«Фрюлинг им Дейчланд», что значило: «Весна в Германии».
Во всём же остальном блиндаж уже имел вполне обжитый русский вид: в головах коек, за-стланных без единой морщинки русскими артиллерийскими шинелями, попонами и палатками, стояли зелёные вещевые мешки, покрытые чистыми утиральниками; на печке грелся знаменитый
медный чайник; на столе, покрытом листками «Суворовского натиска», вокруг большой буханки
хлеба в строгом порядке были разложены деревянные ложки и расставлены кружки, а хорошо вы-чищенное, жирно смазанное русское оружие висело в углах под зелёными русскими шлемами.
В блиндаже было полно народу. Был тот редкий случай, когда все разведчики собрались
вместе. Биденко также заметил и много посторонних. Это были знакомые и земляки из других
взводов. Они пришли к хлебосольным, зажиточным разведчикам покурить хорошего табачку и
попить чайку внакладку из знаменитого чайника.
Судя по всему этому, Биденко понял, что за время его отсутствия в дивизии произошла сме-на частей и что их батарея в данное время находится в резерве. Почти все курили, и в жарко
натопленном блиндаже стоял тот самый крепкий солдатский дух, о котором принято говорить:
«Хоть топор вешай».
– А, здорово, Вася! – увидев дружка, сказал Горбунов, который в это время занимался своим
любимым делом – угощал гостей.
Прижав к животу буханку, он нарезал толстые ломти хлеба.
– Ну как, сдал мальчика? Садись к столу. Аккурат к чаю попал.
Он был без гимнастёрки, в одной бязевой сорочке, в расстёгнутом вороте которой виднелась
могучая, жирная, розовая грудь.
– А мы, брат, нынче в резерве. Гуляем. Раздевайся, Вася, грейся. Вот твоя койка, я её убрал.
Ну, как тебе показалась наша новая квартира? Такой, брат, квартиры ни у кого во всей дивизии не
сыщешь. Особенная!
Биденко молча разделся, подошёл к своей койке, сердито кинул на неё снаряжение и шинель, присел на корточки перед печкой и протянул к ней большие чёрные руки.
100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru
Валентин Катаев «Сын полка»
– Ну, что там слыхать в штабе фронта, Вася? Немцы ещё мира не запросили?
Биденко молчал, ни на кого не глядя и хмуро посапывая.
– Может, закуришь? – сказал Горбунов, заметив, что дружок его сильно не в духе.
– А, пошло оно всё к чёрту! – неожиданно пробормотал Биденко, пошёл к своей койке и вяло
на неё повалился животом.
Было ясно, что с Биденко случилась какая-то неприятность, но проявлять излишнее любопытство к чужим делам считалось у разведчиков крайне неприличным. Раз человек молчит, значит, не считает нужным говорить. А раз не считает нужным, то и не надо. Захочет – сам расска-жет. И нечего человека за язык тянуть.
Поэтому Горбунов, ничуть не обидевшись и сделав вид, что ничего не замечает, хлопотал по
хозяйству, продолжая рассказывать батарейцам о том, как его вчера чуть не убило в пехотной це-пи, где он заступил на место убитого Кузьминского.
– Я, понимаешь ты, как раз взялся за ракетницу. Собираюсь давать одну зелёную, чтобы
наши перенесли огонь немного подалее. Как вдруг она рядом со мной как хватит! Прямо-таки под
самыми ногами разорвалась. Меня воздухом как шибанёт! Совсем с ног сбило. Не пойму, где верх, где низ. Даже в голове на одну минуту затемнилось. Открываю глаза, а земля – вот она, тут возле
самого глаза. Выходит дело – лежу. – Горбунов захохотал счастливым смехом. – Чувствую – весь
побит. Ну, думаю, готово дело. Не встану. Осматриваю себя – ничего такого не замечаю. Крови
нигде на мне нет. Это меня, стало быть, соображаю, землёй побило. Но зато на шинели шесть
штук дырок. На шлеме вмятина с кулак. И, понимаешь ты, каблук на правом сапоге начисто ото-рвало. Как его и не бывало. Всё равно как бритвой срезало. Бывает же такая чепуха! А на теле, как
на смех, ни одной царапины. Вот оно, как снесло каблук. Глядите, ребята.
Радостно улыбаясь, Горбунов показал гостям попорченный сапог. Гости внимательно его
осмотрели. А некоторые даже вежливо потрогали руками.
– Да, собачье дело, – заметил один деловито.
– Бывает, – сказал другой, искоса поглядывая на рафинад, который Горбунов выкладывал на
стол. – И то же самое и с нами было. Когда мы под Борисовом форсировали Березину, у нас во
взводе у красноармейца Тёткина осколком поясной ремень порезало. А его самого даже не задело.
Этого никогда не учтёшь.
– Кузьма, – сказал вдруг Биденко со своей койки натужным голосом тяжелобольного человека, – слышишь, Кузьма, а где сержант Егоров?
– Сержант Егоров нынче дежурный, – ответил Горбунов, – пошёл посты проверять.
– Поди, скоро вернётся?