Мужественным человеком, умелым политработником проявил себя майор Иван Ефимович Ефимов - замполит 756-го полка. Начальник штаба части майор Артем Григорьевич Казаков показал образец исключительно четкой и хладнокровной работы, управляя подразделениями из "дома Гиммлера".
Замечательно действовали бойцы саперного батальона под командованием майора Белова - они под огнем убирали противотанковые надолбы, обезвреживали мины на мосту Мольтке и на набережной, обеспечивая войскам путь к рейхстагу.
Героически сражались у северных подступов к рейхстагу командир пулеметной роты старший лейтенант Николай Васильевич Самсонов и командир стрелковой роты лейтенант Василий Андреевич Рыжков со своими бойцами.
Добрым словом хочется помянуть и начальника штаба 469-го полка майора Петра Григорьевича Бахтина, проявившего мужество и организаторский талант в боях у мостов через Шпрее, и таких офицеров этой части, как командира минометной роты капитана Гуляма Султановича Султанова и командира пулеметной роты лейтенанта Ивана Артемьевича Сердюкова, проявивших подлинный героизм.
С самой лучшей стороны показали себя приданные нам части, без которых дивизия не смогла бы решить все те задачи, что ставились перед ней. Это 1203-й полк самоходных артиллерийских установок подполковника Серова, 351-й полк самоходок под командованием полковника Герцева и 85-й танковый полк во главе с полковником Тарасовым.
Наконец, нельзя без чувства благодарности и глубокого уважения не вспомнить о наших медиках, спасших жизнь и сохранивших здоровье не одной сотне, а может быть, и тысяче бойцов. В их числе командир медсанбата майор Алексей Степанович Бушуев - известный всей армии хирург, врачи Раиса Калмыкова, Ольга Губанова, замечательные наши медицинские сестры и санитары. Список тех, кто отличился в завершающих боях, можно было бы продолжить еще на несколько страниц. Все, кто сражался в рейхстаге, перед рейхстагом, в Моабите и на северном берегу Шпрее, - сражались геройски. Как и во всех боях ключом победы здесь была самозабвенная отвага, исключительная стойкость и горячий наступательный порыв советских бойцов великих и скромных тружеников войны.
Когда отгремели бои
Для тех, кто вступил в Берлин, война кончилась 2 мая. В этот день капитулировали все группировки столичного гарнизона, расчлененные нашими войсками. У Бранденбургских ворот части 3-й ударной армии встретились С частями 8-й гвардейской. В ознаменование этого события был подписан специальный акт.
Продолжалось паломничество к рейхстагу. Наверное, каждый советский солдат и офицер, находившимся в Берлине, считал своим долгом побывать у этого здания, расписаться на иссеченных колоннах или выщербленных стенах. Надписи эти были символичны, как было символично само здание, олицетворявшее германскую государственность, как Знамя Победы, развевавшееся над ним. Воины заглядывали в мрачное помещение и с пониманием значения подвига тех, кто здесь дрался, осматривали грязный каменный пол со следами выгоревшего паркета, закопченные обломки мебели, отметины от снарядов и гранат - страшные следы беспощадных боев.
Постепенно жизнь настраивалась на мирный лад. Солдаты отоспались, отмыли походную пыль и гарь, переоделись в чистое. Но как ни блаженен был отдых после самого тяжкого труда на свете - войны, праздности мы не предавались. Буквально на следующий день после капитуляции врага наши подразделения приняли участие в расчистке улиц от завалов битого кирпича и камня. Работы был непочатый край, не на один месяц.
В город возвращались беженцы. Длинные очереди выстраивались у немногих открывшихся продовольственных магазинов и у солдатских кухонь. Нам приходилось кормить лишенное продуктов питания население германской столицы - без этого оно не выдержало бы голода. На улицах звучала немецкая и русская речь...
Берлинцы все пристальнее приглядывались к нашим людям. Конечно же взгляды были разные: и покорные, и заискивающие, и затаившие плохо скрытую ненависть. Но все чаще мы читали в этих взглядах неподдельное удивление. Поведение победителей не укладывалось в сознании немецкого обывателя, сформированном под воздействием настойчивой фашистской пропаганды. Русские не резали, не грабили, не мстили за бесчинства германской армии на советских землях, - наоборот, они кормили тех, кого как будто бы должны были считать своими смертельными врагами.
То были дни, когда начался посев первых семян дружбы между советским и германским народами.
Мы привыкали к тому, что вокруг стояла тишина, что нас не поднимали по тревоге, что ежеминутная угроза смерти ушла куда-то в небытие. Только по ночам нам все еще снились неприятельские атаки и свист горячего металла над головой. Впрочем, эти сны приходили к нам и много лет спустя...
9 мая, когда вся наша страна праздновала День Победы, у нас в дивизии тоже состоялось празднество. Мы провели парад, на котором присутствовал командир корпуса. Потом для офицеров организовали банкет.
- Ну, Василий Митрофанович, - обратился ко мне Семен Никифорович Переверткин, - сколько раз ты пригублял, а пить отказывался, говорил, что после победы выпьешь. Вот и настал твой черед. С победой!
И я, кажется, впервые за все эти четыре года выпил и первую, и вторую...
12 мая к вечеру мы вдруг получили приказ срочно выступить на северо-запад и расквартироваться в районе бывшей охотничьей дачи Геринга. Причиной этой передислокации послужило то, что район Берлина, в котором мы находились, по договору с союзниками становился оккупационной зоной англичан.
Начались спешные сборы. Тогда-то и сняли мы с купола рейхстага наше Знамя. Оно стало овеществленной частицей истории. И я с благоговением смотрел на боевой стяг.
В нескольких местах Знамя было пробито осколками, потемнело от пыли и копоти, алая краска поблекла от солнца и весеннего дождя.
Только теперь мы на его полотнище вывели: "150 стр. ордена Кутузова II ст. Идрицк. див.". В тот день мы еще не знали, что накануне Верховный Главнокомандующий подписал приказ, которым нашей дивизии присваивалось наименование Берлинской. Перед тем как отправлять Знамя на Парад Победы в Москву, к имевшейся на нем надписи было добавлено: "79 С.К. 3 У.А. 1 Б.Ф.". В окончательном виде, если не прибегать к сокращениям, это читалось так: "150-я стрелковая ордена Кутузова II степени Идрицкая дивизия 79-го стрелкового корпуса,, 3-й ударной армии, 1-го Белорусского фронта".
Ночью мы выступили в поход. Днем достигли маленького городка Гросшенебека. Отсюда до конечной цели нашего пути было совсем недалеко. Но мы решили остановиться здесь, чтобы произвести рекогносцировку в районе дачи Геринга и наметить места для расположения каждой части. Дача Геринга находилась в лесу. Собственно, это был не один какой-то дом, а целая группа великолепных, разного стиля вилл.
Солдаты разбили палатки меж деревьев. Начатая в Берлине боевая учеба продолжалась. Ну совсем как в лагерях где-нибудь в центре России. Но лес, напрочь очищенный от бурелома, шикарная вилла, спальня на втором этаже, некогда принадлежавшая госпоже Геринг, - все это ежеминутно возвращало к действительности. И теперь, когда война осталась позади, сердце все чаще сжимала неудержимая боль и тоска по дому.
29 мая в два часа ночи меня поднял с постели телефонный звонок. В трубке я услышал голос Федора Яковлевича Лисицына:
- Василий Митрофанович, поздравляю от души!
- С чем?
- С высоким званием Героя Советского Союза! Очень рад за вас.
- Спасибо, Федор Яковлевич, спасибо, большое спасибо... - отвечал я начальнику политотдела армии, не находя от волнения других, более выразительных слов.
Днем от поздравляющих не было отбоя. Особенно взволновало меня поздравление, полученное от Михаила Ивановича Калинина. Это приветствие из самой Москвы тронуло до слез. Трудно передать те чувства, которые испытал я, узнав о награждении высшим боевым отличием.
Вскоре мы проводили в Москву на Парад Победы Неустроева, Сьянова, Егорова и Кантарию. Вслед за ними выехал Зинченко. Ему тоже предстояло пройти по Красной площади. А мы тем временем перешли в небольшой городишко Ной-Руппин.
Как-то я сидел на крыльце возле штаба. Вдруг увидел, что ко мне через двор решительно направляется какая-то дама.
- Вас волен зи, фрау?.. - начал было я и осекся. Женщина засмеялась:
- Да какая же я фрау, товарищ генерал?
- Фу ты, Вера, а я было не признал тебя в платье! Ведь в первый же раз вижу тебя не в гимнастерке! Зачем пожаловала?
Да, это была Вера Кузнецова, штабная телефонистка, старательный и пунктуальный рядовой боец.
- Я к вам, товарищ генерал, по личному делу пришла, за советом.
- Ну, пошли в кабинет. Какая у тебя забота?
Сев в кресло, Вера засмущалась. Но потом, набравшись решимости, начала:
- Я ведь детдомовка. Родителей нет. Так что я к вам, как к отцу. Вот Вася Гук сделал мне предложение, замуж предлагает идти за него. А я ведь не очень хорошо его знаю. Получится ли с ним жизнь? Парень он вроде самостоятельный. А все же... В общем, как вы скажете, так я и поступлю!
- Знаешь, Верочка, напрасно ты так к этому тонкому делу упрощенно подходишь. "Как скажете!.." Да мало ли что я скажу? Ты прежде всего свое сердце спроси: если оно скажет "да", то и советов тебе никаких не надо. Гук ведь действительно хороший парень - серьезный, честный, за юбками не бегает. Если он тебе предложение сделал, значит, по-настоящему полюбил. Ну а если и у тебя к нему чувство есть, значит, счастливыми будете. Так что же твое сердце говорит: да или нет?
- Да, - тихо ответила Вера, покраснев.
- Тогда не забудьте на свадьбу пригласить! Свадьбу сыграли на славу первую послевоенную свадьбу в нашей дивизии. Я был на ней в роли посаженого отца невесты.
Состоялось в Ной-Руцпине и другое торжество: солдатам и офицерам дивизии вручали награды за последние бои в Берлине.
Еще стоя за столиком, на котором были разложены коробочки с орденами и медалями, я заприметил в строю старшину - молодого, крепенького, подтянутого. Это о таких говорят: как огурчик! Когда он подошел к столу принимать орден Красного Знамени, я обратил внимание на обилие наград на его груди. Там уже было два Красных Знамени, Красная Звезда и орден Отечественной войны.
- Как вы сумели заслужить столько наград, старшина? - поинтересовался я.
- А помните, товарищ генерал, кубанских казаков? В Латвии мы пришли, в один полк просились. Обещали вам воевать хорошо.
- Как же, помню. В роты автоматчиков вы попали.
- Вот и держали свое слово, товарищ генерал. Я три раза ранен был.
- А много вас осталось?