разыскивал квартал дубильщиков. Потом, выходя из среды зловония и наводя справки о других
местах в городе, он уже не чувствовал себя чужаком.
Весь день, от полудня до вечера, он шнырял по городу. Город был невероятно грязным, несмотря или скорее благодаря большому количеству воды, которая струилась из дюжины ис-точников и фонтанов, ворковала в неухоженных ручьях и сточных канавах и подмывала или
наводняла илом переулки. Дома в некоторых кварталах стояли так тесно, что для проходов и
лестничек оставалось место всего в локоть шириной и пробиравшиеся по грязи прохожие тесно
прижимались друг к другу, если им нужно было обогнать идущего впереди. И даже на площадях
и на немногих широких улицах кареты едва могли разминуться. И, однако, при всей грязи, при
всей скученности и тесноте город распирала предприимчивость ремесленников. Совершая свой
обход, Гренуй насчитал не менее семи мыловарен, дюжину парфюмерных и перчаточных ателье, бесчисленное множество мелких мастерских по изготовлению дистиллятов, помад и специй и, наконец, около семи оптовых лавок, где торговали ароматическими изделиями.
Во всяком случае, тут имелись торговцы, владевшие настоящими крупными конторами по
продаже ароматических веществ. По их домам это часто не было заметно. Выходящие на улицу
фасады выглядели по буржуазному скромно. Но то, что лежало за фасадами – на складах, в кладовых и в огромных подвалах – бочонки с маслом, штабели душистого лавандового мыла, бал-лоны с цветочными эссенциями, вина, настойки, рулоны пахучих кож, мешки, и сундуки, и
ящики, полные пряностей… – Гренуй улавливал их запахи во всех подробностях сквозь самые
толстые стены – было богатством, какого не имели и князья. А когда он принюхивался сильнее, сквозь выходящие на улицу прозаические торговые и складские помещения, он обнаруживал, что на задней стороне этих непритязательных буржуазных домов находились строения самого
роскошного типа. Вокруг маленьких, но очаровательных садов, где росли олеандры и пальмы и
где плескались фонтаны, окруженные клумбами, располагались выстроенные «покоем», открытым на южную сторону, жилые флигели усадеб; залитые солнцем, обтянутые шелковыми обоями
спальни в верхних этажах, великолепные гостиные с панелями из экзотических сортов дерева в
нижнем этаже и столовые, иногда пристроенные в виде террас, выходящих в сад; здесь в самом
деле, как рассказывал Бальдини, ели с фарфоровых тарелок, пользуясь золотыми вилками, и ножами, и ложками. Господа, которые жили за этими скромными кулисами, пахли золотом и властью, тяжелым надежным богатством, и они пахли всем этим сильнее, чем все в этом роде, что
до сих пор обонял Гренуй во время своего путешествия по провинции.
Перед одним из таких закамуфлированных палаццо он простоял довольно долго. Дом
Патрик Зюскинд: «Парфюмер. История одного убийцы»
68
находился в начале улицы Друат – главной улицы, пересекавшей город по всей длине с запада на
восток. На вид в нем не было ничего особенного, разве что с фасада он казался шире и солиднее, чем соседние здания, но вовсе не импозантнее. Перед воротами стояла телега с бочками; ее раз-гружали, скатывая бочки по приставной широкой доске. Вторая телега ожидала своей очереди.
Какой-то человек с бумагами вошел в контору, потом вышел из нее с другим человеком, и оба
исчезли в арке ворот. Гренуй стоял на противоположной стороне улицы и наблюдал за этой суе-той. То, что там происходило, его не интересовало. И все-таки он не уходил. Что-то удерживало
его на месте.
Он закрыл глаза и сконцентрировался на запахах, долетавших до него от здания. Тут были
запахи бочек уксуса и вина, потом сотни тяжелых запахов склада, потом запахи богатства, про-никавшие сквозь стены, как испарина золотого пота, и, наконец, запахи сада, по-видимому, рас-положенного с другой стороны дома. Было нелегко уловить эти нежные запахи сада, потому что
они лишь тонкими полосками перетекали через крышу дома вниз на улицу. Гренуй учуял маг-нолию, гиацинты, шелковницу и рододендрон… – но, казалось, там было еще что-то, какое-то
убийственно прекрасное благоухание. Он никогда в жизни – или нет, лишь один-единственный
раз в жизни воспринимал обонянием столь изысканный аромат. Его потянуло приблизиться.
Он подумал, нельзя ли попытаться проникнуть в усадьбу просто через арку ворот. Но там
столько людей занималось разгрузкой и проверкой бочек, что он наверняка привлек бы к себе
внимание. Он решил вернуться назад по улице, чтобы найти проулок или проход, который вел
бы вдоль поперечной стороны дома. остановился у городских ворот в начале улицы Друат. Он
пересек ее, взял круто влево и вдоль городской стены стал спускаться вниз. Еще немного – и он
учуял запах сада, сначала слабый, смешанный с воздухом полей, потом все более сильный.
Наконец он понял, сад, примыкавший к городской стене, находится совсем близко, прямо перед
ним. Слегка отступив назад, он мог видеть верхние ветки деревьев, росших за стеной.
Он снова закрыл глаза. На него обрушились ароматы этого сада, прочерченные отчетливо и
ясно, как цветные ленты радуги. И тот, драгоценный, тот, к которому его влекло, был среди них.
Гренуй почувствовал жар блаженства и похолодел от ужаса. Кровь бросилась ему в голову, как
пойманному мошеннику, и отхлынула в середину тела, и снова поднялась, и снова отхлынула, и
он ничего не мог с этим поделать. Слишком внезапной была эта атака запаха. На один миг – на
мгновение одного вдоха, на целую вечность – ему показалось, чт время удвоилось или, напротив, исчезло, ибо он перестал понимать, было ли теперь – теперь и здесь – здесь или теперь было –
тогда, а здесь – там, то есть на улице Марэ, в Париже, в сентябре 1753 года: аромат, струившийся
из сада был ароматом рыжеволосой девушки, которую он тогда умертвил. То, что он снова