые стрелы длиной около десяти сантиметров выбрасывались из небольшого деревянного ящика. Ящик надо было держать, стоя в кабине, затем в нужный момент перевернуть и вытрясти из него стрелы. Стрелометание не корректировалось. О том, что стрелы попали в цель, можно было судить по разбегавшимся солдатам противника. По опыту первой мировой войны было известно, что невидимое и почти неслышимое падение стрел производило большое деморализующее действие на войска.
* * *
Наш отряд пополнился еще одним летчиком: на "Сопвиче" прилетел к нам летчик Василенко. Он находился на службе в одной из авиационных частей Восточного фронта. Там он отличился, выполняя сложные задания командования. В прошлом рабочий, летчик, солдат старой армии, Василенко был членом РКП(б). Высокий, сильный, с красивым мужественным лицом, Василенко обращал на себя внимание. Он носил черные усы, которыми очень гордился. Темно-карие большие глаза летчика искрились весельем, но становились злыми, когда речь заходила о белых.
Мотористом для обслуживания самолета Василенко был назначен Федоров.
С наступлением сумерек жизнь на аэродроме затихала. Самолеты противника в ночное время не появлялись над городом, и поэтому летчики и мотористы, за небольшим исключением, были свободны. Надо сказать, что, несмотря на войну, плохое питание и изнурительную жару, по вечерам кинотеатры, цирк, оперный театр, парки и улицы города были заполнены народом, особенно молодежью.
Военнослужащие нашего отряда тоже гуляли в парках города со знакомыми девушками, посещали кинотеатры. Часто в свободное время к нам в общежитие заходил комиссар Шкуро. Он засиживался до глубокой ночи, беседуя на самые разнообразные темы. По инициативе комиссара Витьевский в течение нескольких вечеров рассказывал нам что-нибудь из истории авиации. Эти рассказы всех очень заинтересовали.
Встречи в общежитии сближали Витьевского с нами. Летал он смело, старался как можно лучше выполнить боевое задание. Неприязненное отношение к нему некоторых наших товарищей постепенно исчезало. Витьевский оставался беспартийным, но честно относился к своим обязанностям.
С большим удовольствием слушали мы по вечерам игру на гармони красноармейца кубанца Брайко. Особое место в его репертуаре занимала "кабардинка". Под эту музыку танцевали в отряде почти все, кто лучше, кто хуже, но все с исключительным азартом. Лучшим ее исполнителем был уроженец Краснодара кубанский казак шофер Гришко. Гришко со своей автомашиной прошел весь путь Таманской армии - от Краснодара до Астрахани. Это он с делегатом командования таманцев проскочил через расположение белых войск генерала Покровского и добрался до своих. Он предупредил командование Красной Армии о близости таманцев, стремившихся выйти из тыла белых, чтобы соединиться с войсками 11-й армии. Гришко был коммунист. Во всем - и в лице его, и в манере держаться и говорить, в его суждениях и поступках сказывались веселый нрав и отчаянная смелость.
Неизменным партнером Гришко в танце "кабардинка" был Сережа Кузьмин. Когда начинала танец эта пара, все останавливались и плотным кольцом окружали Гришко и Кузьмина. Худенький, миниатюрный Кузьмин, с кудрявой шевелюрой цвета спелой ржи и голубыми глазами, танцевал за девушку. Все движения его были полны грации: он удивительно легко и неутомимо носился по кругу, уклоняясь гибкими и быстрыми движениями от наскоков Гришко, танцевавшего за парня. Гришко неистовствовал на "ругу. Он то и дело залихватски сдвигал то на затылок, то на лоб свою кубанку, выхватывал из ножен кинжал и, сверкая им, устремлялся на своего партнера, бешено перебирая ногами, обутыми в мягкие кавказские сапожки. Кинжал Гришко то блестел над его головой, то угрожающе крутился в его вытянутой правой руке, а Брайко все усиливал темп игры, и все быстрее носились по кругу Гришко и Кузьмин. Азарт танца заражал, увлекал всех зрителей: они прихлопывали, притопывали, поводили плечами и, не сходя с места, тоже танцевали.
Но не все вечера проходили в танцах. Все больше и больше пробуждался в отряде интерес к чтению художественной литературы. Небольшая отрядная библиотека все время пополнялась новыми книгами. Об этом заботился комиссар. Он доставал книги через губком партии из местных городских библиотек и даже покупал книги за свой счет на "толкучке". Наибольшей любовью пользовались у нас в то время стихи Некрасова.
Большим любителем поэзии оказался летчик Василенко. Он знал на память и любил декламировать стихи Тараса Шевченко.
В отряде было много любителей пения. По вечерам в общежитии не смолкали песни, игра на пианино и гармони. Лучшим певцом был Володя Федоров. Пели революционные песни, а из старых особой популярностью пользовалась "Есть на Волге утес".
Июль 1919 года в Астраханском крае, как обычно, начинался сухими и горячими восточными ветрами. Ручьи и небольшие степные реки пересыхали. Даже такие реки, как Яшкуль и Элиста в западной части астраханской степи, и те с самолета были почти неразличимы. Вся астраханская степь к этому времени выгорала и сверху казалась бурой, однообразной. Исключением из этой однообразной панорамы и хорошим ориентиром для летчиков была цепь Сарпинских озер: Шарабуха, Цаган-Нур, Хенота и других, тянущихся с севера на юг в западной части степи. Озера блестели отраженными лучами солнца и были видны далеко с воздуха. Рукава и протоки нижнего плёса Волги обмелели, и на их берегах явственно выступали темные заросли тростника и камыша. Температура днем упорно держалась свыше 30° в тени.
В горячем ветре носилось бесчисленное количество мельчайших песчинок, которые проникали повсюду. Налет песка был на одежде, находящейся в комнате; он проникал даже в одежду и белье, уложенные в запертые чемоданы. Песок постоянно хрустел на зубах. Он был обязательной составной частью пищи, каждого глотка чая или воды.
У побережья Каспия бризовые ветры постоянно навевали барханы из сыпучего песка. Пески окружали Астрахань и с северо-востока и с северо-запада.
Жара и суховей действовали расслабляюще. Люди работали вяло, все их раздражало.
Стоило только подуть сравнительно небольшому ветру, как тучи пыли поднимались с немощеных улиц города. Ориентироваться в полете над степью в летнее время было трудно, глаза не находили на ней хорошо видимых ориентиров. Лететь на высоте ниже 1000 метров было крайне неприятно из-за сильной болтанки. Взлет и особенно посадка днем, когда жара достигала наибольшей силы и сопровождалась порывами ветра, доставляли большие затруднения летчикам и были опасны для самолетов хрупкой деревянной конструкции, обладавших небольшой скоростью полета и слабой устойчивостью.
Песчаная пыль, которой был насыщен воздух, заволакивала горизонт мутной пеленой. Радиус воздушного наблюдения становился очень небольшим.
От песчаной пыли, засасываемой моторами, намного быстрее изнашивались поршни и клапаны. Чаще происходили вынужденные посадки в результате разных неполадок в моторах, и без того изношенных и прошедших уже несколько перечисток.
Даже в бидоны и бутыли со смазочным маслом проникала песчаная пыль, несмотря на то, что принимались, кажется, все меры, чтобы не допустить этого. Песок в смазочном масле разрушал моторы.