- Прошу разрешения атаковать.- Всегда спокойный, невозмутимый, Котельников на этот раз явно волнуется.
- Боевая тревога!- командую я и сам чувствую, как жаром обдало лицо. Это же надо, как повезло! Не успели обосноваться на рейде - и уже встретили врага.
Подкрадываемся к цели. Котельников готов уже скомандовать "Пли". Но вместо этого лишь огорченно восклицает: "Мотобот!"
Да, теперь, когда судно приблизилось на малую дистанцию и силуэт его четко вырисовался на фоне залива, стало ясно, что мы обманулись: приняли за транспорт мотобот. От торпедной атаки приходится отказаться.
Оплошность наша, увы, не сошла с рук. На мотоботе заметили лодку, засуетились, принялись отчаянно сигналить: "Ж", "Ж", "Ж"... Ясно, что это "жужжание"- закодированные сигналы о помощи. Через несколько минут два противолодочных катера проносятся мимо - едва успеваем погрузиться. К счастью, взрывов "глубинок" не последовало, фашисты нас не обнаружили.
Котельников клянет себя за поспешность. У меня тоже настроение неважное: кто-кто, а комбриг, старший на борту, был обязан проявить выдержку и осмотрительность. Урок не из приятных, но тем не менее поучительный. Впрочем, долго предаваться размышлениям по поводу "первого блина" не приходится. Уже набирает силу прилив. А значит, приближается время минной постановки.
5 часов утра 9 декабря. Мы в исходной точке. Справа и слева сквозь мглу прорисовываются скалистые берега. 20 мин, по 300 килограммов тротила в каждой, ждут своего часа в минной цистерне. Большая ответственность сейчас ложится на командира минно-торпедной боевой части Сапунова и его подчиненных. От того, насколько точно выдерживают минеры интервалы сброса мин, зависит, насколько эффективно сработают они в будущем.
В притихшей лодке слышны отрывистые команды: "Пошла первая!", "Пошла вторая!"...
Закончив работу в проливе Саммельсунд, переходим к другому - Бустасунд. Закупориваем его наглухо. Теперь остается выставить 6 последних мин у острова Рольвсе. В 8 часов 45 минут приступаем к последнему этапу минной постановки. Мина за миной остаются за кормой. И вдруг - неожиданный доклад об обнаружении вражеского судна.
- Классифицируйте цель точнее,- приказал я, помня промашку с мотоботом. Нет, на этот раз не мотобот - грузовое судно.
Ради таких вот встреч с врагом мы пришли в Гаммерфест. Но надо же случиться, что встреча эта произошла в столь неподходящий момент, когда "К-22" занята выполнением другой, не менее важной боевой задачи.
Котельников размышлял буквально секунды:
- Прошу "добро" атаковать фашиста торпедой, не прекращая постановки мин!обратился он ко мне.
- Добро,- согласился я, хоть и понимал, что в командирском решении был немалый риск,- ведь подобные ситуации в учебных условиях никогда нами не проигрывались.
Силуэт вражеского судна прорисовывался в сумеречной пелене все отчетливее. Когда осталось четыре кабельтова, командир скомандовал "Пли". Торпеда устремилась вперед, оставляя за собой четкий, фосфоресцирующий след в темной воде. Было ясно, что она идет точно к цели, но взрыва почему-то не последовало. Возможно, что осадка судна оказалась меньшей, чем мы предполагали, и торпеда прошла под килем.
- Командир! Давайте по-гаджиевски - артиллерией,- предложил я.
Немедленно открыли огонь из орудия. И вот из судна вырвался мощный столб белого пара - снаряд угодил прямо в котельное отделение. Судно быстро скрылось под волнами. И буквально тут же поступил очередной доклад от минеров:
- Пошла шестая!
Так в течение нескольких минут "К-22" применила все виды своего оружия торпедное, минное и артиллерийское.
Удачным оказался для нас этот день. Настроение еще более поднялось, когда вечером сигнальщики заметили большой столб яркого огня у входа в Бустасунд: на минах, выставленных нами, подорвался корабль врага. А 11 декабря нас ожидал еще один успех. Вновь отличились артиллеристы. На этот раз они метким огнем потопили дрифтер-бот, баржу с горючим и еще одно небольшое судно.
Фашисты, решив разделаться с досаждавшей им "катюшей", бросили против нас группу катеров-охотников. Целый час враг бомбил лодку. Но счастье было на нашей стороне. Значительных повреждений "К-22" не получила.
Стоило подводной лодке оторваться от преследования, как посветлели лица подводников. В отсеках зазвучали шутки, морские байки. Особенно оживленно было во время ужина. Стол накрыли по-праздничному. Поразил всех своей изобретательностью кок Бородинов. Из продуктов автономного пайка он ухитрился приготовить торт, который назвал "Сюрприз Нептуна".
"К-22" производила зарядку аккумуляторных батарей неподалеку от вражеского берега. Многие мили отделяли нас от родной земли. А каждый думал о ней. Как там дела у нас в бригаде, на флоте? Как обстановка на фронтах? Как Москва?
А вскоре мы поймали в эфире сводку о том, что наши войска продолжают наступление на центральном участке Западного фронта, гонят фашистов от стен столицы нашей Родины. Гонят! Это известие было лучшей наградой для каждого из нас.
П. Мирошниченко. Военное счастье
Петр Анисимович Мирошниченко - инженер-капитан первого ранга. Во время войны служил помощником флагманского механика бригады подводных лодок Северного флота. Участник боевых походов.
Июльским утром сорок второго года малая подводная лодка, известная на Северном флоте как "М-173", готовилась к выходу в свой одиннадцатый поход. На палубе стальной баржи, которая служила "малюткам" причалом, собрались командиры и боевые друзья с других лодок. Несмотря на ранний час, людей много.
Флагманский инженер-механик бригады Коваленко все указания уже дал и теперь молча ожидает момента, когда надо будет отдавать швартовы. Его коллега - дивизионный инженер-механик Каратаев, человек неуемный, неистощимый на выдумки, весело машет рукой:
- Вам, друзья-кочегары, ни сучка, ни задиринки!
Адресовано это мне и инженеру-механику лодки Юрию Бойко.
Человек, далекий от наших корабельных забот, мог бы усмотреть в этих словах претензию на остроумие. И ошибся бы. Пожелание имело вполне конкретный смысл.
Дело в том, что наши "ишачки", или "аркашки" (так подводники называли дизели на "малютках"), нередко доставляли в походах хлопоты. Поршни в цилиндрах давали "задиры"-попросту говоря, гнали металлическую стружку. Поскольку дизель на "малютке" был один-нетрудно представить себе все последствия потери хода в открытом море. А неполадки такого рода вызывались суровым режимом работы в условиях Арктики, жесткими нормами военного времени... Избегать именно этой неприятности - "задиринки" - и желал нам дивизионный инженер-механик.
С лодки на баржу сходят комбриг контр-адмирал Виноградов и командир дивизиона "малюток" капитан второго ранга Морозов. Они прошли по всем отсекам, простились с каждым подводником и для каждого нашли ободряющее дружеское слово. Мне немного не по себе. Дело в том, что я плавал в основном на "щуках", а на "малютках"- мало, да и то, что успел наплавать, приходилось на довоенное время. В боевой поход на лодке малого типа я иду впервые и потому чувствую себя дебютантом, тогда как мне предстоит быть наставником. Тем не менее я рад, что послан в поход именно на "М-173". Лодкой командует мой старый сослуживец по "Щ-403"- опытный подводник капитан-лейтенант Валериан Терехин; я давно и хорошо его знаю. В таких случаях личное расположение к человеку, который командует кораблем, значит многое. Как и все, я испытываю и нетерпение, и азарт, и желание встретить противника и помериться силами.
Наконец отданы швартовы. "Малютка" отваливает от борта баржи. Так начинается для "М-173" ее одиннадцатый поход...
Утро теплое. Вода в Кольском заливе гладкая, неподвижная. Еще не проснулся ветер, который покроет залив рябью, а то и барашков нагонит.
Вообще, я говорю "об утре" только по привычке делить время суток на полдень и полночь, рассвет и закат... На самом же деле в эту пору в Заполярье солнце не заходит, и границы суток стерты. Есть только яркий солнечный день. И в полночь, и на закате, и на рассвете - только день. Остальное - условность.
Летом, понятно, воевать здесь труднее. Подкрадываться к врагу труднее, заряжать аккумуляторную батарею труднее, идти крейсерским ходом труднее. Труднее потому, что главное преимущество подводника - скрытность. А когда круглосуточно светит солнце и видимость, как говорят летчики, "миллион на миллион", конечно, остаться незамеченным сложнее.
В этот утренний час везде тихо, потому так отчетливо врезаются в стылую тишину звуки авиационных моторов. Наши истребители поднимаются в воздух. Вот у кого полярным днем работы! В четыре часа утра летний день у них в разгаре: над Мурманском уже много недель идут беспрерывные воздушные бои. Немцы совершают налеты часто и яростно. Они намерены сжечь город. Их сухопутные войска добиться успеха не могут. Сколько уже было назначено "генеральных", "самых решительных" и "самых последних" наступлений на город! Была пущена в ход даже такая пропагандистская уловка: немецким офицерам выдали пропуска на банкет в ресторан "Арктика" по случаю взятия города. Но банкет все откладывается. Причина одна и та же: до "Арктики" несколько десятков километров, которые немцы пройти не могут. Горные егеря вермахта - "герои Нарвика и Крита"- засели в сопках и во мхах. Фронт встал по реке Западная Лица, и дальше этого рубежа горноегерская гвардия Гитлера не смогла продвинуться ни на шаг.
Оказавшись бессильными взять город с суши, гитлеровцы перенесли всю тяжесть ударов по Мурманску с воздуха.
Довоенный Мурманск был деревянным городом. Фашисты решили его выжечь. Их численное превосходство в небе летом сорок второго было весьма ощутимым, и "люфтваффе" с методичной жестокостью приступили к уничтожению города с воздуха.
В то памятное утро, когда наша "М-173" выходила из гавани, мы отстояли в десятках километров от Мурманска, но и до нас доносился запах гари. Облака черного дыма расстилались над заливом густой пеленой, закрывая чистое северное небо.
После войны, когда стало возможным обобщить и сопоставить различные данные, выяснилось, что сравнительно небольшой по площади Мурманск относится к числу наиболее пострадавших от вражеских бомбардировок городов: сожжено три четверти всех жилых домов. За три года войны немцы совершили 792 налета на Мурманск и сбросили 185300 фугасных и зажигательных бомб. В среднем на каждого жителя прифронтового Мурманска было сброшено 30 килограммов взрывчатки и по 6 зажигательных бомб. Иностранные моряки, побывавшие в городе во время войны, говорили потом, что такого, как мурманские бомбардировки, им больше никогда и нигде не довелось пережить.
* * *
Слава любит первого. Второму завоевать ее куда труднее. А если ты не второй! И даже не третий! Если твои товарищи уже восемь месяцев топят корабли противника, познав те тонкости подводной войны, которые даются только временем и многократным риском, если они уже заслужили высшие воинские награды, а ты только приступаешь к самостоятельной боевой работе... Наверстывать упущенное всегда труднее. Помимо отваги, умения и, прямо скажем, удачливости, необходимы еще незаурядное хладнокровие и дьявольская настойчивость. Сочетание подобных качеств в одном человеке встречается не так уж часто. Но именно таким подводником был капитан-лейтенант Валериан Терехин - новый командир "М-173".
...Происходил он из рабочих. Вырос в городе текстильщиков Коврове Ивановской области. Всего в нем было с запасом, с размахом. И внешность носила тот же отпечаток широты и удали: крупный нос, большой рот, полные губы, высокий лоб, большие глаза. Все очерчено резко, даже как будто небрежно, одним махом.
О Валериане Терехине как о хорошем подводнике в бригаде знали давно. Настораживала в нем лишь этакая лихость, граничащая с бесшабашностью. Привычное представление о морском офицере, да еще командире корабля, вызывает в воображении образ человека волевого, но сдержанного, руководствующегося рассудком, а не эмоциями, и уж, конечно, безупречно корректного, взвешивающего каждое слово. Терехин в такое представление не укладывался. Взглянув на него иной раз, можно было подумать: моряк-то вроде опытный, да нужна такому все время сдерживающая рука. Дай ему волю - окажется лихачом. А лихач-командир на подводной лодке - верный кандидат в покойники...
Примерно такая репутация была у Терехина в бригаде. Поэтому и попал он с должности помощника командира лодки сначала в помощники начальника штаба бригады, а потом - на должность дивизионного минера. Понижением это трудно назвать, но явно одно: сначала Терехина на всякий случай перевели подальше от плавающего состава, а потом - подальше и от прямой ответственности за судьбы людей... Был Терехин весь на виду, как говорится, "душа нараспашку" и не пытался ничего скрывать. Не любил прятаться от начальства, и глаза его смотрели то с иронией, то с вызовом. Частенько он позволял себе отпускать замечания "не по чину". Иногда его поведение смахивало на откровенное бахвальство: не несет человек прямой ответственности за корабль, а рядит да судит о нем без учета собственного положения. Кто поближе знал Терехина, понимал, что эта манера идет от глубинной уверенности в своих силах. А тот, кто видел Терехина впервые, пожимал плечами: несолидно себя ведет флагманский минер!
Но вот появилась необходимость сменить командира "М-173". Найти подходящего человека на такую должность не так-то просто. Тогда и решили попробовать Терехина - опытный ведь подводник!..
За полтора месяца самая невезучая лодка встала под командованием Терехина в один ряд с заслуженными кораблями.