Патрик Зюскинд: «Парфюмер. История одного убийцы»
Патрик Зюскинд
Парфюмер. История одного убийцы
««Парфюмер. История одного убийцы»»:
«Азбука-Классика»; Санкт-Петербург; 2002;
Перевод: Э. В. Венгерова
Патрик Зюскинд: «Парфюмер. История одного убийцы»
2
Аннотация
Это «Парфюмер». Культовый роман, который не нуждается в представлении. Опубликованный
впервые в Швейцарии в 1985 году, он сразу завоевал бешеную популярность и продолжает занимать
прочное место в первой десятке мировых бестселлеров до сих пор. Сегодня его автор – Патрик Зюскинд
– настоящая звезда интеллектуальной моды, один из лидеров художественного истэблишмента Старого и Нового Света. За последнее время такого стремительного взлета не знал ни один литератор,пишущий на немецком языке.
Патрик Зюскинд: «Парфюмер. История одного убийцы»
3
Патрик Зюскинд
Парфюмер. История одного убийцы
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1
В восемнадцатом столетии во Франции жил человек, принадлежавший к самым гениальным и самым отвратительным фигурам этой эпохи, столь богатой гениальными и отвратитель-ными фигурами. О нем и пойдет речь. Его звали Жан-Батист Гренуй, и если это имя, в отличие
от других гениальных чудовищ вроде де Сада, Сен-Жюста, Фуше, Бонапарта и т.д., ныне преда-но забвению, то отнюдь не потому, что Гренуй уступал знаменитым исчадиям тьмы в высоко-мерии, презрении к людям, аморальности, короче, в безбожии, но потому, что его гениальность и
его феноменальное тщеславие ограничивалось сферой, не оставляющей следов в истории, – летучим царством запахов.
В городах того времени стояла вонь, почти невообразимая для нас, современных людей.
Улицы воняли навозом, дворы воняли мочой, лестницы воняли гнилым деревом и крысиным
пометом, кухни – скверным углем и бараньим салом; непроветренные гостиные воняли слежав-шейся пылью, спальни – грязными простынями, влажными перинами и остро-сладкими испарениями ночных горшков. Из каминов несло верой, из дубилен – едкими щелочами, со скотобоен –
выпущенной кровью. Люди воняли потом и нестираным платьем; изо рта у них пахло сгнивши-ми зубами, из животов – луковым соком, а из тела, когда они старели, начинали пахнуть старым
сыром, и кислым молоком, и болезненными опухолями. Воняли реки, воняли площади, воняли
церкви, воняло под мостами и во дворцах. Воняли крестьяне и священники, подмастерья и жены
мастеров, воняло все дворянское сословие, вонял даже сам король – он вонял, как хищный зверь, а королева – как старая коза, зимой и летом. Ибо в восемнадцатом столетии еще не была постав-лена преграда разлагающей активности бактерий, а потому всякая человеческая деятельность, как созидательная, так и разрушительная, всякое проявление зарождающейся или погибающей
жизни сопровождалось вонью.
И разумеется, в Париже стояла самая большая вонь, ибо Париж был самым большим городом Франции. А в самом Париже было такое место между улицами О-Фер и Ферронри под
названием Кладбище невинных, где стояла совсем уж адская вонь. Восемьсот лет подряд сюда
доставляли покойников из Отель-Дьѐ и близлежащих приходов, восемьсот лет подряд сюда на
тачках дюжинами свозили трупы и вываливали в длинные ямы, восемьсот лет подряд их укладывали слоями, скелетик к скелетику, в семейные склепы и братские могилы. И лишь позже, накануне Французской революции, после того как некоторые из могил угрожающе обвалились и
вонь переполненного кладбища побудила жителей предместья не только к протестам, но и к
настоящим бунтам, кладбище было наконец закрыто и разорено, миллионы костей и черепов
сброшены в катакомбы Монмартра, а на этом месте сооружен рынок. И вот здесь, в самом во-нючем месте всего королевства, 17 июля 1738 года был произведен на свет Жан-Батист Гренуй.
Это произошло в один из самых жарких дней года. Жара как свинец лежала над кладбищем, вы-давливая в соседние переулки чад разложения, пропахший смесью гнилых арбузов и жженого
рога. Мать Гренуя, когда начались схватки, стояла у рыбной лавки на улице О-Фер и чистила
белянок, которых перед этим вынула из ведра. Рыба, якобы только утром выуженная из Сены, воняла уже так сильно, что ее запах перекрывал запах трупов. Однако мать Гренуя не воспринимала ни рыбного, ни трупного запаха, так как ее обоняние было в высшей степени нечувстви-тельно к запахам, а кроме того, у нее болело нутро, и боль убивала всякую чувствительность к
раздражителям извне. Ей хотелось одного – чтобы эта боль прекратилась и омерзительные роды
как можно быстрее остались позади. Рожала она в пятый раз. Со всеми предыдущими она спра-вилась здесь у рыбной лавки, все дети родились мертвыми или полумертвыми, ибо кровавая
плоть вылезшая тогда из нее, не намного отличалась от рыбных потрохов, уже лежавших перед
ней, да и жила не намного дольше, и вечером все вместе сгребали лопатой и увозили на тачке к
кладбищу или вниз к реке. Так должно было произойти и сегодня, и мать Гренуя, которая была
еще молодой женщиной (ей как раз исполнилось двадцать пять), и еще довольно миловидной, и
Патрик Зюскинд: «Парфюмер. История одного убийцы»
4