исправном солдате. А если и были кое-какие дыры или царапины от осколков, то они были тщательно заделаны и закрашены.
Кроме чехла на дульной части ствола, на пушке было ещё два других брезентовых чехла.
Один покрывал замок, а другой – какую-то странную, очень загадочную штуку, которая торчала
вверх возле щита.
Были на пушке ещё какие-то маховички, колёсики, ящички. Были туго притороченные к ла-фету лопаты, кирка, топор. Видать, пушке было «положено» иметь при себе множество самых
разнообразных необходимых вещей.
Но это было не всё.
Вокруг пушки, как вокруг главного дома в хорошем, исправном колхозном хозяйстве, в
большом порядке размещались различные службы, пристроечки и флигельки. Зарядный ящик, вкопанный в землю по ступицу колёса рядом с пушкой, представлялся Ване главной конторой: от-купоренные плоские деревянные ящики, в которых виднелись тесно уложенные патроны с медными гильзами и разноцветными полосками на снарядах, были, несомненно, пожарным сараем; окопчик телефониста казался баней; ровики для номеров были земляным валом, окружавшим
100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru
Валентин Катаев «Сын полка»
гумно; несколько закопчённых стреляных гильз, валявшихся в стороне, были сельскохозяйствен-ным инвентарём, собранным для ремонта; ёлочки маскировки напоминали палисадник.
И вместе с тем во всей этой мирной картине чувствовалось что-то очень опасное, угрожающее.
Сначала мальчик никак не мог понять, что же это такое, это угрожающее, и где оно. Но потом понял. Это были воронки, на которые он, по привычке, сначала не обратил внимания. Их было
несколько десятков в разных местах вокруг орудия.
Это были свежие, совсем недавние воронки. Земля и глина, выброшенные из них на почер-невшую траву, ещё не успели слежаться, земля была пухлой и даже казалась тёплой. Значит, совсем недавно, может быть утром, сюда прилетали немецкие снаряды. Конечно, они метили в пушку.
Раньше Ваня почти не обращал внимания на воронки, попадавшиеся ему на пути. Они его не
касались, он равнодушно проходил мимо, знал, что «это» уже совершилось, что снаряды уже сделали своё дело, что опасность миновала.
Теперь же он вдруг увидел их и почувствовал совсем по-иному. Немецкие снаряды только
что приле, – тали на батарею. Они разорвались вокруг пушки, оставив зловещие следы. Но ведь
батарея не ушла. Пушка стояла на прежнем месте. Ничто на фронте не изменилось. Значит, немецкие снаряды в любой миг могли прилететь снова и на этот раз принести смерть. Казалось, самый
воздух – холодный, осенний воздух – дышит вокруг смертью. Тень смерти лежала на тучах, на
ёлочках, на земле. А между тем орудийный расчёт ничего этого как будто не замечал.
Солдаты, расположившиеся вокруг своей пушки, были заняты каждый своим делом. Кто, пристроившись к сосновому ящику со снарядами, писал письмо, слюня химический карандаш и
сдвинув на затылок шлем; кто сидел на лафете, пришивая к шинели крючок; кто читал маленькую
артиллерийскую газету; кто, скрутив цигарку, высекал искру и раздувал самодельный трут, из которого валил белый дым.
Живя с разведчиками и наблюдая поле боя с разных сторон, Ваня привык видеть войну широко и разнообразно. Он привык видеть дороги, леса, болота, мосты, ползущие танки, перебегаю-щую пехоту, минёров, конницу, накапливающуюся в балках.
Здесь, на батарее, тоже была война, но война, ограниченная маленьким кусочком земли, на
котором ничего не было видно, кроме орудийного хозяйства (даже соседних пушек не было видно), ёлочек маскировки и склона холма, близко обрезанного серым, осенним небом. А что было
там, дальше, за гребнем этого холма, Ваня уже не знал, хотя именно оттуда время от времени
слышались звуки перестрелки.
Ваня стоял у колёса орудия, которое было одной с ним вышины, и рассматривал бумажку, наклеенную на косой орудийный щит. На этой бумажке были крупно написаны тушью какие-то
номера и цифры, которые мальчик безуспешно старался прочесть и понять.
– Ну, Ванюша, нравится наше орудие? – услышал он за собой густой, добродушный бас.
Мальчик обернулся и увидел наводчика Ковалёва.
– Так точно, товарищ Ковалёв, очень нравится, – быстро ответил Ваня и, вытянувшись в
струнку, отдал честь.
Видно, урок капитана Енакиева не прошёл зря. Теперь, обращаясь к старшему, Ваня всегда
вытягивался в струнку и на вопросы отвечал бодро, с весёлой готовностью. А перед наводчиком
Ковалёвым он даже переусердствовал. Он как взял под козырёк, так и забыл опустить руку.
– Ладно, опусти руку. Вольно, – сказал Ковалёв, с удовольствием оглядывая ладную фигурку
маленького солдатика.
Наружностью своей Ковалёв меньше всего отвечал представлению о лихом солдате, Герое
Советского Союза, лучшем наводчике фронта.
Прежде всего, он был не молод. В представлении мальчика он был уже не «дяденька», а скорее принадлежал к категории «дедушек». До войны он был заведующим большой птицеводческой
фермой. На фронт он мог не идти. Но в первый же день войны он записался добровольцем.
Во время первой мировой войны он служил в артиллерии и уже тогда считался выдающимся
наводчиком. Вот почему и в эту войну он попросился в артиллерию наводчиком. Сначала в бата-100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru