Снова ударил колокол. Торжественно, гулко, многообещающе… Я стою на высоких ступенях замка, вся в белом, сверкающая и взволнованная. На меня устремлены тысячи глаз.
— Идемте, дитя мое — успокаивающе говорит моя наставница, воспитательница, дуэнья и защитница. Раздери меня гром и молния, вот это по-настоящему красивая женщина. Точеное лицо, потрясающе выразительные черные глаза, фигура… даже скромное платье темно-синей парчи и немногочисленность украшений лишь подчеркивает ее безупречность. Возраст… возраст в данном случае не важен. Она подает мне руку.
— Да, бабуля — шепчу я, опираюсь о надежную руку и схожу по ступенькам. Двое пажей-малышей с важным видом несут шлейф моего белоснежного платья.
Иду не я, идет Маргарета, она же Грета, как ее по-свойски именуют из-за юного возраста почти все, включая будущих подданных-простолюдинов. В народе ее уже успели полюбить. Да и как не симпатизировать такой чистой, наивной и хорошенькой девушке?
Она идет, а я в шоке и пытаюсь проснуться. На этот раз я сразу знаю почти все, поскольку Маргарета-Грета непрерывно думает о происходящем. Давайте я проснусь⁈ Или куда-нибудь в джаз, а?
Мы идем по ковровой дорожке, приближается толпа придворных, улыбающиеся лица, блеск парадных нагрудников и роскошного оружия, лоск атласа и бархата, ароматы духов и вина. Они склоняются в почтительном поклоне. Как мило…
Я-Грета лучезарно и чуть смущенно улыбаюсь.
Хочешь — не хочешь, шок не может длиться вечно. Это сон, и деваться мне некуда. Я — принцесса, и я на своей свадьбе. Вот, слева, мои собственные подданные, моя свита, проводившая меня к месту бракосочетания, они в восторге.
Это славный город Норрберг. Свадьба принцессы Маргареты и наследного принца Иеронима Норрбергсого — мы будущие правители этого замечательного королевства. Ну, это в будущем, если ничего не помешает, и вообще мы доживем. Пока здесь правит король Феликс III, и он прекрасно себя чувствует. Вот он стоит и смотрит на меня, крупный, статный, еще совершенно не старый мужчина, с чуть тронутой сединой, густой и ухоженной бородой, облаченный в мантию рубиново-красного бархата с подбоем горностаевого меха. Его улыбка приветлива и полна чувства.
Ах, уж эти мне чувства — думает лукавая Я-Грета, и я вновь впадаю в панику. Вот рухнуть мне в пасть морскому дьяволу, да что это за шиза такая, совершенно неуправляемая⁈
Я-Грета совершает изящнейший реверанс перед монархом, и на мгновение смотрит в глаза Феликса Третьего. Мне нет нужды распахивать очи в призыве, у крошки Греты иная техника, видимо, более изощренная — взгляд вонзается подобно двойному, остро отточенному рыболовному крючку, пронзает мужские зрачки, проходит острием сквозь сердце и всаживается ниже, ниже, да, именно туда…
Я прелестна. Об этом шепчутся придворные, об этом думают стражники на стенах замка и столпившиеся в дверях кухни повара и поварята. Возможно, в моей чарующей прелести еще не до конца убедились горожане, их, бедняжек, не подпускают близко.
На мне волшебно пошитое платье, шелк редчайший, дающий глубину блеска, плечи и руки мои в меру открыты, видна чистота кожи. Уложенные в высокую прическу медово-рыжие тяжелые локоны открывают хрупкую шейку, схваченную легким ожерельем. Невесомая диадема и серьги тоже лишь штрихи, подчеркивающие прелесть невинности.
Я сиротка, оставшаяся без родителей не так давно. Идея соединить богатые земли и благородные сердца удачна и своевременна.
Вот только я не принцесса Маргарет. В смысле, не я-Рита, а вот эта девушка в свадебном платье не несет в себе ни капли королевской крови. В ней иная кровь: чище, гуще и ядовитее.
Вновь бьет колокол. Король слегка склоняет голову в знак приветствия и признания, принимает мою доверчивую руку и тут же передает меня сыну.
Принц — просто чудо. Статный, гибкий, с густыми каштановыми волосами, ярко-синеглазый, уже отнюдь не мальчик — лицо воина и охотника, с правильными и четкими чертами. На нем черный обманчиво простой колет, остальное белоснежное: сорочка, лосины, высокие мягкие сапоги, ножны шпаги и те покрыты белым лаком. Он смотрит на меня, как дитя на сверток с подарком под Рождественской елкой. Это действительно так — крючки моего безжалостно хищного взгляда еще утром вонзились в его глаза. Пока я-Грета так хочу — он мой.
Моя рука ложится в его сильную ладонь, мы вместе озираем с помоста просторный двор замка, праздничную толпу, кружащихся над башнями голубей, поворачиваемся к епископу и одновременно преклоняем колени.
Епископ еще не стар, статен, не по-церковному привлекателен этакой суровой мужской красотой. Ничего удивительного: эти трое родственники. Епископ приходится моему будущему мужу, дядей или двоюродным дядей — Грета не вникала во второстепенные подробности.
Подсекать крючком взгляда Его Преосвященство нет никакой необходимости. Но Грета все равно это делает. Ей просто нравится, в каком-то смысле она всего лишь шалящая девчонка.
Епископ хорошо поставленным голосом зачитывал долженствующие слова, в паузах его речи многозначительно вторил колокол, толпа придворных и горожан благоговейно внимала. Взгляд Его Преосвященства упирался в мою склоненную шею, туда, где спина была чуть приоткрыта нежным шелком. Я-Грета едва заметно двинула плечами: пусть там образуется ложбинка, и взгляд епископа скользнет ниже, и уже ведомый воспаленным воображением, заскользит дальше и дальше.
Грета знала очень много о епископе, да и обо всех присутствующих. Мы были очень-очень осведомленными особами, и поэтому опасными вдвойне.
Епископ закончил читать, ему подали подушечки с символическими церемониальными коронами и он поочередно возложил их на наши головы. Грета расстроилась — короны действительно были уж слишком символические, смахивающие на поделки из небрежно позолоченной жести.
Трижды ударил колокол, взвыли трубы — последнее было так неожиданно и звучно, что я-Грета вздрогнула.
— Не волнуйтесь, моя дорогая, все уже позади — шепнул принц, сжимая мою ладонь.
Церемония была почти закончена. Услужливые руки помогли нам встать. Принц Иероним взял меня и за вторую руку, приблизил лицо… Ах, этот первый поцелуй!
Я-Грета стеснительно опустила ресницы…
Ничего так. Взгляды толпы отвлекали, но все равно ничего. В поцелуях мой Иероним оказался не новичок, да и вообще красив, учтив, мужественен, пах прекрасно, просто истинное чудо. Жаль, что я знаю его досье.
Чувствовать себя женой и монаршей особой оказалось неожиданно приятно и волнительно. Грете тоже нравилось. Она бывала парочку раз мимолетно замужем, но не на самых верхах социальной лестницы, в общем, незначительные эпизоды.
Народ разразился восторженными криками, трубы трубили, барабаны стучали, еще что-то звенело и квакало. Впереди был технический перерыв, потом сбор в пиршественном зале. Горожан, стражников и прочий люд, естественно, ждали столы, накрытые на площади и в иных местах.
Мы двинулись к дверям замка, меня опекали, как новообретенную драгоценность короны, я рассылала смущенные улыбки, и только принц вел меня с несколько отсутствующим условно счастливым видом и на деревянных ногах. После поцелуев Греты так случалось не только с Его Высочеством, умела девушка чмокнуться со смыслом. Король и молодая королева шли бок о бок с молодыми, простой, как боевой пень, Феликс Третий гипнотизировал мое ушко, а королева Марта пылала безнадежной и застарелой ненавистью. Сие яркое чувство не относилось напрямую к бедняжке Грете. Просто наш король был женат уже в третий раз, и все его спутницы жизни не считали себя особо счастливыми женщинами. Собственно, предыдущие и не особо заживались на свете, вот Марта еще держалась. Лично мне нынешнюю королеву было даже немного жаль: изящная светловолосая особа с удивительными светло-серыми глазами, поразительно грациозная даже в тяжелом парадном платье. Она была постарше меня-Греты, но года на три-четыре, не больше. Козел наш король, умел таких очаровательных девушек с ума сводить.
Мысль про козла была моя личная, Грета к нормальным козликам относилась скорее с симпатией, но королю Феликсу Третьему ничего даже в принципе прощать не собиралась.
Тут к монаршей семье просочился некий святой отец, почтительно, но настойчиво зашептал королю. Феликс Третий с удивлением посмотрел на священнослужителя, но пожал плечами и повернулся к нам:
— Епископ желает дать несколько последних наставлений принцессе Маргарете.
Слегка оттаявший принц страстно сжал мой локоть:
— Нашел время наш святоша! Надеюсь, он не будет мучить вас слишком долго, моя дорогая.
Мы повернули к церкви.
Огромные двери впустили и с роковым скрипом закрылись за моей спиной. Шлейф мне пришлось приподнять и нести на руке, поскольку пажи, мой новоявленный муж, его и мои телохранители остались снаружи. Меня ждала душеспасительная беседа под тенью высоких величественных сводов. Церковь была хороша: своеобразный романский стиль, старинные скамьи, вырезанный из песчаника табернакль, круглая розетка окна, откуда падали причудливо переломленные пятна света… Стоп, о чем это я⁈ Не на экскурсии.
Епископ ждал меня в глубине, на границе света и тьмы. Стоял, благочестиво сложив руки, и жрал меня глазами.
Я пала на колени у его ног:
— Ваше Преосвященство, я в вашей власти!
— Полноте, дитя, — он отечески коснулся моего лица и властно приподнял другую руку. Повинуясь этому знаку, неф наполнили тягучие звуки органа. Ничто не мешало нам беседовать, любое слово оставалось в тайне.
Грета веселилась, глядя в лицо этому столь же красивому, сколь и порочному мужчине. Он был мой, весь: до последнего клочка отлично выбритой кожи и до последнего вздоха. Надушенные пальцы Его Преосвященства гладили мою щеку, и я скорее прочла по губам, чем услышала его слова:
— Дитя, я хочу спросить лишь одно. Ты действительно невинна?
— О, да! Так же как и вы, святой отец — прошептала я-Грета.
Ее манера выставлять напоказ грудь и все остальное, ничего не показывая, воистину казалась необъяснимым искусством.
Его Преосвященство подхватил юную девушку, едва не оторвав от пола, увлек в сторону. Через мгновение мы были под защитой выступов боковой стены, губы святого красавца немедля впились в мой рот. Грета, да и я сама, ничуть не возражали. Я ответила языком, мои белые хрупкие руки обвили шею епископа. В сущности, он был отвратительнейшим человеком. Но чертовски красивым, до мозга костей порочным, и это волновало. Поскольку у нас с Гретой не имелось ни малейших обязательств перед городом Норрбергом и его жителями, так почему бы и нет? Возбуждения у нас тут у всех хватало, лишь орган был звучно беспристрастен.
Басы и сложные переливы заглушали мир. Сложная музыка и прекрасная акустика — все для жесткого секса. Можно было стонать, когда нарастали басы, и обмирать вместе с низкими вздохами регистров. Мои ноги обхватывали бока внезапного любовника, я висела на епископской шее, а он страстно вбивал меня в резьбу колонны. Это было ощутимо больно, но иные чувства оказались куда сильнее. Грета наслаждалась сильным мужчиной, своей властью над ним, истовым самообманом любовника. Заблудший церковник полагал, что совратил меня и ублажает свою извращенную похоть. Но все было наоборот.
Колыхались пышные складки свадебного платья и сутаны, красивое лицо Его Преосвященства исказилось, он волчьи щерил зубы. Но разве это волк? Возомнивший о себе избалованный пес. Но он был хорош. Не желал финала, сдерживал плоть. На миг вынув язык из его рта, я-Грета кивнула на соседнюю плиту. Это было надгробие с полустертыми от времени буквами. В глазах епископа промелькнул ужас. Святотатство? Но разве не это возбуждало подобного человека? Полный страха и куда более сильного вожделения, он почти швырнул меня на камень. В облаке опороченного шелка, подобная белой розе на мрачном граните, коленопреклоненная, улыбаясь через плечо, я подобрала лепестки и прогнулась. Он выпрыгнул на плиту позади меня… о да, какое нестерпимо сильное ощущение!
Я чувствовала себя ужасно, и ужасно хорошо одновременно. Грета могла свести с ума кого угодно, а ее несдерживаемое желание насладиться моментом отражалось во мне… и… видимо, удваивалось. Все-таки мой любовник был… как бы это сказать, применительно к ситуации. Адски божественен!
Музыка органа величественно неистовствовала, мы тоже неистовствовали, мелкие, ничтожные, отвратительные, но отчаянно живые и сумасшедшие. Наконец Его Преосвященство откинулся назад, почти посадив меня на свои бедра, его рука с перстнем, украшенным крупным кровавым камнем, сжала нежненькую меня с фасада, епископ судорожно задрожал. Орган продолжал заглушать весь мир…
Сидя в облаке платья, я подтянула чулочки и стеснительно глянула на любовника. В общем-то, смотреть можно было как угодно — Его Преосвященство не реагировал. Нет, он был еще жив, но Маргарета-Грета умела вытянуть из мужчины не только разум, но и силу. Еще недавно такой сильный мужчина все же смог повернуться ко мне и прошептать в ухо:
— Ты станешь королевой. Единственной королевой Норрберга! Будь я проклят, если не сделаю это!
Епископ вывел меня из тени, я приклонила колени, получила благословение и поспешила к дверям. Платье не пострадало, исключая шлейф, по которому слегка потоптался этот безумец, но я-Грета была уверена, что этой мелочи никто не заметит. Я оглянулась, запоминая обстановку, потолки и уникальную оконную розетку с витражами.
Грета была ведьмой. Потомственной, юной и дерзкой. Церкви ее не пугали, они ей нравились. Без всякого черного богохульного дна — она искренне считала церковные здания красивыми и приятными взгляду. Что касается святости… Святость в людях, а не архитектуре, а Его Преосвященство душой был куда чернее моего незабвенного Джимми Пигпига.
Я с трудом навалилась на дверь, снаружи мне помогли свита и мой новый муж, издали дружные возгласы одобрения и радости. Всем хотелось за пиршественный стол, да и вообще удалиться от скучной церкви. А я уже была почти сыта. Моя «дуэнья», прекрасная и строгая Аннет, чуть заметно подмигнула. Ответить я не могла, на меня смотрело слишком много глаз, но да, сегодня у нас был день редкостных развлечений. Не так-то просто подготавливала такой день моя терпеливая бабушка.
— Дорогая, я уж подумал, что епископ совсем замучает вас своими унылыми проповедями. Что за блажь стукнула старику в такой день⁈ — шептал мне принц.
«Старик»… у меня от церковной проповеди ныла спина и колени. Нет, я не жаловалась, но про старика мой Иероним ляпнул совершенно бездумно. Большой грешник Норрбергский епископ, но как мужчина еще весьма… В смысле, был весьма, теперь, конечно, уже не то.
— Не богохульствуй, мой муж, прошу тебя. Его Преосвященство был так добр и искренен ко мне. Его благословление облегчит сей памятный, обязывающий и судьбоносный для нас день — отвечала я с детской улыбкой прекрасному Иерониму.
Странно смотрел на меня этот красавец. Как будто не мог осознать, отчего его так влечет эта очаровательная девушка. В душе Грета просто покатывалась со смеху, я же пока не до конца представляла истинную иронию ситуации.
Суета прислуги в пиршественном зале продолжалась. Всегда так — не спешат утомленную девушку накормить. Впрочем, я-Грета ничуть не устала, и когда в сопровождении телохранителей мы двинулись осматривать замок, я была только рада.
Мой принц хвастал, я восхищалась. Ведь все это в будущем — если верить епископу, то в не столь отдаленном будущем — должно принадлежать мне. Но я-Рита в такое счастье не очень-то верила, а меня — Грету добротные склады, арсеналы и фонтаны вообще не интересовали. Она оказалась по-своему весьма целеустремленной юной особой.
Мы шли по галерее с широким видом на дальний речной берег, молодой супруг глянул через плечо и доверительно шепнул мне:
— Дорогая Маргарета, ваш телохранитель наводит тоску. Что за звериная рожа? И одет как вылинявший монах. Простите мою мужскую прямоту, но этого коротконогого неуча вам лучше поменять.
— Как скажет мой дорогой муж. Но можно сделать это попозже? Грауэ присматривает за мной с детства, я привыкла к его мрачному, но преданному лицу. К тому же, он немой и не докучает разговорами.
— Конечно, не будем спешить. Но я безотлагательно подберу вам кого-то более достойного.
Грауэ, конечно, все слышал и глянул в затылок герцогу. Мой муж неосознанно передернул плечами. Все же он не чужд тонкостям восприятия. Интересно, каков он все-таки в постели?
Насчет чисто мужских достоинств новобрачного было интересно и мне, и Грете. Конечно, мы знали об этом человеке чуть больше, чем положено невинной глупенькой девушке, но все равно любопытно. Но пока нам показывали пристани, нужно признать, довольно скучные.
Вообще-то я бы посмотрела на замковую сокровищницу. Просто так, без меркантильных соображений, хотя… Появляется реальная возможность решить мою жилищную проблему, неплохо бы прихватить из сна что-то легко реализуемое и ценное. Нет, это я так, к слову, в сокровищнице наверняка интересные решетки, и посмотреть на них с профессиональной точки зрения было бы очень полезно…
Я отвлеклась и не сразу поняла, почему я-Грета начала нервничать. Довольно сильно. Нас привели в Зал охотничьих трофеев. Ну, глянем на чучела, что тут страшного? По складу характера Грета на зоозащитницу ничуть не походила. Но о Зале она думать категорически не желала. Правда, и уклониться от посещения не представлялось возможным — принц Иероним жутко гордился этим местом.
«Жутко гордился» — какое правильное выражение.
Здесь чувствовался дух веков: шкафы из мореного дуба, истертые за столетия плиты пола. Видимо, одна из старейших частей многократно перестраиваемого замка. На одной из стен висело видавшее виды оружие: мечи с впечатляющими волнистыми клинками, странные стальные колья, соединенные почерневшими цепями, отточенные крючья на длинных древках. Чучела тут тоже были: у двери стояли огромный волк с прожженной на груди шерстью и поднявшийся на дыбы медведь с выбитыми клыками. Но главной ценностью Зала трофеев была стена могучих шкафов: на полках ровными аккуратными рядами стояли довольно емкие стеклянные сосуды с заспиртованными головами.
Пребывание в спирту никого не украшает. Особенно женщин. Грета узнала только троих, в том числе свою троюродную бабушку. Это было тяжело.
— А вот это нюфельская мельничиха — продолжал рассказывать мой принц. — Весьма сильная была ведьма, трижды тушила свое логово и не выходила к охотникам.
Я-Грета не могла вымолвить ни слова, Грауэ чувствовал мою ярость и был готов броситься и разорвать принца. Мне срочно пришлось сосредоточивать силу воли, порядком растоптанную видом этого ужаса.
— Дорогой, это потрясающая коллекция. Я непременно рассмотрю все подробно. А сейчас можно пойти на свежий воздух? Здесь очень страшно!
Иероним благородно улыбнулся. Что еще ждать от юной трепетной девушки? Конечно, она боится даже побежденного зла. Несшие мой шлейф пажи, сопляки этакие, тоже чуть ли не вслух хихикали.
«Всех!» в бешенстве подумала Грета. А я уж не знала, как тут возразить.
Наконец мы проследовали в пиршественную залу. Место для королевской семьи было отведено на возвышении, это было и хорошо, и плохо. В порядке знатности к нам подходили лучшие люди королевства, многословно поздравляли, Грета точно знала, как отвечать. Хорошенько перекусить оказалась не судьба — это было бы неприлично, да и Зал трофеев напрочь отбил аппетит. В общем, сидеть в центре внимания было скучно. В общем зале было куда интереснее: там усиленно питались, пили, смеялись и флиртовали. За нашей дуэньей увивалось сразу несколько импозантных господ, Аннет держала их на крючках для минутного развлечения. Какая все-таки изысканно красивая и манящая дама, даже трудно представить ее возраст.. Я-Грета завидовала бабуле, людям в зале, и играла «в гляделки» с королем: этакие очень редкие и очень короткие взгляды. Крючок жгучей ледяной страсти пронзал Его Величество уже где-то в области селезенки и засаживался все глубже. Странно, но королева Марта это вроде бы чувствовала, и очевидно, мучилась. Удивительно, а почему мы с бабулей не отводим королеве глаза? Этого я не понимала. Нет, отчасти понимала: Грета полагала, что у бабушки свои особые планы на королеву. Кругом интриги, прямо вздохнуть невозможно. А не взять ли мне вон того жареного дрозда? Никогда дроздов не пробовала.
Я-Грета слегка нарушила этикет, но это было чуточку простительно. Предстояла бурная и полная волнений брачная ночь. Как тут не съесть еще что-нибудь? Если супруг подумает, что его избранница жуткая обжора, потом объяснимся как-нибудь, по-семейному.
Между прочим, новобрачный что-то отвлекся от жены, все разговаривал с сидящим по другую руку герцогом Краульсманом. Брутальный такой солдафон, командующий королевским войском, по совместительству тоже наш дальний родственник и член королевской фамилии. На мощную мебель из того же мореного дуба этот мужчина похож, чтоб их всех морская болезнь в своих кишках утопила.
Я улучила момент и заглянула в глаза мужа — драгоценный Иероним разом побледнел и больше не отвлекался от жены. Я попросила положить маленький-маленький кусочек пирога. Кинула взгляд на короля — Его Величество сидел истинным воплощением ревности, отрастившей холеную бороду.
Наконец-то начались танцы, а молодым было пора. Музыка унялась, гости встали и проводили нас дружными аплодисментами. Довольно спорный обычай, сейчас все будут размышлять: чем и как займутся новобрачные? Впрочем, мне и самой это было интересно. Я, опустив глазки, опиралась о локоть супруга и стеснялась взглядов прямо изо всех ведьмовских сил.
Покои мне понравились: в самой высокой башне, здесь будет не так шумно. Ложе воистину королевское, белье, огромные подушки, лепестки роз — немного безвкусно, но не будем придираться.
— Бокал вина, любимая? — принц держал хрустальный графин с золотистым содержимым.
— Пожалуй, я выпью, дорогой. Но только красного.
Мой Иероним попытался сосредоточиться остатками умишка, понимая, что что-то идет не так, но не преуспел и отставил графин с отравой. Он наливал красное вино, безотрывно глядя на меня, и рубиновая жидкость текла по его пальцам и бокалу.
Иной раз хорошо быть ведьмой и держать все под контролем.
Я приняла чуть липкий бокал, глотнула — вино оказалось потрясающим: освежающее, с приглушенным ягодно-терновым привкусом, ароматы, прямо как у нас в лесу. Я вытерла пальцы о нежный шелк платья, рванула его на плечах: снежная обертка ворохом легла у моих ног.
Принц замычал.
В одних чулках, стройная, легкая и свободная, я была прекрасна. Кстати, сидеть на свадьбе без белья, в одних тоненьких стрингах — особое удовольствие для потомственной ведьмы.
Вынув надоевшие шпильки из волос, я тряхнула головой. Рыжая грива окутала плечи. Иероним замычал повторно и попытался расстегнуть колет.
А что нам колет? Он не мешает. Впрочем, долой и колет!
— Идите сюда, мой дорогой — я сажусь на мягкую перину. Надеюсь, под ней нет никаких горошин, и нас ничего не отвлечет.
Внешний осмотр обнадеживает. После того моего значительного взгляда за пиршественным столом мой муж почувствовал такой прилив возбуждения, что едва мог встать и покинуть зал. Это никуда не делось — по лосинам видно. Мои ноготки неспешно, по одной, обрывают золотые пуговицы с его защиты. Рывком сдергиваю лосины до колен супруга. Бедненький Иероним не сдерживает крик двойного восторга. Да, ему было так тесно.
Я ласкаю возбуждение будущего короля, а он, большой и покорный, стоит передо мной, по-детски закрывая лицо ладонями. Статный глупец, но местами хороший, хороший…
— Дорогая, позвольте мне, позвольте… — лепечет он.
Меня абсолютно не интересует, что он бормочет и чего хочет. Мы с Гретой и так знаем, что нам нужно.
— Идите сюда, Ваше Высочество, позаботьтесь о своей жене.
Иероним беззвучно опускается коленями на ковер, я откидываюсь на перины, блаженно раскидываю руки по прохладным лепесткам роз. День выдался утомительным, но сейчас я получу некоторую сатисфакцию.
— Свет, моя дорогая, свет — мучаясь и жаждая, шепчет принц.
Мановением руки я гашу свечи в канделябрах. Это не потакание капризам мускулистого несуразного ребенка, просто в темноте и лунном свете мне действительно комфортнее.
Поцелуи и язык принца неискушенны, мило наивны. Но мне все равно нравится. Хоть и глупенькая, но монаршая особа, когда еще такое будет? Жаль, что без короны. Я ставлю ступню в светлом чулке на белоснежное плечо.
— Но где ваша страсть, Ваше Высочество⁈
Иероним старается, как может. Неофит, в этом есть своя прелесть. Хочу большего!
Толкаю его пяткой в лоб:
— Снимите оружие, мой любимый!
Ненавижу, когда в постель тащат острую сталь.
Принц трясущимися руками освобождается от перевязи с парадной шпагой и кинжалом. Все же как великолепно он сложен, и как ему идет длинная стрижка. Новый опыт в поцелуях только прибавил ему возбуждения.
— О, Маргарета, позвольте мне… — дивный Иероним сгорает в противоречивых чувствах.
К чему мне слушать этот бред? Хватаю принца за возбуждение и безжалостно валю на перины. Хватит слов и притворств!
Вряд ли мой принц еще имел серьезные надежды на «властвовать и управлять», но сейчас он не получил ни единого шанса на самообман. Я оседлала это приятное тело. Качаться было изумительно — будто по Золотой степи скачешь. Впрочем, там было лучше и по-иному, но все равно. Локоны закрыли мое лицо, лишь иногда блеск ведьмовских глаз пробивался сквозь развевающиеся пряди. Иероним держал руки по швам и смотрел. Ему было страшно, но ужас лишь надежнее удерживал его у верхней границы возбуждения. Власть — это сладко!
Я с отчаянием почувствовала, что уже слетаю в пропасть высшего наслаждения. Грете-то ничего, для нее просто развлечение, а меня после вчерашней изобильной, но диетической ночки, вело как после двух бутылок вина. Можно понять: девушка несытая, а тут такая штучная роскошная кукла из королевского секс-шопа. Плевать, что гадкий и мерзкий, главное — удобный!
Я приглушенно взвыла, закидывая руки за голову. Затаившийся в углу спальни Грауэ беспокойно заворочался. Я погрозила пальцем верному телохранителю — сиди, дай побаловаться!
Все же это был истинный принц, не поспоришь. Я полосовала жертву острыми ногтями, на меня накатило раз, второй, третий… Наконец, сытая, я упала на измятые лепестки роз, ухватив за волосы, привлекала мужскую голову к своим бедрам. Иероним не уклонялся, но его так трясло, что мне было более смешно, чем сладко. Я пнула его пяткой в сползшем чулке:
— Пошел вон, Ваше Высочество…
Он убрался, так и не произнеся ни слова.
Слышно было, как он осторожно звякает кувшином, приводя себя в порядок. Я на минутку соскользнула
Я расслабилась, и, видимо, даже чуть задремала, но скоро чуткий Грауэ принялся тыкаться носом в мою руку. Потрепав серые волосы телохранителя, я села и капельку глотнула из бутылки. Мой верный друг был прав — надо бы подслушать.
Дверь приоткрылась без скрипа — смазана хорошо, и умеют ведьмы ходить неслышно. В соседней зале было темно, только горел камин, со двора доносилась музыка и пение подпивших гостей. Но тихий разговор у камина мне был отчетливо слышен:
— Так она крепко спит? Все выпила? — уточнил густой голос.
— Спит как дитя — заверил мой молодой муж, который мало что соображал после моих чар и сокрушительной сексуальной контузии. Вряд ли мыслительные способности к нему полностью вернутся, да они принцу и ни к чему.
— И эта девка долго ещё будет занимать все твои мысли? — с почти открытой угрозой спросил гость, и я узнала герцога Краульсмана.
— О, нет! Я надеюсь, что нет — простонал принц.
Донесся звук поцелуя.
Я оглянулась и посмотрела на Грауэ — мой верный друг только развел лапами. Нет, и я и Грета, в принципе, девушки толерантных воззрений и без особых фобий. Просто странно видеть, как два могучих мужчины воркуют на диване перед камином, как ночные голубки.
— Если хочешь, эта дрянь умрет завтра же — прогудел герцог Краульсман. — Завтра начнется трехдневная королевская охота, поедем в лес. Удобный случай, трагическая случайность. Траурный бархат тебе будет к лицу.
— Не знаю, дорогой. Близость этой глазастой девицы меня тревожит — пролепетал принц. — Она немного странная, и…
— Пусть тебя это не волнует, я все улажу — ответил герцог.
Они снова засосались.
— Убей ее как можно скорее — мой принц облегченно откинулся в сильных объятиях солдафона-герцога.
Вот, докурлыкались. Даже смешно — я жертва, как Белоснежка какая-то. Но эти великовозрастные мальчики одного не знают: охота не завтра, охота уже сегодня.
Я прикрыла дверь и сказала Грауэ:
— Пора и нам прогуляться, правда?
Я накинула ночную рубашку, и мы вышли через другую дверь. Лакеи в прихожей спали, служанки мирно посапывали в креслах, сопела, задрав все четыре лапы, болонка на подушке. Мой телохранитель недобро посмотрел на собачонку — он не терпел мелких визгливых тварей.
— Не стоит отвлекаться на мелочи — напомнила я.
Мы спустились к назначенному месту у библиотеки. Бабуля уже ждала. Странно, но рядом с ней стояла королева Марта. Я не скрыла удивления.
— Не изумляйся, детка, просто Ее Величество просила меня о защите — объяснила бабуля, улыбаясь. Похоже, она была рада этому маленькому сюрпризу в виде просьбы молодой королевы.
— Да, да! — королева упала на колени и покрыла руку бабули горячими поцелуями. — Спасите меня!
Уж не знаю почему, но руку блистательной бабушки Аннеты все подряд мечтают облобызать в первую очередь. Спору нет, бабуля в любом обличии обаятельная женщина, но почему именно руки?
Бабушка посмотрела на меня и сказала:
— Мне хотелось, чтобы ты видела, как просто это делается. Капелька доброты, и страстное желание дичи — это все, что нужно. Поднимись, дитя!
Королева Марта немедленно повиновалась. Бабуля мягко взяла ее за подбородок и поцеловала в губы.
Что-то мне сегодня везет на странные поцелуи.
Лицо бывшей королевы Марты осветилось. Бабушка забрала у несчастной молодой женщины тяжелый груз и дала цель. Они стояли рядом: безупречной красоты брюнетка, знающая жизнь как никто, и ее новая служанка, очаровательная, светловолосая, преданная до гроба и дольше. Почему нет? Марта — милая женщина, с ней будет веселее, а ведьмовскому ремеслу она подучится в меру сил.
— Вот и славно — бабушка вновь улыбнулась. — Как твои дела, Грета?
Я показала трофей.
— Тогда можно начинать — решила моя красавица-бабушка. — Его Величеству не спится, он в тронном зале. Дружок, ты справишься без шума?
Наш верный Грауэ радостно закивал. Я тут же передала ему подарок принца, но взмолилась:
— А можно мне свидание с королем⁈ Ну, пожалуйста.
— Ах, ты совсем еще дитя — вздохнула бабушка Аннета. — Король такой же мужчина, как и все. Разве что борода редкостной ухоженности, это признаю.
— Но там так красиво: трон, витражи, резьба, настоящий король! Когда я еще такое увижу⁈
— Грета, я не собираюсь тебе отказывать. Иди. Но когда тебе начнут приедаться столь грубые удовольствия?
— Скоро, бабуля, скоро! — заверила я, и мы с Грауэ устремились к тронному залу.
Коридоры и переходы, здесь абсолютно вымершие, контрастировали с пьяным праздничным шумом во дворе. Я легко шла по темным помещениям, полы полупрозрачной, отделанной изящнейшими кружевами, рубашки новобрачной скользили по древним плитам. Оставив погрустневшего Грауэ за дверью, я вошла в тронный зал.
Простор, разноцветные тени оконных переплетов на полу, несколько горящих свечей на столе, трон, и думающий только обо мне властитель. Издали сидящий на троне Феликс Третий выглядел потрясающе — прямо статуя. Когда увидевший меня король вскочил, я даже слегка разочаровалась.
Феликс Третий смотрел на меня, как на привидение. Да, в этом немодной сорочке покроя «в пол» я была слегка призрачной, но можно же проявить и каплю куртуазности? Хорошенькое же привидение.
Я плавно пала на колени и трагическим шепотом поведала:
— Ваше Величество, я в вашей власти! Мне приснилось, что вы меня зовете.
Тени благоприятно играли на моей полуприкрытой рубашкой коже, глаза мои влажно и трогательно светились. Возможно, кого-то это и напугало бы, но только не мужчину, который думал обо мне весь вечер.
Шурша мантией, он сбежал ко мне, резко наклонился, схватил за щеки и поцеловал. Мгновение я думала, что голову оторвет, но ведьмовская шея крепкая, живо приноровилась.
Поцелуй… Сугубо монарший, конечно. Страсти хватает, задушит и не посмотрит. А в эротическом отношении очень средне. Борода приятная, надушенная, но с моим толстяком Минором было куда поприятнее. Но не за поцелуями истинные ведьмы к королям ходят!
С интуицией у Его Величества было все в порядке: подхватил меня с неприятно зябкого пола, держа на весу начал сдирать рубашку. Ой, прямо как нетерпеливый малыш конфетный фантик раздирает.
— Ах, Ваше Величество! — я, обморочно закатывая глазки, обвила руками сильную шею монарха. Между прочим, в глазах Феликса Третьего никаких мыслей вообще не мелькало. Страсть, страсть, и еще раз страсть. Я, конечно, и сама шизанутая, но тут стало страшновато и слегка больно: рубашечка была сшита на совесть, местами кружева рваться не желали. Сейчас сдерет с меня шелк вместе с кожей, потом обесчестит и съест. Но мой Грауэ рядом, если шалости зайдут слишком далеко, мы короля сами загрызем, хотя это и пойдет не совсем по плану. Ничего, бабушка простит.
Ой, бородатый рот добрался до моей груди, ощущения были настолько странные… Его Величество рванул свою одежду, высвобождая возбуждение, как куклу подбросил меня в воздух, перехватил за бедра…
В следующее мгновение я уже состояла в прямой и бесстыдной любовной связи с королем Норрбергских земель Феликсом Третьим. Грубый он, как сапожник! Я бы вообще не выдержала, но законные забавы с мужем еще согревали мое тело. Ай, разрази тебя гром, мужлан! С каких это пор на трон жеребцов сажают⁈
Я опомнилась — все же в моей собственной власти. Схватив за бороду, я заставила короля смотреть в глаза:
— Нежнее, мой король!
Словно на кнопку нажала. Он качал меня плавно, но сильно. Мы стояли посреди темного и пустынного тронного зала, а я плыла, словно в каюте каравеллы. Держаться за широкий ворот мантии оказалось вполне удобно, пальцы щекотал горностаевый мех, самодержец завороженно смотрел мне в глаза. В этом что-то было…
Я начала постанывать и прощать королю недостаток манер. Но бабуля меня отпустила ненадолго, а мы еще не всё попробовали. Вообще-то мне нравилось, что король столь неутомим, но иной раз девушке приходится чем-то жертвовать.
— Дорогой, тебе тяжело. Посади меня… вот туда.
Он сразу понял:
— Да! На трон. Ты сядешь рядом со мной. Очень скоро! Клянусь, я сделаю это!
Вот! Я здесь первый день, а двое первых лиц государства клянутся, что я скоро сяду на трон. Один, правда, раздумывает, когда меня убить — завтра или послезавтра? Такова дворцовая жизнь, здесь времени зря не теряют.
Король тоже не желал терять время. Он меня не отпустил. Не без приятности раскачиваясь на каждом шаге, мы поднялись по ступеням и я оказалась на Норрбергском троне…
Нужно признать, это не самая удобная мебель. Подушка могла бы быть помягче, а спинка не давить. Предполагалось, что это будет как-то романтичнее и приятнее. Я запомнила момент, потолок в чудных дубовых кессонах, свои ножки на плечах, облаченных в мантию, и решила, что достаточно. Не нравится мне это самодержавное однообразие. Не воспарю.
— Хватит!
Думала, король не отпустит. Но Его Величество покорно отшатнулся. Вид у него, так смертельно жаждущего продолжения, неудовлетворенного, в разодранных лосинах, был откровенно жалкий. Мне даже стало немного стыдно. Но уж очень давил этот проклятый трон. Я соскользнула с неудобной мебели и мягко сказала:
— Меня муж ждет. Завтра приду, это если ничего не случится. Дайте плащ, здесь прохладно.
Феликс Третий послушно развязал шнуры мантии. Я укуталась и пошла к двери. Оглянулась — он потерянно смотрел на волочащийся по полу шлейф мантии. Все же женская магия — великая сила! Правда, король и до наших чар особым интеллектом не отличался. Жену молодую вон до чего довел, мерзавец этакий.
Но все же я помахала ему на прощание.
Грауэ ждал и был готов действовать.
— Только чтобы это было не очень больно — попросила я.
Верный телохранитель закивал. Садистом он не был и всегда прислушивался к моим просьбам. Разве не идеальный друг⁈ Я поцеловала это сокровище и спешно двинулась к себе. Мантия была, конечно, шикарная, но ноги все равно мерзли.
В новобрачных покоях все оставалось по прежнему: следы бурной страсти, разбросанная одежда, чуть увядшие лепестки роз. Я знала, что времени в обрез, поэтому сразу зажгла свечу, достала нитки и принялась за дело. Кроить из мантии пришлось шпагой моего любимого мужа, кинжала-то под рукой не было. Работали мои руки на удивление ловко — оказывается, Грета любила рукодельничать. Я успела обметать, оставалось пришить завязочки, но тут раздался страшный крик из глубин замка… Ничего, дома доделаю.
Особенно спешить мне, как принцессе чужестранной, робкой и неопытной, не пристало. Я надела утреннее платье, довольно симпатичное, с уймой кружев на манжетах и у горла. Все крючки на спине застегнуть не удалось, а звать служанок было как-то неловко — заняты они.
За дверями спальни царил паника: бегали, всё роняли, звенело серебро с опрокинутых столов. Крики: «Король убит! Это измена! Король мертв!» расходились по замку подобно кругам от брошенного в пруд камня. Скоро весть дойдет до города, до свиты принцессы Маргареты — с настоящей принцессой мы, увы, так и не познакомились, только бабуля знает, куда делась та бедняжка. Но люди думают, что я — она и есть. В общем, истинное веселье уже началось.
Но опаздывать к ключевому акту спектакля я все равно не хотела.
Меня с трудом, но пропустили в тронный зал, в первый ряд я благоразумно выбираться не стала, пристроилась за пышнотелой дамой. Слуги, стражники, важные королевские приближенные замерли в глубоком молчании. Король Феликс Третий полулежал на троне. Выглядел он совершенно мертвым, неверящие могли убедиться, глядя на кинжал, всаженный по рукоять в сердце монарха. Кинжал был роскошный, очень узнаваемый — во время свадьбы он красовался у пояса моего горячо любимого жениха. Правда, крупного ценного сапфира, украшавшего навершие, сейчас на парадном оружие не было. Люди переглядывались. Мрачной темной тенью возвышался епископ, утомленно опирающийся на трость. О, а я думала, у него сил не хватит из постели выбраться. Все же какая сильная у них кровь. Была.
В сопровождении герцога Краульсмана вошел мой молодой муж. Уставился на тело отца. Выглядел принц Иероним, как человек с крепкого похмелья. Не проспавшийся, дурно соображающий и небрежно одетый. Изумленный. Мужлан-герцог тоже пасть от удивления приоткрыл. Наконец, принц повернулся к окружающим его людям:
— А почему…
Видимо, мой Иероним хотел спросить, какого черта его кинжал делает в груди короля? Но не успел.
Откуда-то из толпы закричал испуганный женский голос:
— Принц заколол короля! Ой, что будет!
Бабуля всегда умела славно менять голос и находить простые доходчивые слова.
Мой муж в ярости закрутился на месте, хватаясь за пояс, на котором должна была висеть шпага. Но шпага участвовала в более важном деле и теперь отдыхала. Не обнаружив клинка, Иероним просто закричал:
— Кто смеет меня обвинять⁈
Тут при резком повороте красивого торса принца, из его одежды вылетело что-то маленькое, но ярко сверкнувшее в свете зажженных канделябров и бра. Множество глаз уставилось на эту вещицу, и все присутствующие убедились, что это тот приметный сапфир с рукояти кинжала. Принц тоже смотрел на камень, причем с самым глупым видом.
Выковырнуть камень из рукояти и вложить в колет принца мне никакого труда не составило. Вот заставить вещицу явиться в нужный момент — это уже бабулино искусство!
Зал замер, не в силах поверить в увиденное. Но тут шевельнулась темная истомленная тень епископа:
— Это измена, принц Иероним! Вы — отцеубийца!
— Что⁈ — взревел герцог Краульсман. — Да как ты смеешь, святоша!
У герцога шпага как раз имелась, и он не замедлил ее выхватить. Епископ попятился и сипло закричал:
— Стража!
Стражники не спешили, не понимая, что делать. Но вокруг епископа образовался круг довольно бойких монахов с посохами в руках, посохи начали разделяться, сверкнули длинные храмовые кинжалы. Возможно, все бы обошлось, но тут в дверях за троном рухнул стражник, с хрипом пополз по полу, оставляя за собой кровавый след.
— Это заговор! — сипло взвыл епископ. — Стража, ко мне!
Зазвенела сталь… У моего мужа и герцога Краульсмана тоже нашлись сторонники. Но кто возьмет верх в тронном зале, я наблюдать не стала. Прислуга и иные мирные обитатели замка с визгом стали разбегаться, а ведьмы ведь тоже, в сущности, безоружные и робкие существа…
Мы собрались в условленном месте — сейчас отдаленные покои королевы Марты, и так не особо популярные, выглядели надежным убежищем. Бабуля наложила на дверь заклятие, изредка снаружи кто-то пробегал или вопил, но внутрь ломиться не думал.
Мы наблюдали из окна за городом и замком: вдали уже горели пожары, видно было отлично. Можно было догадаться, что свита принцессы Маргареты еще держится в осажденных покоях, что монахи штурмуют убежище герцога Краульсмана, а вот кто рубился у пристаней, мы так и не поняли. Грауэ пытался объяснить, размахивал лапами, но рассказчик из него так себе. Куда лучше он действует кинжалом и иным оружием. Но как виртуозно бабуля Аннет людей закрутила и опутала! Всего лишь там слово, здесь два, намек, лицемерное сожаление, пущенный слух, подсказка, вовремя отыскавшееся фальшивое письмо, тому человечку отвести глаза, этому господину открыть глаза — мелочи, но какие точные мелочи! И город горит, режет сам себя.
Когда смотреть в окно надоедало, мы ели свадебные пирожки и пирожные, а бабуля рассказывала, как воевали в старину. Вот тогда был размах! После одной битвы можно было набрать столько волос мертвецов и сухих рук, что на десять лет вперед хватало.
Меня беседы с этаким профессиональным уклоном не особо шокировали. Времена здесь такие: жалость и милосердие чувства нечастые и узконаправленные. Но вот сидит у ног рассказчицы бывшая королева Марта, смотрит зачарованно, а бабуля играет светлыми локонами молодой вдовы и улыбается. А ведь могло быть иначе, мы ведь королеву даже в расчет не брали, умрет и пусть умрет. Сложный вопрос сложных отношений.
Кстати, я, судя по крикам снаружи, еще не овдовела, но это выглядело делом ближайших часов. Норрберг гибнет. Ну а кто их заставлял головы ведьм коллекционировать? Вечное противостояние есть противостояние: подловили ведьму, сожгли или утопили — такова жизнь. Но головы в склянках — это чересчур, тут бабуля абсолютно права.
Это были печальные мысли, а мне хотелось успокоиться и окончательно расслабиться. Грауэ смотрел так призывно, он сегодня вообще поработал лапами и клинком на славу. Я покосилась на бабулю — та отмахнулась.
Мой верный телохранитель радостно открыл дверь в спальню.
Кровать королевы оказалась скромна, не сравнить с ложем для новобрачных. Но достаточно мягкая, на противный трон ничуть не похожа. Грауэ помог мне освободиться от платья, урча от нетерпения, скинул одежду, и я приняла его в объятья. Он был не очень-то красив: с короткими ногами, слишком длинными руками, и чересчур крупной головой. Но он был надежен как преданный зверь, и никогда не разочаровывал. Мы занялись любовью, как он любил: морда к морде, в смысле, лицом к лицу. Это было уютно и хорошо.
Потом я сказала ему «отдохни», он обернулся в себя истинного и дремал в лунном свете: серый, с эффектными подпалинами крупнолапый волк. Я слушала крики за окнами и тихие звуки в гостиной: бабуля учила бывшую королеву азам нежностей. Странная у меня все-таки бабушка, хотя неизвестно, какой я стану в ее возрасте.
Потом бабуля постучала в дверь. Пора было убираться, из коридоров все явственнее несло гарью. Я тронула Грауэ, он скатился с постели, обратившись в мгновенном кувырке, и уже вновь двуногий, принялся расстроенно натягивать одежду. Моему телохранителю надоело так долго быть человеком. Это верно: нам всем хотелось в лес.
Выглянули в коридор — дальняя лестница уже пылала. Мы спустились во двор по другой лестнице, обошли трупы. Дальше, в середине двора, тел было поменьше, а у свадебного погоста опять густо-густо.
— Ты была очаровательной невестой — одобрительно припомнила бабуля. — Просто безупречной. Если тут кто-то останется в живых, тебя будут вспоминать.
— Хотелось бы на это надеяться — вздохнула я.
Мы вышли из ворот, у башни кто-то еще дрался и сыпал проклятиями. Вот же грубые жестокие городские люди.
Предрассветный воздух был неприятен от дыма и копоти, но все равно прохладен. Я достала из корзинки чуть недоделанную шапочку.
— Грета, опять ты с новым головным убором⁈ — всплеснула руками моя модная бабуля. — Опять красная, да еще с мехом⁈ Так уже не носят.
— Зимой буду надевать. Она тепленькая — объяснила я и надела обновку.
Марта робко и одобрительно улыбнулась. Грауэ тоже смотрел восхищенно, причем без всяких магий и заклятий. Я позволила ему взять меня под руку, и мы двинулись дальше. Я и Марта несли корзинки с провизией, моего доброго оборотня отягощал мешок со склянкой, хранящей голову нашей троюродной прабабушки — бабуля решила похоронить фамильную голову в нашем саду под вишней. Пусть мы не королевской крови, но родню всегда помним.
Я проснулась от запаха гари, подскочила и услышала отдаленные проклятия на общей кухне — у Веры Павловны подгорели тосты. Ладно, это мы переживем. Главное, я уже не в замке! И вообще не совсем ведьма. Тут я умирающе взвизгнула, увидев стоящую у дивана корзинку. Нет, только не это! Хотя нет, склянка с головой в корзинку явно не поместится.
Я осторожно заглянула в трофей. Пирожки. Свежие, свадебные, вот те с утятиной, а эти — не помню с чем. Ну, хоть так, фок-грот-брамсель этим снам в левое ухо.