Зарядивши аккумуляторы ночью, на следующий день мы, ободренные вчерашним успехом, вновь начали свое крейсерство. Много пароходов мы видели и ко многим подходили, но,- увы! все они имели нейтральные флаги и марки на борту и только дразнили наш аппетит.
Каждый раз, приготовляя минные аппараты и рассчитывая план атаки, думалось: "Ну, уж этот-то непременно немец". Но, подойдя к деловито и безмятежно идущему купцу, нас постигало разочарование.
Немцев - как вымело. Очевидно, все их рейсы были приостановлены.
Пробродив целый день, около 10-ти часов вечера, когда уж стемнело, мы остановились и принялись за новую зарядку аккумуляторов.
В это время сигнальщик увидел за кормой какой-то мелькнувший из-за волн и довольно быстро приближающийся красный огонь.
"Этого еще недоставало. Кто это мчится?"- подумал я.
Во избежание неприятностей командир решил временно скрыться на большую глубину.
Дано распоряжение приготовиться к погружению.
- Да это миноносец!- слышу голос командира.
Моментально все по местам, спящих нет.
Дают ход электромотору, и раздается громкая команда:
- Ныряй 60 фут!
Но что это? Стоя на своем месте, я ослеплен электрической искрой и вижу, как падает человек.
Как потом выяснилось, в электромоторе произошла поломка, и его рычагом ушибло человека. Мотор стал.
Подскочивший фельдшер кинулся к раненому.
Но терять нельзя ни секунды, пропущенный момент может стоить жизни всей лодки.
Настойчивее и настойчивее раздается голос командира:
- Ныряй!
Стоя на своем посту, я быстро соображаю всю картину.
На нас, по-видимому, несется миноносец. Он нас либо таранит, либо выпустит мину. Мы же ночью слепы, и единственное наше спасение - это большая глубина.
Громадная волна и испортившийся мотор замедляют наше погружение.
- Другой мотор... полный вперед!
Заработал мотор, и стрелка глубомера тронулась. Все замерли в ожидании. Почувствовалось облегчение. Острота момента прошла.
В это время прибегает с носа матрос и докладывает:
- Ваше благородие, около носа прошла мина,- было слышно, как работали ее винты.
- Есть,- отвечаю ему и соображаю: если, несмотря на шум волны, была слышна работа винтов,- значит, мина прошла от борта лодки не далее 3-5-ти футов.
Миновало! Командиру доложу потом, сейчас некогда.
Наконец глубомер показал 60 фут. Теперь мы в безопасности.
Как тихо, хорошо и спокойно.
Надо выяснить поломку мотора,- кажется, она несерьезна.
Только теперь заметил, что рулевые стоят без сапог, как вскочили со сна. По палубе внутри лодки разгуливает влившаяся раньше волна.
Надо ее, во-первых, изолировать и затем откачать: не дай бог, попадет в аккумуляторы, где есть серная кислота,- тогда образуется ядовитый хлор, и мы все задохнемся.
Закипела работа. Исправляли мотор, выкачивали воду и осматривали все механизмы. Бедный матрос был сильно ушиблен в живот и сейчас, лежа на койке, стонал от боли.
- А знаете,- обратился я к командиру,- ведь миноносец выпустил в нас мину, и она прошла вдоль борта. На 5 фут вернее - и мы были бы взорваны.
Приятно было сообщить эту новость потому, что все пережитое было позади.
Когда все успокоилось, мы, собравшись в кают-компании, разбирались в минувшем.
Во взгляде каждого можно было прочесть радость: "Ушли от миноносца".
- Молодчина, Колодий,- обратился командир к сигнальщику, заметившему красный огонь, принадлежавший миноносцу,- представлю к Георгию!
И действительно, недели через три у Колодия на груди красовался новенький Георгиевский крест.
Пленные немецкие капитаны были сами не свои. Команда, бывшая свидетельницей, передавала, что они отлично поняли значение гудящего звука и от испуга только крутили головами. Думаю, что на этот раз, несмотря на весь свой патриотизм, они искренне не желали успеха оружию своих соотечественников.
После вахты и пережитого волнения я, готовый каждую минуту вскочить, не раздеваясь, свалился на койку и, позабыв все волнения, решил, что все-таки сон милее всего на свете. В лодке было тихо, и мы были в безопасности. Разлившаяся по телу теплота погрузила меня в приятную истому, и я крепко заснул.
Глубомер опять показывает 50 фут. Ночью надо проскочить узкое место, где днем могли бы нас заметить и помешать пробраться дальше.
В лодке тихо, светло и монотонно, как всегда под водой на глубине.
Разговор не клеится,- кто пьет чай, кто, пользуясь спокойствием, старается поймать несколько часов сна.
Мы, офицеры, по виду спокойно сидим в кают-компании и лишь изредка перекидываемся фразами. У каждого из нас работает мысль в одном и том же направлении: хочется все обдумать, принять во внимание и учесть всевозможные случайности. Каждый предлагает какую-нибудь комбинацию. Говорим намеками, одной-двумя фразами, но мысль становится каждому сразу понятна. Глядим в карту, и командир, собирая все мнения, ни одного не оставляет неразобранным, не подвергнутым всесторонней критике.
Какая чудная и совершенная школа!
Теория тут же проверяется практикой, и какой практикой! Ум человеческий изощряется до предела. Приходится помнить, что на карту ставится своя и много других жизней. Несчастие может произойти от малейшей оплошности человека. Нечего и говорить о механизмах: неисправность их или просто плохое действие угрожает серьезными последствиями. И потому-то они подвергаются постоянным осмотрам и проверкам.
Однако вот уже 11 часов ночи - час, предназначенный для всплытия. Там наверху теперь темно, и потому под покровом ночи надо всплыть и идти полным ходом.
Вот тут-то и произошел ряд случайностей, чудесных и, во всяком случае, удивительных, спасших нас от верной гибели.