Померанские контрасты
Утром 6 марта дивизия выступила из Гюльцова, а вечером того же дня 756-й полк, поддержанный танковыми частями, ворвался на окраины Каммина города, расположенного на восточном берегу пролива Дивенов. Два других полка прорывались к проливу южнее.
На всем пути сюда мы то и дело наталкивались на возрастающее сопротивление небольших отрядов. Они встречали нас в поселках и имениях, на выгодных рубежах по лесным опушкам, межболотным дефиле, речным поймам. Немцы изо всех сил старались не допустить нас к устью Одера, чтобы не оказаться запертыми в Померании. Но сил у них здесь было маловато. Густая сеть хороших дорог позволяла нам маневрировать подразделениями, совершать обходы опорных пунктов. И мы, используя ударную мощь идущих впереди танков, продвигались достаточно быстро, без серьезных задержек.
К вечеру 7 марта был очищен почти весь восточный берег Дивенова. Только за деревню Цеббин еще двое суток после этого продолжались упорные бои. Здесь находился последний переправочный пункт, из которого можно было попасть на западный берег Одера, в Штеттин. Противник цеплялся за него что есть мочи. Сюда была брошена школа морской пехоты. С пролива ее поддерживал дивизион бронекатеров. Впервые Плеходанову пришлось иметь дело с флотом. Маленьким, правда, но все же флотом. Стрелки не оплошали. 9 марта 674-й полк овладел Цеббином.
По утрам, когда не было тумана, с низменных берегов пролива далеко просматривалась сизо-стальная вода, перечерченная песчаными косами. Мы были у моря, дышали свежим, пьянящим морским воздухом, а в солнечные дни щурили глаза при виде нестерпимо сияющей сини.
Море! В Прибалтике мы рвались к нему несколько месяцев, но так и не пробились. А здесь вышли к приморскому городу Каммину на шестой день операции. За два дня до нас на другом участке побережья, западнее Кольберга, появились соединения 1-й гвардейской танковой армии. 11-я армия немцев, противостоявшая нашему фронту, оказалась рассеченной на части.
Но не всюду дела шли так гладко. Действовавшие левее нас 61-я и 47-я армии не сумели с ходу прорвать вражескую оборону. Там и неприятельские рубежи оказались мощнее, и местность не благоприятствовала наступлению, и враг сопротивлялся более умело и упорно. В результате наступление развивалось медленнее, чем планировалось.
Восточнее Регенвальде, в районе города Шифельбайна, в окружении оказались основные силы 10-го корпуса СС и корпусной группы "Тетау". Их взял в клещи наш правый сосед - 7-й стрелковый корпус с частями усиления, взаимодействовавший с соединениями 1-й армии Войска Польского и 1-й гвардейской танковой армии. Бои здесь не стихали с 3 по 7 марта. Несмотря на все усилия, наши войска так и не смогли полностью разгромить вражескую группировку. Часть сил противника все-таки вырвалась из окружения и устремилась на северо-запад.
Немцы тут были в чем-то организованнее нас, в чем-то предприимчивее. К тому же им придавало сил отчаяние. Правда, этот их частичный успех почти не оказал влияния на последующий ход операции. Остатки прорвавшихся дивизий у побережья, около города Трептова, вновь очутились в котле и не избежали своей судьбы.
Своеобразное положение сложилось в районе Восточной Померании, примыкающем к устью Одера. 150-я и 171-я дивизии, выйдя к устью реки, отрезали немцам путь на запад. Остатки расчлененной 11-й армии гитлеровцев оказались прижатыми к береговой черте. В то же время и некоторые наши соединения находились как бы в окружении. И не потому, что противник стремился взять их в кольцо, - просто его части были разбросаны на слишком большом пространстве. Причем численное превосходство в таких случаях зачастую было на стороне врага.
С 10 марта 3-й ударной армии почти всеми своими силами, исключая 79-й корпус, пришлось вести ожесточенные бои против полуокруженных у моря шести пехотных и танковых дивизий, отколотых от 11-й немецкой армии. Эти соединения удерживали два прибрежных населенных пункта, где имелись причалы, пригодные для приема кораблей. С юга на них наступал 7-й стрелковый корпус, с востока - 7-й гвардейский кавалерийский. Против этой группировки врага действовала и 207-я стрелковая дивизия. К вечеру оба корпуса приостановили боевые действия, решив продолжать их утром 11 марта. Уверенные в полном своем превосходстве, командиры соединений даже не сочли нужным выслать ночью разведку. Гитлеровцы воспользовались этим. Оставив с юга и востока небольшие заслоны, они в 6 часов утра ударили в направлении города Вальддивенов, расположенного у основания косы, перекрывающей устье Одера. 207-я дивизия не смогла воспрепятствовать прорыву неприятеля. Одновременно 171-я дивизия, блокировавшая Вальддивенов, подверглась удару вражеских частей, двинувшихся с косы навстречу выходящей из окружения группе.
К вечеру войска противника соединились и пробились за Одер.
Конечно, уйти удалось далеко не всем. Но все же для нас это был большой минус. Уровень военного искусства, достигнутый к этому времени Красной Армией, позволял обходиться без такого рода ошибок.
В ходе операции у нас произошла замена командарма. Николая Павловича Симоняка отозвали, а на его место был назначен генерал-полковник Василий Иванович Кузнецов.
Дни, когда потрепанные части немцев прорывались за Одер, и для нашей дивизии были очень тревожными и напряженными. За сутки до прорыва мы получили приказ построить глубоко эшелонированную оборону фронтом на восток, чтобы преградить на своем участке фашистам путь к реке. Не ограничиваясь этим, я выдвинул полк Мочалова на угрожаемое направление, значительно расширив тем самым полосу нашей обороны.
Хотя полк и был сильно утомлен предыдущими боями, хотя в дождь по слякоти лошади еле-еле тянули повозки, а машин не хватало, новый рубеж к рассвету был занят. За десять часов батальоны сумели не только перейти в полном составе на другое место, но и проделать все необходимые земляные работы, укрепиться.
В эти дни из лесов стали чаще выходить крупные группы гитлеровцев. Днем они избегали столкновений с нами. Зато ночами пытались просочиться к спасительному проливу. Были моменты, когда вражеские отряды угрожали нашим штабам.
Так, в довольно тяжелом положении однажды оказался штаб артиллерийского полка. Располагался он в деревне Клайн-Веков. Ночью на него неожиданно напала большая группа неизвестно откуда появившихся фашистов. Штабные офицеры, писаря, коноводы - всего человек тридцать - заняли оборону и открыли плотный огонь из автоматов и ручных пулеметов. Противник откатился в лес, вероятно не предполагая, что имеет дело с небольшой горсткой людей.
Командир артполка Гладких и его заместитель по политчасти Александров в это время находились в штабе дивизии. Под утро, возвращаясь к себе, они лишь благодаря счастливой случайности не очутились в плену.
Мы же ночью на разных участках дивизии захватили немало пленных. Все они говорили о больших потерях 11-и армии.
Но то были лишь мелкие стычки. Настоящих же боев с организованным неприятелем нам в ту пору вести не пришлось. Прорывавшиеся на запад главные силы немцев прошли севернее нас, в полосах 207-й и 171-й дивизий.
Две недели марта в Восточной Померании запечатлелись в памяти пестрыми картинами.
Вот беженцы в лесу под Каммином. Подошли к Одеру - никому не нужные, растерянные, и не знают, что делать дальше. На лицах - уже знакомое выражение недоверия и надежды: "Неужели правда можно возвращаться домой, не опасаясь быть сосланными, убитыми, ограбленными?"
Вот сценка в деревне, на широкой центральной улице. Из-за угла дома появляется группа - человек пятнадцать пожилых мужчин и три девушки. В руках у них самое разнообразное оружие - от автоматов-"шмайзеров" до дробовиков. Мы, четверо, с ручным пулеметом выскакиваем на ходу из "виллиса":
- Хенде хох!
Немцы, побросав оружие, послушно поднимают руки.
- Куда следуете?
- В лес.
- Зачем?
Молчат, потупившись. В это время к нам подкатывает машина с комендантским взводом. Задержанных уводят в разведотделение для допроса.
Оказалось, что эти жители поддались призыву гитлеровских властей уходить в леса и нападать из засад на советские войска, устраивать диверсии. Тут гитлеровцы явно пытались позаимствовать наш опыт. Но никакой партизанской борьбы у них не получилось. Подобных групп мы больше нигде не встречали.
Погода в те дни была очень неустойчивая. То вдруг светило солнышко, напоминая, что март - все же первый месяц весны, и пахло тогда по-весеннему, и резко выделялись на сизой воде пролива узкие, длинные тела бронекатеров, по которым артиллеристы из полка Плеходанова били прямой наводкой; то ползли с моря низкие волокнистые облака, цепляясь за макушки сосен и извергая на наши головы дождь вперемешку со снежной крупой. В один из таких дней в полки не поступили хлеб и махорка. Я вызвал Истрина, чтобы разобраться, в чем дело. Он прибыл к ночи мокрый и усталый. Даже говорил через силу, едва ворочая языком:
- Вчера и сегодня, товарищ генерал, чинили мельницы. Немцы при отходе крепко их попортили. Сейчас зерно на муку перемололи, первая партия готового хлеба отправлена в части. Махорка тоже.
Дивизии тогда нередко приходилось жить на "подножном корму"...
В ту пору все мы особенно остро чувствовали - война идет к концу. Это накладывало отпечаток на настроение людей, на их мироощущение, заставляло чаще задумываться о том, какой будет жизнь в мирные годы.
Мокринский смотрел на меня грустными глазами:
- Вот мы и на Первом Белорусском, товарищ генерал...
- Что, опять в разведку проситься будете?
- Нет, - Юрий Николаевич отчаянно мотнул головой, - не буду. Понял, что бесполезно это. Никто химика за настоящего солдата не считает.
- Ну, вы это зря, - ответил я ему не очень уверенно.
И еще мне запомнилось, как плясали разведчики. Часов в одиннадцать вечера по пути в штаб я заглянул в столовую разведчиков. Там "обмывались" полученные в этот день ордена. Бойцы сидели за столами подомашнему, с расстегнутыми воротниками. Столы ломились от закусок. Не было недостатка и в водке. Кто-то играл на аккордеоне. А посредине комнаты невысокий красивый офицер с девушкой-связисткой отплясывали гопака. Напряженно, боясь пропустить хоть одно движение, следили десятки глаз за этой парой. И зрелище стоило того. Особенно хорош был партнер. Казалось, невидимая пружина подбрасывала его ввысь, из присядки под самый потолок, подбрасывала снова и снова в каком-то необыкновенно частом и четком ритме.
Боясь помешать танцу, я жестом позвал Гука, и мы пошли к штабу. Это было 12 марта - дивизия сдавала спой участок обороны частям Войска Польского, чтобы назавтра выступить в поход. Надо было заканчивать подготовку к этому маршу...
Восточно-Померанская операция завершилась в конце марта. Участие в ней нашей дивизии ограничивалось всего двенадцатью днями. Правда, дни эти были напряженные. 150-я стрелковая дивизия быстро пробила брешь в неприятельской обороне. За успех при прорыве вражеского рубежа она в числе прочих соединений отмечалась в приказе Верховного Главнокомандующего.
Другим его приказом всему личному составу объявлялась благодарность за овладение городами Плате, Гюльцов и Каммин. А Указом Президиума Верховного Совета СССР от 26 апреля 1945 года за ночной бой у озера Вотшвин-зее дивизия была награждена орденом Кутузова II степени.
13 марта мы начали 160-километровый марш на юг, в район города Кенигсберг (Померанский). Нам предстояло действовать на новом направлении.
Кюстринский плацдарм
Четвертая весна
Померанский Кенигсберг ничем не напоминал своего старшего восточнопрусского тезки. Этот маленький провинциальный городишко, почти поселок, стоял на ровном месте и никакой "королевской горы", о которой говорило его название, тут не было. Остановились мы не в самом Кенигсберге, а в восьми километрах от него, около озера Мантель-зее, в помещичьей усадьбе. На место прибыли утром 17 марта. Переход наш сюда не ознаменовался никакими примечательными событиями, за исключением, пожалуй, одного эпизода на тему "К чему ведет недисциплинированность".
Назначая путь движения 328-му артполку, я предупредил его командира: