- Кажется, да, - говорит Попель. - Два раза по белым крестам между домами стрелял, но результаты так и не пришлось увидеть.
- Подбили! - не удержался я. - Бронеавтомобиль разбит.
- Тяжёлый, с пушкой! - добавил из башни Никитин.
- Ну, всё равно. Хотя он и тяжёлый, но это, дорогой мой, уважаемый Николай Кириллович, то же самое, что из охотничьего четвёртого калибра волчьей картечью по воробью. Да разве твою пушку можно портить на такую мелкоту!
- Ничего не поделаешь, Дмитрий Иванович, каков рыбак, такова и рыбка, отшучивался Попель, намекая, очевидно, на свой маленький рост. - Я, знаете, человек без претензий, - что бы ни попалось, не откажусь.
- Хороший принцип! - довольно мотнув головой, сказал Рябышев.
- Дмитрий Иванович, признайтесь, а почему вы согласились пойти в атаку? - спросил Попель.
Видно, этот вопрос для Рябышева не был неожиданным, так как он ухмыльнулся и, смотря Попелю в глаза, сказал:
- Потому, что мы с вами люди новые, друг друга ещё не знаем. Ясно?
- Вполне, - сказал Попель.
- В таком случае, Николай Кириллович, не будем больше испытывать друг друга и не советую тебе больше рисковать, как сегодня, через заградогонь. Хорошо, что это был миномётный да и калибры батальонные, а если б артиллерийский, вряд ли отделался одной гусеницей.
"Так это были миномёты, вот оно что, а я считал, что артиллерия!" разочарованно подумал я. С миномётами я ещё мало знаком, надо присмотреться.
Рябышев долго пытался связаться по радио с нашей дивизией. Он то и дело спрашивал радиста:
- Ну что, работает рация Васильева?
- Нет, не работает, - отвечал тот из танка.
- Эх, подводит меня Васильев! - злился Рябышев.
- Когда приедете в дивизию, - увидев меня, сказал Попель, - не забудьте передать полковнику Васильеву, чтобы расследовал, почему не работает его рация, виновника взгреть, да так, чтобы долго помнил.
Повторив приказание, я обратил внимание начальства на то, что правее нас впереди, километрах в десяти на северо-востоке, часто рвутся авиабомбы и видно, как за садами то появляются, то исчезают большие стаи самолётов в дымчатом мареве неба.
- Видно, комдив ведёт бой, - высказал я предположение. - Может быть, он сейчас тоже впереди своих боевых порядков... - невольно вырвалось у меня.
Я как бы продолжил то, о чём всё время думал, прислушиваясь из-за своего танка к разговору Рябышева и Попеля.
По удивлённым и широко раскрытым глазам, смотревшим на меня, я понял, что генерал догадался, что я слышал его разговор с Попелем. Он недовольно гмыкнул, боднул назад головой, вдруг насупился, метнул колючий взгляд и,
сказав протяжное "да", повернулся к занятому чем-то Попелю, предложил ему ехать назад в лес к Бродам, на КП.
- Попытаемся связаться через главную рацию, - объяснил он своё намерение и приказал мне следовать за ним.
Теперь и над нами плыли косяки немецких бомбардировщиков. Развернувшись, они пошли, снижаясь, на север к Королувке, куда двигались танки дивизии Мешанина. Оттуда уже доносились взрывы. Ясно было, что немцы, обнаружив направление нашего наступления, принимают меры, чтобы помочь своей бегущей легкоброневой дивизии и остановить продвижение нашего корпуса.
Попытка генерала Рябышева поймать нашу дивизию с главной рации штаба корпуса, куда мы прибыли уже с час, пока не дала желанных результатов. Я стою у своего танка на опушке редкого леса и ожидаю очередного приказания. Здесь же, на опушке, в двухстах метрах сгрудились автомашины штаба корпуса, возле которых водоворот подходящих и уходящих связных машин. Над нами пролетают немецкие бомбардировщики, и где-то правее рядом оглушающе рвутся бомбы. Выскочив из леса, я вижу, что немцы бомбят опушку, где расположен штаб генерала Баранова.
- Наш лес бомбят? - спрашивает меня Никитин.
- Наш.
- Держись, хлопцы, сейчас и нам достанется трохи от этой собачьей свадьбы, - почему-то со злорадством говорит Гадючка, сидя на носу машины и спустив ноги внутрь своего люка.
- Эй, оракул, придержи язык, а то первая бомба оторвёт тебе его! советует Никитин.
- А що це таке "оракул" ? - интересуется Гадючка.
- Это в Афинах когда-то был такой главный брехун, - смеется Никитин.
Я предчувствую, что Гадючка сейчас "с полоборота заведётся".
- "Юнкерсы"! - угрожающе говорит он, подняв палец к небу, а сам уже заглядывает в люк.
Где-то далеко, влево от нас, разорвалась бомба, а другая oасвистела совсем близко - правее.
- Ага, оракуль, брехун! - кричит Гадючка, успевший нырнуть в машину и захлопнуть люк. - Ховайте, товарищ заряжающий, свой университетский ковпак у башню, а то утеряете.
Гадючка не унимается, но Никитину уже не до него.
- Смотрите, все бегут из леса в поле! - докладывает он свои наблюдения. - Эх, чёрт возьми, выдали себя, теперь они ударят по опушке.
Услышав это, Гадючка, забыв про всё, что до этого было, кричит мне снизу и, как всегда в подобных случаях, уже на чисто русском языке:
- Товарищ командир, поглубже в лес! Раз люди из леса, мы давайте поглубже в лес. Не станут они весь лес бомбить.
- Попробуем, - предлагает Никитин.
Я соглашаюсь, и только наша машина тронулась с места, как неподалёку слева начали пачками рваться бомбы. Взрывы быстро приближались к нам, подгоняя нашего механика. Танк шёл, виляя между толстыми деревьями. Лес гудел, стонал и трещал.
Когда всё стихло, мы по искалеченному лесу вернулись к штабу.
Дымятся разбитые штабные машины, точно белыми голубями, усеяна поляна листками штабных документов. Подбегаю с Никитиным к разбитой машине, из которой торчит антенна. Рядом из воронки поднимается генерал Рябышев и, взявшись за голову, согнувшись и пошатываясь, идёт к другой большой воронке, в которой за двумя толстыми сваленными деревьями Попель бинтует кому-то голову.
- Николай Кириллович, цел?.. - спрашивает Рябышев.
- А? - не отрываясь от дела, как-то глухо переспрашивает его Попель.
- Цел, говорю?
- А как же! - улыбается Попель. - Немного царапнуло по мякишам, показывает он, - ив голове какой-то чертополох, а так ничего... А у тебя как, Дмитрий Иванович? - спрашивает он севшего на край воронки Рябы" шева. Тоже отметился?..
Подбежавшие санитары забирают раненых. Попель смотрит на разбитые штабные машины, грустно качает головой, говорит:
- День начинает портиться...