раз
пробормотал
про
себя
слово
«стиракс»:
«сти-
ракс-стиракс-стиракс-стиракс-стиракс»…
Бальдини поднес свечу к этому человекоподобному существу, бормотавшему «стиракс», и
подумал: либо он одержимый, либо мошенник и шут гороховый, либо природный талант. Ибо
вполне возможно и даже вероятно, что названные им вещества в правильном сочетании могли
составить духи «Амур и Психея». Розовое масло, гвоздика и стиракс – эти-то три компонента он
так отчаянно искал сегодня целый день; остальные части композиции – ему казалось, что он их
тоже угадал, – сочетались с ними как сегменты прелестного круглого торта. Оставалось только
выяснить, в каком точном отношении друг к другу следовало их сочетать. Чтобы выяснить это, ему, Бальдини, пришлось бы экспериментировать несколько дней кряду – ужасная работа, пожалуй, еще хуже, чем простая идентификация частей, ведь надо было измерять, и взвешивать, и
записывать, и при этом быть дьявольски внимательным, ибо малейшая неосторожность – дро-жание пипетки, ошибка в счете капель – могла все погубить. А каждый неудавшийся опыт обходился чудовищно дорого. Каждая испорченная смесь стоила небольшое состояние.. Ему захотелось испытать маленького человека, захотелось спросить его о точной формуле «Амура и
Психеи». Если он знает ее с точностью до грамма и до капли – тогда он явно мошенник, который
каким-то образом выманил рецепт у Пелисье, чтобы втереться в доверие и получить место у
Бальдини. Но если он разгадает ее приблизительно, значит, он гений обоняния и как таковой за-служивает профессионального интереса Бальдини. Не то чтобы Бальдини ставил под вопрос
принятое им решение удалиться от дел! Даже если этот парень раздобудет их целые литры, Бальдини и не подумает ароматизировать ими лайку графа Верамона, но… Но не для того же
человек становится на всю жизнь парфюмером, не для того же он целую жизнь занимается со-ставлением запахов, чтобы в один момент потерять всю свою профессиональную страсть! Теперь его интересовала формула проклятых духов, и более того, он желал исследовать талант
странного мальчика, который прочел запах с его лба. Он желал знать, что за этим скрывается.
Простая любознательность, не больше.
– У тебя, кажется, тонкий нюх, юноша, – сказал он после того, как Гренуй прекратил свое
кряхтение. Он вернулся назад в мастерскую, чтобы осторожно поставить подсвечник на рабочий
стол.
– У меня лучший нюх в Париже, мэтр Бальдини, – зашепелявил Гренуй. – Я знаю все запахи на свете, все, какие есть в Париже, только не знаю некоторых названий, но я могу их выучить, все названия, их немного, всего несколько тысяч, я их все выучу, я никогда не забуду названия
этого бальзама, стиракс, бальзам называется стиракс, стиракс…
– Замолчи! – закричал Бальдини. – Не перебивай, когда я говорю! Ты дерзок и самонадеян.
Ни один человек не знает тысячи запахов по названиям. Даже я не знаю тысячи названий, а всего
несколько сотен, ибо в нашем ремесле их не больше, чем несколько сотен, все прочее не запах,
Патрик Зюскинд: «Парфюмер. История одного убийцы»
32
вонь!
Гренуй, который во время неожиданной вспышки собственного красноречия почти рас-прямился физически и в возбуждении даже в какой-то момент замахал руками, описывая в воздухе круги, чтобы показать, как он знает «все, все», услышав отповедь Бальдини, мгновенно
сник, обернулся маленьким черным лягушонком и неподвижно застыл на пороге, скрывая нетерпение.
– Я, – продолжал Бальдини, – разумеется, давно понял, что «Амур и Психея» состоят из
стиракса, розового масла и гвоздики, а также бергамота и розмаринового экстракта et cetera.
Чтобы установить это, нужно, как говорится, иметь довольно тонкий нюх, и вполне может быть, что Бог дал тебе довольно тонкий нюх, как и многим, многим другим людям – особенно в твоем
возрасте. Однако парфюмеру, – и тут он поднял вверх палец и выпятил грудь, – однако парфюмеру мало иметь просто тонкий нюх. Ему необходим обученный за многие десятилетия, непод-купно работающий орган обоняния, позволяющий уверенно разгадывать даже самые сложные
запахи – их состав и пропорции, а также создавать новые, неизвестные смеси ароматов. Такой
нос, – и он постучал пальцем по своему, – так просто не дается, молодой человек! Такой нос за-рабатывают прилежанием и терпением. Или ты смог бы прямо так с ходу назвать точную формулу «Амура и Психеи»? Ну, смог бы?
Гренуй не отвечал.
– Может быть, ты скажешь ее мне хотя бы приблизительно? – сказал Бальдини и слегка
наклонился вперед, чтобы лучше рассмотреть притаившегося в дверях лягушонка. –Хотя бы
примерно в общем виде? Ну? А еще лучший нос в Париже!
Но Гренуй молчал.
– Вот видишь, – промолвил Бальдини в равной мере удовлетворенно и разочарованно. –Ты
не знаешь. Конечно, не знаешь. Откуда тебе знать. Ты из тех, кто за едой определяет, есть ли в