Назад Лопарев гнал еще быстрее. Чувство обиды улетучилось - ведь здравый смысл в конце концов восторжествовал.
На НП мы не пришли, а прибежали. К этому моменту первый эшелон 469-го и 674-го полков, продвигавшийся на Каменку, встретил сильное сопротивление и остановился. Противник занимал выгодный рубеж. Требовалось решить, как быть дальше. Можно было свернуть бой - ведь мы разведали, что хотели: система огня неприятеля вскрыта, его инженерные сооружения и заграждения также теперь известны, промежутки между подразделениями установлены. Мы планировали захватить хотя бы одного "языка", а пленили около пятидесяти человек: Однако интуиция подсказывала мне, что бой надо продолжать. Вспомнились разговоры о готовящемся наступлении фронта, повышенный интерес командования к нашей разведке боем. В памяти возникло лицо Еременко: как он весь встрепенулся, когда услышал, что дивизия успешно прорывает оборону гитлеровцев. Все это, вместе взятое, и родило решение. А решив продолжать бой, я постарался сделать все возможное, чтобы удар наш не захлебнулся. Для этого надо было ввести второй эшелон дивизии, состоявший из 756-го полка и батальонов 469-го и 674-го полков.
Вызвав полковых командиров, я поставил перед ними задачу и сказал:
- Учтите, успех нашего прорыва поставит в выгодное положение весь семьдесят девятый корпус. От вас и ваших бойцов требуется напористость и стремление вперед. У опорных пунктов не задерживайтесь, обходите их и проникайте в разрывы боевых порядков.
Командиры передали по телефону приказания выводить батальоны на исходный рубеж и поспешили на полковые наблюдательные пункты.
"А все же достаточно ли этих сил, чтобы удар не оказался отбитым?" грызла меня тревожная мысль, и я со все большей решимостью поглядывал на подполковника Гордеева, зашедшего в мой блиндаж.
Василий Иванович Гордеев командовал 991-м полком самоходной артиллерии. Эта часть фронтового подчинения вот уже больше недели располагалась в полосе нашей дивизии. И я и Гордеев знали, что нам предстоят совместные действия. Об этом мы не раз говорили. И вот такой момент, кажется, настал.
Чтобы использовать этот полк, надо было запрашивать разрешение фронта. Но пока его добьешься, уйдет время. Эх, была не была... Я решился!
- Товарищ Гордеев, вводите в бой своих молодцов.
- Товарищ полковник, а как же приказ фронтового командования? осторожно спросил он.
- Вы же видите, что творится. Пока я свяжусь с фронтом да все согласую, тут такое может произойти... Так что давайте уж под мою ответственность!
К счастью, Гордеев был настоящим боевым офицером и, не страдал приверженностью к формализму.
- Хорошо, - согласился он. - Только вы, товарищ полковник, пожалуйста, доложите фронту при первой же возможности.
- Об этом не беспокойтесь, - заверил я его. - В любом случае за последствия отвечаю я.
Не прошло и часа, как второй эшелон дивизии вышел на рубеж развертывания для атаки. Заговорила наша артиллерия. Она била по третьей траншее врага. Артналет продолжался десять минут, но ущерб неприятелю он причинил немалый. Поэтому, когда в атаку двинулись батальоны 469-го и 674-го полков, полк Зинченко и самоходки Гордеева, они встретили меньшее сопротивление, чем можно было ожидать. Темп наступления нарастал. С нашего НП уже стало трудно наблюдать за боем. Я приказал разведроте и связистам оборудовать новый наблюдательный пункт, ближе к наступающим частям. И вскоре мне доложили, что НП подготовлен в районе деревни Печурки, связь есть, можно туда переходить.
Я начал собираться и не сразу заметил, как в блиндаж вошел незнакомый генерал. "Наверное, из штаба фронта", - мелькнула мысль. Судя по тому, с чего он начал, я не ошибся.
- Товарищ полковник, - строго спросил он, - почему вы ввели в бой девятьсот девяносто первый полк без разрешения штаба фронта?
Я продолжал молча собираться. Да и что было ответить? Формально, конечно, я был не прав. Но не мог же генерал не понимать мотивов моего решения.
Между тем недовольный моим молчанием, генерал сказал еще строже:
- Доложите лично командующему фронтом!
- Я прошу, товарищ генерал, вас доложить об этом. А мне надо переходить на новый энпе. Я бы с удовольствием доложил сам, но бой не кончился и им надо управлять.
Подхватив полевую сумку, я пошел к выходу из блиндажа. Конечно, я поступил бестактно. Но неужели для представителя фронта чисто формальная сторона была важнее существа дела?
До Печурок пришлось добираться на своих двоих, где шагом, где бегом, благо недалеко, всего пять километров. Наблюдательный пункт здесь саперы оборудовали в оставленных противником блиндажах. Начальник связи дивизии майор Дмитрий Павлович Лазаренко доложил:
- С частями связь поддерживается по радио и по телефону. А с "верхом" - пока только по радио. Телефонную жду с минуты на минуту...
Место для НП было выбрано хорошее. Только закатное солнце било в глаза. Голубая вечерняя дымка смешивалась с черным дымом и пылью от разрывов снарядов. Различить, где наши боевые порядки, а где неприятельские, с каждой минутой становилось все труднее. Я слышал, как Максимов, стоявший неподалеку от меня, чертыхался и что-то бурчал себе под нос. Бедняга! Ему-то, артиллеристу, ошибки в наблюдении грозили особенно крупными неприятностями.
На западе, километрах в двух впереди от нас, дымились черные развалины села Забеги. Наши уже вели бой за селом. А Каменка, в направлении которой мы начали сегодня наступать, осталась сзади и несколько южнее дивизионного НП. Войска обошли ее, но еще не взяли. Действовавший там 674-й стрелковый полк натолкнулся на ожесточенное сопротивление. Особенно туго пришлось ему от пулеметного огня. Становилось ясно, что до утра Каменку не взять. Что ж, приходилось с этим мириться. Я приказал перенести свой НП в Забеги, чтобы с утра управлять успешно развивавшимся наступлением к западу от этого села. Одновременно распорядился, чтобы командиры покормили людей горячим поротно, не снижая темпов наступления. Пришел майор Коротенко и, доложив обстановку, сообщил план ночных действий разведывательной группы.
В это время зазуммерил телефонный аппарат, и связистка Фаина передала мне трубку. Я услышал голос командующего фронтом:
- Шатилов, тут вот говорят, что твоя дивизия ведет бой за Печурки. Так ли это?
- Никак нет, товарищ командующий. В этом селе мой наблюдательный пункт. А полки заняли Тарасово и Богомолово и наступают на Волочагино. Я с оперативной группой перехожу в Забеги.
- Ого! Вот это добре. Смотри, будь осторожен, не лезь ночью слишком вперед.
Командующий был явно в хорошем расположении духа, и я решил использовать этот момент:
- Разрешите доложить об одной неувязке!
- Ну что там? Докладывай!
- Я своим приказом ввел в бой девятьсот девяносто первый самоходный полк вашего подчинения...
- Правильно сделал! - раздалось в ответ. - Я сейчас сажаю на машины двести седьмую дивизию - будет у вас через два часа. И сто семьдесят первая выступает пешим порядком. Понимаешь, как кстати твой прорыв? Я в него буду вводить всю третью армию, а завтра перейдет в общее наступление весь фронт! Твое направление - на Идрицу. Желаю успеха!
Идрицкое направление
В оперативных документах оно существовало всего двое суток. Но все-таки оно было - Идрицкое направление! После разговора с Еременко, шагая ночью по щедрой росе в Забеги, я ведать не ведал, на какой срок войдет в мою жизнь это направление. Главное - началось наступление, и нам в нем принадлежало не последнее место. Сто пятидесятая шла впереди!
За околицей Забегов, на поросшей лесом возвышенности мы расположились в отрытых гитлеровцами блиндажах. Один из них был наскоро приспособлен под наблюдательный пункт нашей оперативной группы. Противник отсюда ушел совсем недавно - в железной печурке еще тлели угли.
Я сразу же сел за телефон. Доклады командиров полков были похожи один на другой. Повсюду наши натыкались на сильный огонь. Наступать таким же темпом, как и днем, оказалось невозможно. К тому же люди здорово устали, требовалась хотя бы небольшая передышка. Но, с другой стороны, прекратить всякие действия - значило дать фашистам закрепиться на новых рубежах. И утром они окажут еще более решительное сопротивление.
Пришлось от каждого полка выделить по стрелковому батальону со средствами усиления для действий ночью, а по два батальона вывести из боя, чтобы люди до утра привели себя в порядок и отдохнули.
Самому мне поспать так и не удалось. Во-первых, интересные трофеи принес Коротенко. У убитого немецкого полковника разведчики нашли боевой приказ и план действий 23-й пехотной дивизии. Эти документы стоили того, чтобы над ними посидеть и мне, и особенно Дьячкову с Офштейном. Во-вторых, на НП были доставлены пленные.
Самой крупной птицей из них был штабной офицер в чине полковника. При нем оказалась карта, где обозначалось расположение всей Идрицкой группировки. Полковник был растерян.
- Мы не ожидали вашего наступления, - говорил он, - и тем более столь стремительного. У нас полная дезорганизация. Управление нарушено. Где свои, где чужие - трудно понять. Иначе бы я не очутился в вашем обществе. Часть солдат верна фюреру и законам дисциплины, они-то и оказывают вам отчаянное сопротивление. Другие ведут себя как предатели и трусы - покидают позиции без приказа. - Помолчав, он добавил: - У многих уже не выдерживают нервы.
От других пленных, в целом подтвердивших слова полковника, я узнал, что кое-где немцы отошли чуть ли не в панике, даже артиллерию оставили на огневых позициях. Всего в плен за минувший день было взято 114 человек. В числе боевых трофеев - около 40 пулеметов и 12 орудий. Только убитыми враг потерял до 300 солдат и офицеров.
Части дивизии продвинулись километров на двенадцать. В тылу у нас осталась Каменка, занятая врагом, и немало мелких неприятельских подразделений. О том, как подавить сопротивление гитлеровцев, я уже не беспокоился. Ночью на наш правый фланг - не через два часа, как предполагал Еременко, а так часа через три-четыре - вышла 207-я стрелковая дивизия. К утру подтянулась и 171-я. Одним словом, на Идрицкое направление вышел весь 79-й стрелковый корпус.
Рассветало, когда ко мне подошел Анатолий Курбатов.
- Товарищ командир, на нашей высотке в соседней траншее пулеметная рота немцев.
- Не может быть, - удивился я. - Так рядом с нами и ночевали?
- Да. Темно, боевые порядки перепутались, их и не заметили.