- Ваш сын... Ваш сын погиб. Погиб геройски, еще в первых числах августа в боях под селом Ивановское. Он похоронен со всеми воинскими почестями...
И я подробно рассказал отцу о его сыне-однополчанине, о том, как храбро вел он себя в бою, как ходил на "охоту" за фашистами. Сообщил число уничтоженных им гитлеровцев. Рассказал и о последнем, роковом для него бое.
Иван Андреевич слушал меня, слегка опустив голову, затем он резко выпрямился, в глазах его стояли слезы. Как можно деликатнее я напомнил ему, что в первых боях погиб не только один его сын...
- Не надо успокаивать меня, - упавшим голосом произнес отец Пьянкова. Я понимаю. В известной мере я был готов к этому. И все же надеялся на другое... Укажите, где он похоронен?
Эту просьбу не трудно было исполнить, потому что я принимал участие в захоронении Пьянкова.
- Как вам служится, и давно ли в батальоне? - спросил я Ивана Андреевича, стараясь перевести наш разговор на другое.
- Спасибо. Хорошо. В батальоне уже год. Моя должность не опасная. Я ведь в хозвзводе... - И тут Пьянков стал словно бы разговаривать сам с собой: - Как же так?.. Целый год я в батальоне сына и ничего не знал...
Это удивило меня. Действительно, странно. Служить в том же батальоне, где служил сын, и не знать о его судьбе! Это могло случиться только в силу того, что комбат и его заместитель по политчасти не рассказывают новому пополнению о героях своего батальона, о тех, кто заложил "первый камень" в боевые традиции дивизии.
- Оплошка произошла, - признался Кругман, когда я высказал ему эту мысль.
Взяв себя в руки, Пьянков-старший обратился ко мне с просьбой:
- Переведите меня в ту роту, где служил сын. С этой ротой я пойду в бой. У меня есть опыт. Я ведь участник гражданской. Бил белогвардейцев, боролся с интервенцией. Пусть вас не смущает ни мой возраст, ни то, что левая рука моя с дефектом. Это след старого ранения. На "Пролетарской Победе " № 1 я работал слесарем. Рука не мешала. Не помешает и в бою. Знаю пулемет. Могу освоить и миномет.
Просьбу И. А. Пьянкова удовлетворили в тот же день: он был переведен минометчиком во взвод, которым когда-то командовал его сын.
"Душевная боль не сломила Пьянкова, - думал я, уходя из батальона. Видать, это человек сильной воли и закалки. А переход в роту, которая готовится к бою, - свидетельство решительности и храбрости. Такие люди, как сын и отец Пьянковы, - гордость нашего народа. И они достойны того, чтобы бойцы знали о них".
Случай этот натолкнул политотдел на мысль составить краткий очерк истории дивизии и систематически знакомить с ним новое пополнение. С той поры прибывавшим в дивизию рассказывали о первых ее героях, о ее боевом пути. А работники дивизионной газеты "За победу" Валентин Мольво и Иосиф Альбац подготовили и размножили типографским способом карманный "Боевой календарь дивизии".
5
Готовясь к наступлению, дивизия в то же время несла оборону в районе Красного Бора, изредка вступая в бои с противником. Это было полезно молодым бойцам, которыми пополнялись стрелковые полки. Среди новичков были юноши и из республик Средней Азии. Их надо было обстрелять. И тут не обошлось без ЧП...
Второй батальон 103-го стрелкового полка проводил разведку боем. В ней участвовали и бойцы Олиев, Худайназаров, Худайберджиев, Сандов и Разымуратов. Им удалось занять вражеский дзот, и, чтобы обезопасить себя, они забаррикадировали проходы в траншеях и ходы сообщения спиралью Бруно.
В горячке схватки с противником Олиев и его товарищи не расслышали команды к отходу. А когда спохватились, было поздно. Бойцы, взволнованные таким оборотом событий, обратились к ефрейтору Олиеву, старшему по возрасту:
- Принимай команду на себя...
И Олиев начал с того, что взял от каждого из своих товарищей клятву: "Не отступать, биться до последнего!"
Не теряя времени, он тщательно осмотрел занятую позицию, организовал оборону с таким расчетом, чтобы подступы к их дзоту простреливались со всех сторон. Каждому бойцу определил место, откуда тот должен был стрелять, метать гранаты, а сам лег за пулемет. Благо боеприпасов от противника досталось столько, что их хватило бы на несколько суток.
Стемнело. И тут гитлеровцы, решившие ликвидировать группу советских воинов, открыли стрельбу, перемежая ее криками: "Рус, рус, капут!", "Бросай оружие!"
Новички не растерялись. В сторону врага полетели гранаты, завязалась ожесточенная схватка. Воины прижали фашистов к земле, и те поползли назад, бросив своих убитых товарищей.
Победа! Пусть небольшая, но она окрылила молодых бойцов.
Они ждали новой атаки. Поздней ночью гитлеровцы дважды предприняли попытки уничтожить группу Олиева, но снова встретили решительный отпор.
А на переднем крае 103-го полка ночную стрельбу восприняли как перестрелку фашистов между своими. Такое на фронте случалось.
И в следующую ночь перестрелке группы Олиева в траншеях противника снова не придали значения, как и в третью, четвертую... пятую ночь. Наконец, командиру дивизии доложили о загадочной стрельбе, и были приняты меры по выяснению обстоятельств.
Не трудно представить удивление наших разведчиков, когда в тылу врага они обнаружили группу наших воинов, которые вели бой с гитлеровцами. Одному из разведчиков удалось проникнуть в дзот, из которого Олиев вел огонь, и передать тому приказ покинуть дзот.
- Нам дал приказ не отступать большой начальник, - с достоинством сказал ефрейтор Олиев. - Пока он сам не отменит его, мы отсюда не уйдем. Не хотим, чтобы нас считали трусами...
Комдив высоко оценил ответ и тут же вызвал командира батальона, приказав ему прибыть в группу Олиева. С комбатом отправился и начальник дивизионной разведки Гамильтон. Вдвоем по осенним лужам и липкой глине ползли они к переднему краю противника. Добрались до дзота глубокой ночью.
Теперь приказ отойти на свои позиции был выполнен Олиевым беспрекословно. Группа молодых казахов возвратилась в часть с богатыми трофеями. Были доставлены документы убитых гитлеровцев, пулемет, несколько автоматов. Перед уходом бойцы заложили тол в фашистский дзот и взорвали его.
Группу смельчаков встретили в дивизии как героев. Накормили, отправили в баню и дали выспаться. Потом в торжественной обстановке всем были вручены награды. Олиеву прикрепили к гимнастерке орден Красной Звезды, а его отважным землякам - медали "За отвагу". Тут же огласили приказ комдива о присвоении Олиеву звания старшего сержанта.
Весть о мужественном поступке пяти казахских воинов облетела все подразделения дивизии. Им была посвящена специальная политинформация.
6
В зале Дома офицеров на Литейном, что называется, яблоку негде упасть: здесь собрались политработники армии и флота.
Когда на сцене появились партийные и военные руководители во главе с Кузнецовым и Говоровым, собравшиеся встали и приветствовали их долгими аплодисментами. Этот ритуал был не только данью установившейся традиции. Он отражал ту атмосферу приподнятости, которая царила в те дни в Ленинграде.
С обзором военных событий на Ленинградском фронте выступил командующий фронтом генерал армии Л. А. Говоров. Говорил он обстоятельно. Сообщил много такого, что далеко не всем нам было известно. Мы с П. К. Булычевым, представлявшие в Доме офицера нашу дивизию, узнали, что гитлеровское командование все еще не отказалось от мысли захватить Ленинград. Армия, окружавшая наш город, получила пополнение в количестве шестидесяти тысяч солдат и офицеров. Особую ставку делали враги на Мгу - небольшую железнодорожную станцию Северной железной дороги, называя ее "замком Ленинграда", поскольку в 1941 году они именно здесь прорвались к Ладожскому озеру.
После прорыва блокады гитлеровцы усиленно укрепляли свою оборонительную позицию, получившую название "Северный вал". Только первый пояс неприятельских траншей состоял из восьми линий, расположенных друг от друга на расстоянии двухсот - двухсот пятидесяти метров. Словно змеиные кольца опоясывали они Ленинград. На каждый километр фронта приходилось по десять-двенадцать дзотов, бронеколпаков, железобетонных дотов. Только в районе Красного Села и Пушкина враг сосредоточил триста двадцать орудий дальнобойной артиллерии. (Калибром от ста семидесяти до трехсот пяти миллиметров.)
Как и прежде, серьезную угрозу представляла для нас группа войск противника "Карельский перешеек". К тому времени фашистские войска под Ленинградом возглавлял гитлеровский приспешник генерал Линдеман, отличившийся разбойничьими действиями в Бельгии и Македонии. Это по его указанию был разобран на части для отправки в Германию памятник Тысячелетия России в Новгороде. Имя Линдемана немцы присвоили Гатчине.
Самоуверенный генерал издал приказ "о подавлении Ленинграда".
- Но этому не бывать! - под гром аплодисментов заявил командующий Ленинградским фронтом. - Недалек тот день, когда мы сокрушим гитлеровскую оборону. Для этого у нас теперь достаточно сил.
Докладчик отметил слабые стороны обороны противника под Ленинградом.
- Конфигурация фронта, - Л. А. Говоров взял со стола указку и. подошел к карте, - создала выгодное оперативное положение для наших войск.
Указка командующего задержалась на Ораниенбаумском пятачке, откуда можно было отрезать фашистские войска в районе Стрельны и Урицка, остановилась на отметке "Пулковские высоты".
- Нашему будущему успеху, в котором мы не сомневаемся, способствуют победы под Курском, Орлом, Белгородом и Харьковом, - продолжал Л. А. Говоров. - Теперь для всех очевидно, что гитлеровская Германия стоит накануне катастрофы, и эту катастрофу мы, воины Ленинграда, должны ускорить.
Заключительная часть доклада командующего фронтом была посвящена задачам политработников.
- Да, собрали нас не случайно, - заметил Булычев, когда мы вышли на Литейный и пешком направились к Невскому проспекту. - Больше нам сидеть в городских квартирах не придется.
- И откуда у тебя такая осведомленность?
- Надо было лучше слушать командующего.