Окно, офис, принтер, новый картридж, на улице аптека, вечером зайти бы не забыть. На автомате вставляю картридж, в голове назойливо вертятся обрывки полузабытых стихотворных строф. Я устала. Не от перезарядки принтеров, а от всего сразу.
— Рита, готов принтер? Давай побыстрее.
Принтер готов, безрадостно выдает тест-страницу, чувствуя, что зарядки хватит на день-два. Я тоже готова и чувствую: послезавтра умру. Упавшую, меня начнет жестоко трясти начальник отдела, потом в «неотложке», потом в реанимации, но фигушки им — ничего из меня не вытрясут.
— Рита, скинь мне шестой эскиз. Я еще утром говорила.
Несомненно, «утром она говорила», пришла к обеду, но говорила утром, поскольку крайне ответственная художник-технолог, наверняка даже позвонить собиралась, и напомнить об эскизе. Мы здесь все такие, ответственные и трудолюбивые.
«Мы» — это АО «Плинту-С-Глобал». Все солидно: собственное офисное здание в бывшей промзоне. Кругом красный кирпич и стильно ржавые балки, недостроенные проезды и арки, дизайнерские студии-лофты, гениальные коллеги и обессилевшие принтеры.
Экран монитора сочувственно мерцает, шестой эскиз уходит к адресату.
— Рита, сегодня Зурабов звонил или нет? Он еще вчера должен был колеровку прислать.
— Вернусь, наберу, уточню…
Я удираю в туалет. Необходимо перевести дух и поскулить.
В туалете хорошо. Шеф не поскупился: все в лучших европейских традициях, прямо Миланская выставка: сортир оформляли материалами из невостребованного заказа. Утвержденный проект, солидные заказы зарубежным партнерам, а хозяин виллы вдруг ударился в суицид. Наверняка не выдержал наметившегося великолепия. В общем, теперь мы гуляем мыть руки и приводить себя в порядок в эксклюзивное царство бронзы, зеркал класса «люкс+» и штучной испанской плитки ручной работы. Для человека с чувством вкуса — хаос эклектики, неуместного блеска и откровенной шизы. Точно как у меня в голове.
Голова и все остальное прекрасно отображается в зеркале, втиснутом между раковинами. Ничего радостного: средний рост и телосложение, средней блеклости лицо, средней длины хвост средне-русых волос. Тоскливо поправляю хвост. Почему все среднее, а день не средний? Гадкий день. Га-до-с-ный, если честно.
До зарплаты ровно половина месяца, а я снова переезжаю. И снова экстренно. Со съемной квартиры выперли совершенно внезапно, в поисках новой конуры временно зацепилась у Ольги, но тут «понимаешь, ОН приезжает в командировку. Прости, я же не знала, все внезапно…» Ольга искренняя подруга, но у нее чересчур насыщенная личная жизнь. Командировочный ОН — это из Тюмени, весьма солидный мужчина, но, увы, женатый. Еще имеется другой ОН — столичный, но тот «сущий инфантил и маменькин сын». А еще есть ОН из Серпухова — идеал мужчины с большой буквы «Му», но, увы, глубоко областной, и потому…
Потому мне сегодня брать чемоданы и убираться в какую-то задницу.
Отражение в зеркале жалобно кривит губы. Это и есть Рита Слебова, двадцати пяти лет от роду, образование высшее, не замужем, особых примет и достоинств не имеет, прописка столичная, но определенного места жительства опять же не имеет. Что откровенный парадокс.
Сортир перестает быть убежищем, ибо вваливается коллега:
— Рита, ты отчего тут затаилась? Там Шахнозаровна рвет и мечет. По поводу проекта на Проектируемом проезде в Перовском тупике…
Ну, не шиза ли? Кругом надежно запроектированные тупики, из них не вырвешься.
Вываливаюсь из офиса в начале седьмого. Такси ждет, но приходится потоптаться на лестнице. Прикрытая рыжей колонной, наблюдаю, как шеф садится в свой «бумер». Поджарый мужчина в хорошо сшитом костюме у черного, хорошо сделанного авто. Абсолютно ничего особенного, можно проскочить мимо, на бегу оптимистично попрощаться. Не укусит. Но я не бегу, топчусь, топчусь. Никаких причин. Он всего лишь слегка мне нравится. Особенно со спины, поскольку лицом к лицу я стараюсь с ним не сталкиваться. Что глупо. Но у меня нет оснований считать себя умной. Разве что наполовину. Полоумная Рита, катастрофически опаздывающая в этот проклятый день.
Такси, пробки, очередь к лифтам — Ольга проживает на 23-ем уровне двадцатипятиэтажки, в час-пик здесь можно славно потусоваться, дожидаясь подъема. Хватаю чемоданы… У красного заедает колесико, чемодан норовит завернуть и въехать в стену. Ольга провожает, ей немного стыдно:
— Ритуля, это обстоятельства. Прости гадину.
Как не простишь, Тюмень и дружба требуют жертв.
Такси меня дождалось, втискиваемся в пробку, попутно выясняя, где в столице таится Застоньевский переулок. В виде исключения таксист вполне себе столичный житель, я, кстати, тоже, но с этим переулком мы не знакомы. Навигатор подсказывает.
— Сколько раз проезжал, не знал, что там переулок — удивляется таксист. — За бывшим овощным, что ли? А вы туда, извините, в гости?
— Квартиру сняла. На время ремонта.
Водитель тактично молчит. Ну да, я дурища, пришлось снимать, ориентируясь на интернет-фото. Это ненадолго, деньги получу, сразу перееду. Временный вариант, со скромным залогом, то, что мне нужно в данной ситуации. Гостиницы ненавижу, да и финансы…
Катим мимо двуцветных заборов железной дороги, где-то там, за путями и складами — до боли знакомый микрорайон Царбрюлево. Отчий дом, маман, тайно тоскующая по блудной дочери в трехкомнатной квартире, ее нынешний заботливый бой-френд… Черт, даже подташнивать начало.
Забор нескончаем, фонарей нет, зато начинается дождь и остается тошнота.
— Да… переулок… — глубокомысленно констатирует водитель. — Хотя, в принципе, тихо, спокойно. Вот до метро, далеко.
Мимо дома проскочить сложно — он единственный в конце зазаборного Застоньевского переулка. Это тупик, и удивляться не стоит.
Дом кирпичный, трехэтажный, не особо и маленький, но горят всего два окна. Еще горят глаза у кошки — сидит под грибком на детской площадке, сияет «фарами», явно потрясенная внеурочным явлением.
— Говорю же, тихо здесь, — бормочет таксист, озираясь.
Он благородно помогает мне затащиться в подъезд — код на двери не работает, да и кому он нужен. Квартира на первом этаже, где-то выше по лестнице горит лампочка, пахнет древностью и той кошкой.
— Если что, звоните, вывезу — намекает добрый водитель. — Удачи!
Хороший человек, выйти бы за такого замуж, навсегда забыть о Застоньевских переулках. Только у него усы, кольцо на безымянном пальце и шестой десяток лет за рулем.
Звоню в дверь, снова звоню… Внутри угадывается свет, но царит тишина. Умерла хозяйка. Жуткой смертью. Кошка ее заела, сейчас и за мной вернется. Смотрела определенно хищно, по-людоедски.
За дверью зашаркали.
— Кто⁈
Судя по голосу, стрелять сквозь дверь начнут сразу, не дожидаясь ответа.
Торопливо поясняю:
— Я — Рита. Вчера мы договаривались. Вы — Вера Павловна?
Громыхнул замок, пахнуло макаронами.
— Не поздновато ли? — поджимает губы хозяйка.
— На работе задержалась, потом пока за вещами заехала.
— Ладно. Главное, чтобы в привычку не вошло. Заходите.
Проклятый хромой чемодан норовит врезаться в велосипед, прислоненный внутри к стене просторного коридора.
— Поосторожнее, милочка! Помнете мне велик — Вера Павловна выдирает у меня неуправляемый чемодан.
Хозяйка похожа на радикально стриженую под машинку Фрекен Бок. Креативная особа, похоже, не чуждая велоспорту и кик-боксингу.
— Квартира нестандартная, памятник конструктивизма. Тридцатые годы, сохранена практически оригинальная обстановка. Но я за историчность дополнительных денег не беру — громогласно поясняет хозяйка. — Вы, как дизайнер, такое старье цените, а другим поди объясняй. Оглупило нынешнюю молодежь это модное ЕГЭ, смотреть противно.
Последнее — чистая правда, противно. Коридор огромен, комната — наоборот. Совмещенный санузел и кухня одинаковы по размеру. И главное, эта уникальная коридорная система: три квартиры выходят в этот туннель, в конце которого огромная общая кухня и общественный сортир истинно вокзальных размеров.
— Вы туда пока ходите — Вера Павловна рубящее указывает ладонью, словно вождь с броневика. — Чисто, свежо, главное, свет не забывать выключать.
— А…
— Ваш личный ватерклозет в полной исправности, просто вода сейчас отключена. Подкапывала, вот и отключили. Завтра сантехника вызову, включит вам воду. Если до нас дойдет. Тут диспетчерская далековато.
— А…
— Говорю же — клопов нет! Сразу сказала, хотите, сами щели проверяйте — хозяйка легко приподнимает край старинного дивана, стучит ногтем по дубовой мебельной ноге. — Никаких насекомых! У меня строго!
— Я помню, вы вчера по телефону говорили. Но я про метро хотела спросить. Или тут маршрутки ходят?
— Да какие еще маршрутки? До метро два шага. Только не вздумайте по переулку тащиться, там только чужие ходят. В углу двора забор, в заборе дыра, за забором тропа, мимо плит пройдете, дальше пролом. Прямиком к метро.
— Понятно, спасибо — я достаю деньги.
— Вот и славно, — хозяйка пересчитывает банкноты. — Приятного проживания. Когда мужиков приводить будешь, так много не пейте и особо громко не стоните. Молодые, я все понимаю, просто бессонницей мучаюсь. Ну и зависть гложет — получив деньги и живо перейдя на «ты», Вера Михайловнапоказывает в улыбке сияние двух золотых зубов.
— А…
— Так я тут по коридору в угловой шестой квартире проживаю. Все посъезжали, а я никак, уж очень к месту привыкла. Не пугайся, Рита Батьковна, мешать не буду. Я тут вроде главного клопа, но не кусаюсь. Если вовремя платить за съем не станешь забывать.
— Не забуду, не сомневайтесь.
— Я и не сомневаюсь — хозяйка вываливает в коридор и уже оттуда вопит: — С телевизором осторожнее. Он ламповый, звук дает просто чудо. Но орет как индийский слоняра.
— Так я включать не буду. У меня ноутбук с интернетом.
— Интернет и мобилы здесь не берут. При Союзе глушилка за забором стояла, остаточные явления в эфире остались. Если тебе особо нужно, можно выделенку провести. У меня есть. Если почту срочно надо или прогноз погоды, заходи! Да, на общественной кухне чайник-то еще горячий.
— Спасибо.
Я сажусь на диван — похоже, он каменный. Тоска.
Сижу. Чуть потрескивает лампочка над головой. Наверное, она тоже времен глушилки за забором. Брать чемодан и разбирать вещи страшно. Шкаф в углу — по размеру в нем пять скелетов могут поместиться. Господи, что за шиза⁈ Как я сюда попала и что здесь делаю⁈
Тишина мертвая. Хозяйка сгинула, за окном ничего, только лампочка. Господи, пусть хотя бы клопы шуршали. Нет, глупая мысль! Не надо клопов. Здесь относительно чисто — это единственное достоинство квартирки. В комнате слегка пахнет воском и какими-то… то ли геранями, то ли сухими травами. Ароматы бальзамирования.
Решаюсь шевельнуться и достать из джинсов платок. Слезы промокаются бесшумно, сморкание звучит откровенно вызывающе. Как я сюда попала?
Тишина давит, но стоит взяться за чемодан, становится полегче. В шкафу полно вешалок-плечиков — на удивление красивые, полированные, антикварные, и столь разные, что похожи на коллекцию. Скелетов внутри нет, но свободные объемы шкафа подавляют: сюда кринолины вешать, соболиные манто и обезьяньи жакеты, громоздить шляпные коробки и ботики на высоких каблуках.
Я пощелкала кнопкой лампы на письменном столе, с опаской заглянула в санузел: яркая лампочка сияла высоко-высоко, ванна выглядела не сидячей, а стоячей, но крыс и прочих сюрпризов в ней не таилось. Кухонька походила на вагонную, как у проводников, вода имелась и теплая, и холодная. Но мой любимый электрочайник подключить не удалось. Розетка не той системы, ничего, не принцесса, переходник куплю.
Ужас потихоньку отступал. Оставалась тоскливая безнадежность. Жить здесь можно, но какой смысл?
Впрочем, организм не позволил сосредоточиться на философских вопросах. Наскоро вооружившись бесполезным смартфоном — индикатор сети грустно мигал, но фонарик-то работал — я выступила на разведку.
В коридоре было не очень темно, просто жутко далеко идти. Сам коммунальный сортир производил странное впечатление. Похоже на огромную лифтовую шахту, не иначе как идущую сквозь все три этажа. Плафон покачивался где-то на чердаке, торчали два старинных высоких унитаза, но было сухо, тепло, а рулон туалетной бумаги благоухал паприкой.
От паприки, и вообще, мне стало чуть легче, я рискнула исследовать центральную кухню. Чугунная плита с шестью конфоркам и духовкой, размерами подходящей для кремации диких кабанов, столы… один с мягко горящей полоской современной диодной подсветки. На плите стоял ведерный медный чайник… Я чуть не обожглась, но обнадеженная, живо сбегала за кружкой и кофе. На чайнике обнаружился краник, наливать оказалось чудо как удобно. Удивляясь антикварной, но вполне рабочей вещи, мы с кружкой бодро прокрались назад. Из-за двери квартиры Веры Павловны доносились едва слышные звуки — музыка, похоже на джаз, наверное, сериал какой-то хозяйка смотрит. Ну и хорошо, нам общения не нужно.
У меня в запасе имелась половинка шоколадки, чудесно скрасившая вкус паршивого распродажного кофе. Несомненно, ужин не самый полезный для здоровья, но на сегодня сойдет. Склонности к полноте я пока не проявляю, но следить за собой нужно. Хотя и незачем.
Ничто так не угнетает настроение, как отсутствие соцсетей и присутствие незнакомой обстановки. Шкаф, погашенные лампы и сундук-телевизор смотрели на меня с закономерным подозрением. Я была чужой. Объяснять, что я не нарочно, это объявление о сдаче квартиры само случайно подвернулось и я скоро отбуду, было бесполезно. Собственно, я вряд ли могла и слово вслух вымолвить — так давила тишина. Даже застилая бельем диван, я старалась не шуршать. Впрочем, на родных простынях сразу стало поспокойнее. Я достала домашнюю футболку, подумала, что пора бы купить новую, все-таки и при кочевой жизни девушка обязана выглядеть дома прилично. В принципе, я очень экономная девушка, лелею мечту купить студию в новостройке, откладываю потихоньку. Очень-очень потихоньку, черт бы ее взял, эту кочевую экономную жизнь. Я слишком хорошо учила математику и слишком разумна. Единственное, что я себе позволяю сумасшедшего — это дорогие стринги. Их редко кто видит, но на те десять квадратных сантиметров я — безупречно стильная, современная, и, не побоимся этого слова — сексуальная особа.
В смартфоне болталась подборка свежих хитов, я надела наушники и выключила свет. Пришлось срочно зажмуриться — в темноте чужие стены мгновенно надвинулись вплотную, шкаф так вообще навис над диваном. Наушники в буйном ритме вещали об уносящих вдаль автобанах и бурной любви на автозаправках, а комната норовила задавить за столь неуместную ересь. Мысленно заверив агрессивные стены, что к автобанам и реву моторов я не имею никакого отношения, и вообще мне нужно выспаться, я включила следующий трек. Теперь запели о яхте в лагуне, и песчаном дне, на который так хорошо лечь вдвоем.
Стоило выключить плеер, как комната смилостивилась. Я лежала, стены стояли, и мы вместе размышляли о напрасно пустующем песчаном дне лагун и величии одиночества Застоньевских переулков. Я не всхлипывала, но угол пододеяльника потихоньку промокал. А тишина давила и давила. Нет, нужно пойти проверенным путем Веры Павловны — включить телевизор. Он сон быстренько нагонит, я «ящик» уже лет десять как вообще не смотрю.
Вообще-то, такой телевизор я никогда не смотрела. Вблизи он казался еще огромнее, совершенно квадратный, внутрь двух не очень хрупких «меня» легко можно затолкать. Зато управление интуитивно понятно: две кнопки «вкл.» и «выкл.», переключатель каналов размером с ладонь и регулятор звука. Предусмотрительно выкрутив звук на минимум, я нажала кнопку. Громко щелкнуло, булькнуло, задник телевизора подсветили начавшие нагреваться лампы, потом и экран неуверенно озарился. Обалдеть, он еще и черно-белый!
На сером экране появилась красивая надпись на испанском языке, рядом с надписью зловеще улыбнулась серая девушка в серых очках и светло-серой строгой блузке. Зрачки дикторши сузились, она что-то сказала, холодно глядя мне прямо в глаза. Я покорно чуть прибавила звук.
— … итак, повторим. En toda España cielo despejado. Над всей Испанией безоблачное небо.
Мне стало не по себе — вроде бы урок испанского, но откуда такая многозначительность, прямо заклинание какое-то, не иначе. Я надавила на переключатель каналов, ручка заскрежетала и неохотно поддалась. Здесь оказалось лучше: серые просторы, высокие травы, парит в вышине орел. Или беркут. Логотип канала отсутствовал, но понятно, это что-то общеобразовательное, натуралистское, о нелегкой, но вольной жизни сусликов в галапагоских пампасах. Гарантированно усыпит.
Я двинулась к дивану, но тут звук за спиной начал нарастать, свистя и завывая в уши, я начала оборачиваться, потеряла тапок и оказалась среди золотистой травы. В ушах свистел буйный ветер, пахло одуряющей безграничностью, над головой насмешливо клекотал огромный гриф. Или сокол…