Но еще неприличнее, если тебя поймают с поличным, а потому Шенье не должен ничего знать, ибо Шенье любит болтать лишнее.
Ах, как это дурно, что порядочный человек должен так изворачиваться! Как тяжело жерт-вовать самым драгоценным, что имеешь – столь жалким образом пятнать собственную честь. Но
что же делать? Как ни крути, а граф Верамон такой клиент, которого ни в коем случае нельзя
терять. Кроме графа, и клиентов-то почти не осталось. Снова приходится бегать за заказчиками, как в начале двадцатых годов, когда он только начинал свою карьеру, таскаясь с лотком по улицам. Богу известно, что он, Джузеппе Бальдини, владелец самой большой и удачнее всех расположенной парфюмерной лавки в Париже, финансово возвратился на круги своя, посещая клиентов на дому с чемоданчиком в руках. А это ему совсем не нравилось: ведь ему было уже за
шестьдесят и он терпеть не мог ждать в холодных прихожих и расхваливать перед старыми
маркизами туалетную воду, настоянную на тысячелистнике, уксус «Четыре разбойника» или
мазь от мигреней. Кроме того, в прихожих царила совершенно омерзительная конкуренция.
Например, этот выскочка Бурэ с улицы Дофина, утверждавший, что у него самый большой выбор помад в Европе; или Кальто с улицы Моконсей, пролезший в личные поставщики графини
д'Артуа; или вот совершенно непредсказуемый Антуан Пелисье с улицы Сент-Андре-дез-Ар, каждый сезон вводивший в моду новые духи, от которых весь свет сходил с ума.
Такие духи от Пелисье могли повергнуть в хаос весь рынок. Если в каком-то сезоне в моду
входила венгерская мода и Бальдини соответственно запасался лавандой, бергамотом и розма-рином, – Пелисье выступал с «Истомой», сверхнасыщенным мускусным ароматом. Всех вдруг
охватывало зверское желание пахнуть, и Бальдини ничего не оставалось, как перерабатывать
свой розмарин на воду для мытья головы и зашивать лаванду в нюхательные мешочки. Зато когда на следующий год он заказывал соответственное количество мускуса, цибетина и касторе-ума, Пелисье ни с того ни с сего сочинял духи под названием «Лесной цветок», и они мгновенно
завоевывали успех. Ценой долгих ночных опытов или подкупая за бешеные деньги шпионов, Бальдини наконец выяснял, из чего состоит «Лесной цветок», – а Пелисье уже снова козырял
«Турецкими ночами», или «Лиссабонским ароматом», или «Букетом королевского двора», или
черт знает чем еще. Во всяком случае, этот человек со своей необузданной изобретательностью
представлял опасность для всего ремесла. Как тут было не пожалеть, что суровые времена цехо-вого права ушли в прошлое. К такому наглому выскочке, к такому рвачу, наживающемуся на
инфляции запахов, стоило бы применить самые драконовские меры. Отнять бы у него патент, запретить соваться в парфюмерное дело… и вообще, пусть этот мошенник сперва кое-чему
научится! Ведь он же не был обученным парфюмером и перчаточником, этот Пелисье! Его отец
был не кем иным, как цедильщиком уксуса, и Пелисье был цедильщиком уксуса, никем иным. И
просто потому, что цедильщики уксуса имеют право доступа к спиртным продуктам, ему удалось втереться в круг истинных парфюмеров, и теперь он бесчинствует там, как вонючий хорек.
Зачем, скажите, каждый сезон вводить в моду новые духи? Какая в этом надобность? Раньше
публика вполне довольствовалась фиалковой водой и простыми цветочными смесями, которые
разве что слегка изменялись раз в десять лет. Тысячелетиями люди обходились ладаном и миррой, несколькими бальзамами, маслами и сушеными пряностями. И даже после того, как они
научились с помощью коль и перегонных кубов получать дистиллированную воду, с помощью
водяного пара отбирать у трав, цветов и различных сортов древесины их благоухающую суть в
виде эфирного масла, с помощью дубовых прессов выжимать ее из семян, и косточек, и кожуры
фруктов или с помощью тщательно профильтрованных жиров извлекать ее из цветочных лепестков, число запахов было еще ограниченным. В те времена такой тип, как Пелисье, вообще не
мог бы возникнуть: ведь в те времена даже для изготовления простой помады требовались спо-
Патрик Зюскинд: «Парфюмер. История одного убийцы»
24
собности, о которых этот уксусник не смел бы мечтать. Нужно было не только уметь дистиллировать, нужно было быть изготовителем мазей и аптекарем, алхимиком и ремесленником, тор-говцем, гуманистом и садовником одновременно. Нужно было уметь отличить жир бараньей
почки от телячьего жира, а фиалку «виктория» от пармской фиалки. Нужно было знать, когда
созревают гелиотропы и когда цветет пеларгония и что цветок жасмина с восходом солнца теряет свой аромат. Об этих вещах субъект вроде Пелисье, разумеется, не имел понятия. Вероятно, он никогда еще не уезжал из Парижа, никогда еще в жизни не видел цветущего жасмина. Ему и
во сне не снилось, какая нужна гигантская черная работа, чтобы из ста тысяч жасминовых лепестков извлечь маленький комочек конкреции или несколько капель чистой эссенции. Вероятно, он знал только ее, знал жасмин только в виде концентрированной темно-коричневой жидкости в маленьком флаконе, стоявшем у него в несгораемом шкафу рядом со многими другими
флакончиками, из которых он смешивал свои модные духи. Нет, в добрые старые времена, когда
уважали ремесло, такой хлыщ, как этот Пелисье, не посмел бы соваться в парфюмеры. У него
для этого нет никаких данных: ни характера, ни образования, ни скромности, ни понятия о це-ховой субординации. Всеми своими успехами он обязан исключительно открытию, сделанному
двести лет назад гениальным Маурицио Франжипани – кстати, итальянцем! – и состоявшему в
том, что ароматические вещества растворимы в винном спирте. Смешав свои пахучие порошки с
алкоголем и перенеся тем самым их запах на летучую жидкость, он освободил запах от материи, одухотворил его, изобрел запах как чистый запах, короче: создал духи. Какое великое деяние!
Какой эпохальный подвиг! Его действительно можно сравнить только с величайшими достиже-ниями человеческого рода, с изобретением письма ассирийцами, с евклидовой геометрией, с
идеями Платона и превращением винограда в вино греками. Поистине, прометеев подвиг! Но
поскольку все великие подвиги духа отбрасывают не только свет, но и тени и приносят челове-честву наряду с благодеяниями также и горести и печали, поскольку великолепное открытие
Франжипани имело, к сожалению, дурные последствия. Ибо с тех пор, как люди научились за-чаровывать дух цветов и трав, деревьев, смол и секреций животных и удерживать его в закрытых
флаконах, искусство ароматизации постепенно ускользало от немногих универсально владевших
ремеслом мастеров и открылось шарлатанам, которые только и умели что держать нос по ветру –
вроде этого вонючего хорька Пелисье. Не заботясь о том, как и когда возникло волшебное содержимое его флаконов, он может теперь просто исполнять капризы своего обоняния и смешивать все, что вдруг взбредет на ум ему или публике.
Этот ублюдок Пелисье в свои тридцать пять лет наверняка уже нажил большее состояние, чем он, Бальдини, накопил, наконец, благодаря тяжелому упорному труду трех поколений. И