56439.fb2 И вохровцы и зэки - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 4

И вохровцы и зэки - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 4

3

Оказалось, что ему счастливым образом доступен любой вообразимый ракурс. И к чести его надо сказать, что он не злоупотребил этой возможностью и в подавляющем большинстве своих миниатюр широкому взгляду и общему плану предпочел репортаж из житейского пекла, где герой и слушатель — лицом к лицу.

А Парамонова, гляжу, в новом шарфике,А как увидела меня, вся стала красная.У них первый был вопрос — свободу Африке! —А потом уж про меня — в части «разное».Тут как про Гану — все в буфет за сардельками.Я и сам бы взял кило, да плохо с деньгами.А как вызвали меня, я свял от робости.А из зала мне: «Давай все подробности!»

Бессмысленная, нелепая, невозможная мешанина из убогих чувств, нищеты, демагогии, привычного вранья, подетального быта — какая-то фантасмагория тоски и глупости предстает нам из песен Александра Галича и смешит нас, но и волнует безумно, потому что все это узнаваемо, все — наша подлинная жизнь.

И тогда прямым путем в раздевалку яИ тете Паше говорю, мол, буду вечером.А она мне говорит: «С аморалкоюНам, товарищ дорогой, делать нечего.И племянница моя, Нина Caввовна,Она думает как раз то же самое.Она всю свою морковь нынче продалаИ домой по месту жительства отбыла».

Вот те на!

Что же такое произошло? А то и произошло, что явился человек с гитарой, достаточно одаренный и достаточно смелый, чтобы продемонстрировать нам полную свободу творчества — то, чего так и не смогла литература. Действительно, вот те на! И конечно, Галич — это радостное явление, но это еще и тревожный знак, свидетельство того, в чем мы боимся признаться.

Двадцать лет кружений вокруг иллюзорной свободы словно бы отцентрифугировали российскую словесность, разделив ее на дне отдельные фракции. И теперь, если правда — то нет искусства, в лучшем случае, что-то около, а если искусство — то нет правды, в лучшем случае — тишайшая ее половина. Мы, коночно, стараемся этого не замечать, мы так стосковались по любой подлинности, что за каждую мелочь благодарны автору: за бедность крестьянина, за пьянство рабочего, за плохое настроение интеллигента… А с другой стороны, таким редким явлением стал настоящий профессионализм, что, сталкиваясь с живым самостоятельным словом, мы неизменно приходим в восторг, даже если это слово так самостоятельно, что забыло, какому понятию принадлежало…

Галич выбрал узкий и «легкий» жанр, но в нем он добился предельного соответствия между словом и фактом. Мир его песен, игровой, гротескный, — это, конечно, не слепок с реальности, скорее — ее отображение на плоскость. Но здесь, на карикатурной плоскости, все движение происходит легко, и естественно, и узнаваемо в каждой, детали.

У жене мoeй спросите, у Даши,У сестре ее спросите, у Клавки:Ну ни капельки я не был поддавши,Разве только что маленько с поправки!…………………………………………………………..Только принял я грамм сто для почина,(Ну не более, чем сто, чтоб я помер!)Вижу — к дому подъезжает машина,И гляжу — на ней обкомовский номер!

Это типичное для Галича развитие действия: точно спародированный повседневный быт сталкивается с некоторым спущенным сверху условием («в ДК идет заутреня в защиту мира»), происходит неожиданный взрыв-скандал — и вот уже благополучный герой-работяга кроет с эстрады израильскую военщину от имени матери-одиночки. Причем Галич умеет прекрасно разрешать любые подобные ситуации.

Тут отвисла у меня прямо челюсть.Ведь бывают же такие промашки!Это сучий сын, пижон-порученецПерепутал в суматохе бумажки!И не знаю, продолжать или кончить.Вроде, в зале ни смешочков, ни вою…Первый тоже, вижу, рожи не корчит,А кивает мне cвой головою!

Изо всей этой массы житейских подробностей и привычных наших возлюбленных штампов, из этой чудовищной кучи-малы Галич, перемешав ее хорошенько, как фокусник, вытаскивает еще и мораль, тоже, разумеется, пародийную.

По площади по ТрубнойИдет oн, милый друг,И все ему доступно,Что видит он вокруг!Доступно кушать сластиИ газировку пить.Лишь при советской властиТакое может быть!