морщинки – застлано зелёной плащ-палаткой, так же в головах стоял вещевой мешок, покрытый
суровым утиральником; только на утиральнике лежали два треугольных письма и номер разно-цветного журнала «Красноармеец», принесённые полевым почтальоном уже в отсутствие Кузь-100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru
Валентин Катаев «Сын полка»
минского.
Ваня видел Кузьминского только один раз, на рассвете. Кузьминский торопился на смену.
Так же, как теперь Горбунов, Кузьминский, согнувшись, надевал через голову снаряжение и вы-правлял складки шинели из-под револьверной кобуры с большим кольцом медного шомпола.
От шинели Кузьминского грубо и вкусно пахло солдатскими щами. Но самого Кузьминского
Ваня рассмотреть не успел, так как Кузьминский сейчас же ушёл. Он ушёл, ни с кем не простив-шись, как уходит человек, зная, что скоро вернётся. Теперь все знали, что он уже никогда не вернётся, и молчаливо смотрели на его освободившееся место. В палатке стало как-то пусто, скучно и
пасмурно.
Ваня осторожно протянул руку и пощупал свежий, липкий номер «Красноармейца». Только
теперь сержант Егоров заметил Ваню; мальчик ожидал увидеть улыбку и сам приготовился улыбнуться. Но сержант Егоров строго взглянул на него, и Ваня почувствовал, что случилось что-то
неладное.
– Ты ещё здесь? – сказал Егоров.
– Здесь, – виновато прошептал мальчик, хотя не чувствовал за собой никакой вины.
– Придётся его отправить, – сказал сержант Егоров, нахмурясь точно так, как хмурился капитан Енакиев. – Биденко!
– Я!
– Собирайся.
– Куда?
– Командир батареи приказал отправить мальчишку в тыл. Доставишь его с попутной машиной во второй эшелон фронта. Там сдашь коменданту под расписку. Пусть он его отправит в какой-нибудь детский дом. Нечего ему у нас болтаться. Не положено.
– На тебе! – сказал Биденко с нескрываемым огорчением.
– Капитан Енакиев распорядился.
– А жалко. Такой шустрый мальчик.
– Жалко не жалко, а не положено.
Сержант Егоров ещё больше нахмурился. Ему и самому было жаль расставаться с мальчиком. Про себя он ещё ночью решил оставить Ваню при себе связным и с течением времени сделать
из него хорошего разведчика.
Но приказ командира не подлежал обсуждению. Капитан Енакиев лучше знает. Сказано –
исполняй.
– Не положено, – ещё раз сказал Егоров, властным и резким тоном подчёркивая, что вопрос
решён окончательно. – Собирайся, Биденко.
– Слушаюсь.
– Ну, стало быть, так и так, – сказал Горбунов, выправляя складки шинели из-под обмявшей-ся, потёртой до глянца кобуры нагана. – Не тужи, пастушок. Раз капитан Енакиев приказал, надо
исполнять. Такова воинская дисциплина. По крайней мере, хоть на машине прокатишься. Не так
ли? Прощай, брат.
И с этими словами Горбунов быстро, но без суеты вышел из палатки.
Ваня стоял маленький, огорчённый, растерянный. Покусывая губы, обмётанные лихорадкой, он смотрел то на одевавшегося Биденко, то на сержанта Егорова, который сидел на койке убитого
Кузьминского с полузакрытыми глазами, бросив руки между колен, и, пользуясь свободной мину-той, дремал.
Оба они прекрасно понимали, что творится в душе мальчика. Только что, какие-нибудь две
минуты назад, всё было так хорошо, так прекрасно, и вдруг всё сделалось так плохо.
Ах, какая чудесная, какая восхитительная жизнь начиналась для Вани! Дружить с храбрыми, великодушными разведчиками; вместе с ними обедать и пить чай внакладку, вместе с ними ходить
в разведку, париться в бане, палить из автомата; спать с ними в одной палатке; получить обмундирование – сапожки, гимнастёрку с погонами и пушечками на погонах, шинель… может быть, даже
компас и револьвер-наган с патронами…
100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru
Валентин Катаев «Сын полка»
Три года жил Ваня, как бродячая собака, без дома, без семьи. Он боялся людей и всё время
испытывал голод и постоянный ужас. Наконец он нашёл добрых, хороших людей, которые его
спасли, обогрели, накормили, полюбили. И в этот самый миг, когда, казалось, всё стало так замечательно, когда он наконец попал в родную семью – трах! – и всего этого нет. Всё это рассеялось, как туман.
– Дяденька, – сказал он, глотая слёзы и осторожно тронув Биденко за шинель, – а дяденька!
Слушайте, не везите меня. Не надо.
– Приказано.