Изредка его синие, как бы немного полинявшие от истощения глаза с робким извинением
поглядывали на кормивших его солдат.
Их было в палатке двое: те самые разведчики, которые вместе с сержантом Егоровым подобрали его в лесу. Один – костистый великан с добродушным щербатым ртом и непомерно длинными, как грабли, руками, по прозвищу «шкелет», ефрейтор Биденко, а другой – тоже ефрейтор и
тоже великан, но великан совсем в другом роде – вернее сказать, не великан, а богатырь: гладкий, упитанный, круглолицый сибиряк Горбунов с калёным румянцем на толстых щеках, с белобры-сыми ресницами и светлой поросячьей щетиной на розовой голове, по прозвищу Чалдон.
Оба великана не без труда помещались в палатке, рассчитанной на шесть человек. Во всяком
случае, им приходилось сильно поджимать ноги, чтобы они не вылезали наружу.
100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru
Валентин Катаев «Сын полка»
До войны Биденко был донбасским шахтёром. Каменноугольная пыль так крепко въелась в
его тёмную кожу, что она до сих пор имела синеватый оттенок.
Горбунов же был до войны забайкальским лесорубом. Казалось, что от него до сих пор крепко пахнет ядрёными, свежеколотыми берёзовыми дровами. И вообще весь он был какой-то белый, берёзовый.
Они оба сидели на пахучих еловых ветках в стёганках, накинутых на богатырские плечи, и с
удовольствием наблюдали, как Ваня уписывает крошёнку.
Иногда, заметив, что мальчик смущён своей неприличной прожорливостью, общительный и
разговорчивый Горбунов доброжелательно замечал:
– Ты, пастушок, ничего. Не смущайся. Ешь вволю. А не хватит, мы тебе ещё подбросим. У
нас насчёт харчей крепко поставлено.
Ваня ел, облизывал ложку, клал в рот большие куски мягкого солдатского хлеба с кислень-кой каштановой корочкой, и ему казалось, что он уже давно живёт в палатке у этих добрых великанов. Даже как-то не верилось, что ещё совсем недавно – вчера – он пробирался по страшному, холодному лесу один во всём мире, ночью, голодный, больной, затравленный, как волчонок, не
видя впереди ничего, кроме гибели.
Ему не верилось, что позади были три года нищеты, унижения, постоянного гнетущего страха, ужасной душевной подавленности и пустоты.
Впервые за эти три года Ваня находился среди людей, которых не надо было опасаться. В
палатке было прекрасно. Хотя погода стояла скверная, пасмурная, но в палатку сквозь жёлтое по-лотно проникал ровный, весёлый свет, похожий на солнечный.
Правда, благодаря присутствию великанов в палатке было тесновато, но зато как всё было
аккуратно, разумно разложено и развешано.
Каждая вещь помещалась на своём месте. Хорошо вычищенные и смазанные салом автоматы
висели на жёлтых палочках, изнутри подпиравших палатку. Шинели и плащ-палатки, сложенные
ровно, без единой складки, лежали на свежих еловых и можжевёловых ветках. Противогазы и вещевые мешки, поставленные в головах вместо подушек, были покрыты чистыми суровыми утиральниками. При выходе из палатки стояло ведро, покрытое фанерой. На фанере в большом порядке помещались кружки, сделанные из консервных банок, целлулоидные мыльницы, тюбики
зубной пасты и зубные щётки в разноцветных футлярах с дырочками. Был даже в алюминиевой
чашечке помазок для бритья, и висело маленькое круглое зеркальце. Были даже две сапожные
щётки, воткнутые друг в друга щетиной, и возле них коробочка ваксы. Конечно, имелся там же
фонарь «летучая мышь».
100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru
Валентин Катаев «Сын полка»
Снаружи палатка была аккуратно окопана ровиком, чтобы не натекала дождевая вода. Все
колышки были целы и крепко вбиты в землю. Все полотнища туго, равномерно натянуты. Всё бы-ло точно, как полагается по инструкции.
Недаром же разведчики славились на всю батарею своей хозяйственностью. Всегда у них
был изрядный неприкосновенный запас сахару, сухарей, сала. В любой момент могла найтись
иголка, нитка, пуговица или добрая заварка чаю. О табачке нечего и говорить. Курево имелось в
большом количестве и самых разнообразных сортов: и простая фабричная махорка, и пензенский
самосад, и лёгкий сухумский табачок, и папиросы «Путина», и даже маленькие трофейные сигары, которые разведчики не уважали и курили в самых крайних случаях, и то с отвращением.
Но не только этим славились разведчики на всю батарею.
В первую голову славились они боевыми делами, известными далеко за пределами своей части. Никто не мог сравниться с ними в дерзости и мастерстве разведки. Забираясь в неприятельский тыл, они добывали такие сведения, что иной раз даже в штабе дивизии руками разводили. А
начальник второго отдела иначе их и не называл, как «эти профессора капитана Енакиева».
Одним словом, воевали они геройски.
Зато и отдыхать после своей тяжёлой и опасной работы привыкли толково.
Было их всего шесть человек, не считая сержанта Егорова. Ходили они в разведку большей
частью парами через два дня на третий. Один день парой назначались в наряд, а один день парой
отдыхали. Что же касается сержанта Егорова, то, когда он отдыхает, никто не знал.