Алоизу, ткачи – святому Криспину, садовники – святому Антонию, парфюмеры – святому
Иосифу. И они брали с собой своих жен и дочерей, вместе с ними молились, ели и спали в церкви, не выходя из нее даже днем, уверенные что обезопасить себя от чудовища (если вообще была
еще какая-то безопасность!) они смогут только под защитой отчаявшейся общины прихожан и
перед ликом Мадонны.
Другие, более сообразительные головы, сплачивались, поскольку церковь уже один раз
оказалась бессильной, в оккультные группы, нанимали за большие деньги хорошо зарекомендо-вавшую себя ведьму из Гурдона, заползали в какой-нибудь из многочисленных гротов грасского
подземелья и служили черные мессы, чтобы показать нечистому, что согласны ему поклоняться.
Некоторые почтенные буржуа и образованные дворяне делали ставку на научные методы – маг-нетизировали свои дома, гипнотизировали своих дочерей, образовывали флюидальные тайные
кружки в своих салонах и пытались путем совместной передачи мыслей на расстояние телепа-тически изгнать дух убийцы.
Церковные коллеги устраивали покаянные процессии из Граса в Ла Напуль и обратно.
Монахи пяти монастырей города ввели круглосуточные богослужения с пением псалмов, так что
то на одном, то на другом конце города слышались беспрерывные причитания – днем и ночью.
Почти никто не работал.
Таким образом все население Граса пребывало в лихорадочном бездействии, почти с не-терпением ожидая следующего убийства. В том, что оно предстояло, не сомневался никто. И
втайне каждый желал поскорее услышать жуткую новость в единственной надежде, что она
коснется не его, а кого-то другого.
Однако власти в городе, округе и провинции на этот раз не заразились истерическим
настроением народа. Впервые с тех пор, как Убийца Девушек заявил о себе, началось планомер-ное и разветвленное сотрудничество городских властей Граса, Драгиньяна и Тулона на уровне
магистратов, полиции, Интенданта, парламента и морского флота.
Причиной такой солидарности сильных мира сего было, с одной стороны, опасение всеоб-щего народного восстания, с другой же стороны, тот факт, что с момента убийства Лауры Риши
появились отправные точки, позволявшие наконец начать систематическое преследование
убийцы. Убийцу видели. Речь несомненно шла о том подозрительном подмастерье дубильщика, который в роковую ночь находился на конюшне постоялого двора в Ла Напули, а наутро бес-следно исчез. Хозяин, конюх и Риши согласно свидетельствовали, что это был невзрачный, ма-лорослый человек в коричневатой куртке с холщовым заплечным мешком. Хотя в остальном
показания этих трех свидетелей были странно расплывчатыми и они не смогли описать, например, черты лица, цвет волос или речь этого человека, хозяин постоялого двора все же припом-
Патрик Зюскинд: «Парфюмер. История одного убийцы»
90
нил, что, если он не ошибается, в повадке и походке незнакомца обращало на себя внимание
что-то неуклюжее, словно у него была когда-то сломана голень или изуродована ступня.
Снабженные этими приметами, два верховых отряда береговой охраны примерно в полдень того же дня, когда произошло убийство, начали преследование в направлении на Марсель –
один вдоль побережья, другой – по дороге в глубь провинции. Ближайшие окрестности Ла
Напули было приказано прочесать добровольцам. Двое уполномоченных грасского суда отправились в Ниццу, чтобы там навести справки о подмастерье дубильщика. Во Фрежю, в Канне и
Антибе подверглись допросу все выходящие в море суда, все дороги в Савой были перекрыты, у
путешественников требовали документы, удостоверяющие личность. Гончий лист с описанием
преступника вручался всем, кто умел читать, у всех городских ворот Граса, Ванса, Гурдона и у
церковных дверей в деревнях. Трижды в день его зачитывали на площадях глашатаи. Правда, упоминание о хромоте усиливало подозрение, что преступником был сам дьявол, и скорее сеяло
панику, чем помогало сбору достоверных сведений.
Лишь после того, как председатель грасского суда от имени Риши пообещал за сведения о
преступнике не менее двухсот ливров вознаграждения, в Грасе, Опио и Гурдоне было задержано
по доносам несколько подмастерьев, из коих один в самом деле имел несчастье быть хромоно-гим. Его уже собирались, несмотря на подтвержденное многими свидетелями алиби, подвергнуть пыткам, но тут, на десятый день после убийства, в мэрию обратился один человек из городской стражи и сделал судьям следующее заявление: в полдень того самого дня, когда он, Габриэль Тальяско, капитан стражи, как обычно нес службу у заставы Дю-Кур, к нему обратился
некий субъект, который, как ему теперь кажется, вроде бы отвечает описанию примет в гончем
листе; субъект этот несколько раз настойчиво спрашивал, по какой дороге уехал из города утром
Второй Консул со своим караваном. Капитан не придал этому случаю никакого значения ни тогда, ни позже и наверняка ни за что не припомнил бы этого субъекта – уж больно он невзрачный, – если бы случайно не встретил его, причем здесь, в Грасе, на улице де-ла-Лув, перед ателье
мэтра Дрюо и мадам Арнульфи; и на этот раз ему бросилось в глаза, что этот человек, входя в
мастерскую, заметно прихрамывал.
Через час Гренуй был арестован. Хозяин постоялого двора в Ла Напули и его конюх, еще
прежде вызванные в Грас для опознания других задержанных, сразу же узнали ночевавшего у
них подмастерья дубильщика: это он, и никто другой, заявили они, это и есть разыскиваемый
убийца.
Обыскали мастерскую, обыскали хижину в оливковой роще за францисканским монастырем. В углу, почти на виду, лежали разрезанная ночная рубашка, нижняя сорочка и рыжие волосы Лауры Риши. А когда вскопали земляной пол, одно за другим обнаружились платья и волосы остальных двадцати четырех жертв. Нашлась дубинка – орудие преступления и холщовый
заплечный мешок. Улики произвели потрясающее впечатление. Было приказано звонить в колокола. Председатель суда велел расклеить объявления и оповестить народ через глашатаев, что