— Очень уж безжалостным выглядит в вашем рассказе Трофимов...
— Вовсе нет. Но то, что он, как. впрочем, и Бесков, ничего не забывал и не прощал, это факт. Василий Дмитриевич сам был игроком выдающимся. Я его на льду успел застать и говорю об этом не понаслышке. В игре он разбирался, двух мнений быть не может, блестяще. Умел найти хоккеисту место на поле. Игравший в «Воднике» в нападении Леонид Палладий раскрылся в роли защитника, другой форвард — Владимир Янко — нашел себя, став правым бортовым полузащитником. Многоопытный полузащитник Евгений Герасимов на много лет продлил свою карьеру, перейдя в оборону. Есть примеры и обратного свойства. Владимира Плавунова Трофимов стал одно время наигрывать в защите, но убедившись, что в созидании тот полезнее, вернул в среднюю линию.
Василий Дмитриевич никогда не держал в команде двух равных игроков на одной позиции. И конкуренцию понимал по- своему, и позволить себе этого не мог, поскольку штат команды в хоккее с мячом был куда меньше чем, скажем, в футболе.
— От достоинств переходим к недостаткам?
— Думаете, их не было? Основной минус Трофимова был в том, что на все его поступки очень влияла жена. Оксана Николаевна была женщина умная и властная. Трофимов к ее словам всегда прислушивался, но команда от этого страдала. Жена требовала его к себе, и Василий Дмитриевич частенько уезжал со сборов домой, оставляя команду сначала на Папугина, а потом на меня или Вячеслава Соловьева. Штатный помощник — Владимир Георгиевич Смирнов, известный в хоккейной среде по прозвищу «Шмага», — появился у Трофимова только в 1978-м.
Если Оксана Николаевна кому-то симпатизировала, тот горя не знал, но случись размолвка не с игроком даже, а с его женой, опала была неминуема.
— Прямо по Грибоедову: «Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь»...
— Похоже. Была и еще одна проблема. Трофимов не любил ходить по начальству. В то время было заведено так, что все материальные блага зависели от активности главного тренера. Не побеспокоится он, ничего сделано не будет. В этом смысле Василий Дмитриевич заметно проигрывал другим.
Что имели ребята в нашей команде? 160 рублей была ставка основного ифока. Мне, офицеру, в футбольной команде платили 350. В «Динамо» 60-х аттестованных, то есть имеющих офицерское звание, кроме меня и Вячеслава Соловьева, а он его тоже получил за футбол, не было. Первыми аттестовались, если правильно помню, Лизавин, Тарасевич и Плавунов. За ними потянулись остальные — Горбачев, Канарейкин, Палладий, Шишков...
— Команда 70-х в основном состояла уже из офицеров?
I
(
— Можно и так сказать. Пока выифывали чемпионаты страны и мира, такие поощрения практиковались. Мнение Трофимова, было, конечно, решающим. Какие-то премии удалось мне, как капитану команды, пробить. Спасибо Льву Евдокимовичу Дерюгину, вошел в положение. Но для того, чтобы эти 80—100 рублей получить, нужно было не менее пяти матчей подряд выиграть. Если что-то еще перепадало, то только с выездов за рубеж или за выигрыш чемпионатов мира. А если игрок не выездной? В команде 60-х два таких было — Александр Луппов и Альберт Вологжанников.
— Оба лишь однажды на чемпионате мира сыграли — в 1965-м, который в Союзе проводился...
— Вологжанников, когда за Свердловск играл, за границу ездил, а из «Динамо» его почему-то не выпускали. Сильный был полузащитник, мог и на правом борту сыграть, и в середине. Прекрасно катался, игру хорошо понимал. Бесшабашный был по характеру, любил к бутылке приложиться. Родом из Архангельска, Вологжанников, как и многие северяне, был к этому приучен с молодых лет. Жил в общежитии, квартиру ему долго не давали. Потом добавились семейные неурядицы. А кончилось тем, что выпрыгнул из окна...
Защитник Алик Луппов был одной из ключевых фигур в той команде. Для него хоккей был не основным занятием, скорее увлечением. Можно сказать, играя, он отдыхал. Работал Луппов, окончив технический институт, на режимном предприятии, имел какой-то сверхсекретный допуск, и о выездах за рубеж, как я слышал, вопрос даже не поднимался. Хорошо координированный, устойчивый на льду, Алик был стержневым игроком задней линии, отлично владел коньками, выделялся тонким игровым мышлением. Нередко подключался к атакам, делал это всегда с пользой для команды. Будь он свободным человеком, выступал бы, уверен, за сборную много лет. То, что Луппов был сильнее тех защитников, что в ней играли, все знали.
— «Динамо» в 60-е играло уже с двумя защитниками, в то время как другие команды продолжат держать в обороне трех хоккеистов...
— Любая тактика зависит, естественно, от подбора игроков. У нас сзади были Луппов и Данилов, а в центре полузащиты — Герасимов и Соловьев. Зачем еще кого-то назад оттягивать?
Виталий Данилов был отличным защитником. Обладал высокой стартовой скоростью. Пожалуй, Данилова и Соловьева, у которого старт также был очень резким, на десяти метрах никто бы не опередил. Виталий своеобразно разгонялся — перебирал ногами, встав на мысочки, только цокот слышался. Используя свои взрывные качества, Данилов выбегал на бьющего при угловых. Не так, как сейчас это делают — скопом, закрывая обзор вратарю, а один, что, поверьте, требует мужества.
Центр поля он пересекал редко, в разрушительных же действиях был очень хорош. Играл на перехватах, часто успевал на опережение, но когда при помощи маневра мяч было не отнять, мог соперника и лоб в лоб встретить.
— С Евгением Герасимовым и Вячеславом Соловьевым вы играли дольше, чем с другими. Есть, вероятно, что вспомнить?
— Оба они без преувеличения игроки выдающиеся. Герасимов вошел в историю хоккея с мячом как один из сильнейших защитников. Когда на чемпионате мира в 1971-м он оказался в связке с Даниловым, возникла лучшая пара защитников, из тех, что я видел. Но наиболее эффективно, это, конечно, мое мнение, Женя действовал в центре полузащиты вместе с Соловьевым.
Во второй половине 60-х после ухода Луппова Данилов играл в защите вместе с Виктором Рыбиным, хоккеистом квалифицированным, но не более. В сборную на роль запасного он попадал только благодаря тому, что выступал за «Динамо». Тем не менее, когда перед Даниловым и Рыбиным находился Герасимов, наша оборона была непроходимой. Добавлю, что в сезоне 1970 года с появлением Евгения Горбачева, игравшего на правом борту, средняя линия команды приобрела оптимальный вид: Горбачев — Герасимов — Соловьев — Шорин. Недаром именно в том сезоне «Динамо» демонстрировало свою лучшую игру.
Женя Герасимов никого и ничего не боялся. Жесткая игра в отборе мяча и хорошая коньковая подготовка были его сильными качествами. Когда Герасимов перешел в защиту, он несколько сдал в скоростной выносливости. Этому есть объяснение. Перед каждой тренировкой Трофимов заставлял атакующих игроков совершать с десяток длинных рывков — во всю длину поля. Соловьев выполнял их постоянно и скорость сохранил, а Герасимов перестал, так как после ухода Папугина стал «ударником» и в «Динамо», и в сборной, и на тренировках в основном отрабатывал удар. Но я-то видел его еще в 1959-м, когда в ульяновском «Динамо» он был атакующим полузащитником. Вот это было катание, любо-дорого посмотреть!
У Герасимова были достаточно сложные отношения с Трофимовым. Наверняка не обошлось без вмешательства Оксаны Николаевны. Так или иначе, но Евгения — ведущего игрока команды — Трофимов на офицера не аттестовал. Знаю, что Женя очень хотел стать тренером именно в «Динамо», но остался невостребованным. Работал с женской командой по хоккею на траве в «Спартаке». Постепенно как-то обособился, замкнулся в себе и давно не появляется даже на матчах ветеранов. Жаль, мы-то разве виноваты?
— Зато Вячеслав Соловьев всегда был на виду...
— Да, Слава сделал хорошую карьеру. Успехами своего товарища я всегда гордился. Он и тренером поработал, и начальником. До заместителя председателя Центрального совета «Динамо» поднялся, несколько лет возглавлял Федерацию хоккея с мячом.
Соловьев помимо скоростных качеств выделялся редкой работоспособностью. У него было своеобразное катание. Слава словно бежал по льду, не используя накат, но догнать его никто не мог. В молодые годы Соловьеву, возможно, не хватало концентрации в игре. Бывало, что он оказывался один на один с вратарем, обводил его и бил мимо пустых ворот. Со временем стал играть строже, а годам к тридцати обрел такую уверенность, что вышел на первые роли и в «Динамо», и в сборной.
Соловьев был не жадным до мяча. Мне всегда казалось, что голевой пас доставляет ему больше радости, чем забитый гол. Вспомнить хотя бы тот, что он отдал мне в матче со шведами на чемпионате мира в 1973-м, когда мы 1:0 выиграли. Мог бить сам, но сделал такую передачу, с которой любой бы забил. В Москве дело было, болельщики аплодировали, у нас в этом толк знают...
— Скромничаете. Тот матч проходил в оттепель, и забить было нелегко. Георгий Канарейкин мне рассказывал, что также имел стопроцентный момент, но не использовал — мяч застрял в крошеве льда.
— Может, он и прав, но я хотел подчеркнуть, как тонко Слава Соловьев в той ситуации сыграл.
— Многие вспоминают матч со свердловским СКА в сезоне 1975 года, когда динамовцы разгромили в Москве чемпионов страны 9:0! Соловьев тогда съел Николая Дуракова, что называется, с потрохами...
— Этот матч стал, конечно, для нас знаменательным, но нужно отметить, что свердловчане уже начали сдавать. Левого крайнего Александра Измоденова, помню, перевели в защиту. Дуракову незадолго до того сорок исполнилось. Соловьев с ним, кстати, всегда успешно справлялся. В персональной опеке он, если поручалось «разменяться», был большим специалистом. Коля же, спору нет, хоккеист был сильный, но очень уж его пресса вознесла — лучшим игроком XX века признали...
— У вас другое мнение?
— Я считаю, что правильно поступили «шайбисты», назвав Владислава Третьяка. Как можно определить, кто был лучше — Бобров, Харламов или Мальцев?
— Видеть Боброва в игре вам доводшюсь?
— Конечно, и не только видеть. Раз как-то мы с Папугиным в одной команде с ним в русский хоккей сыграли. Какой-то праздничный матч проводился на стадиончике «Динамо-Ш», что за больницей МПС на Волоколамском шоссе. Играли на рыхлом льду, нам тяжело было, что уж о Боброве говорить. Папугин мне шепнул, что надо бы помочь Всеволоду Михайловичу забить. Сказано — сделано.
Но сравнивать игру Боброва с хоккеистами следующих поколений, не возьмусь. Если между Харламовым и Мальцевым выбирать, проголосовал бы за своего бывшего одноклубника. В лучшие сезоны Саше Мальцеву, что по мысли, что по исполнению равных на площадке не было. При этом, заметьте, в «Динамо» партнеры по звену под его уровень не подходили. Вот что значит игровое мышление, Мальцев ведь и в футбол хорошо играл...
— Стало быть, в хоккее с мячом лучшим следова/Ю признать Анатолия Мельникова ?
— Совершенно верно. Не только за вратарское мастерство, но и за цельность натуры. По отношению тренировочному процессу, соблюдению спортивного режима Анатолий Георгиевич был настоящим профессионалом. Он закончил выступать в 40 лет, хотя мог еще несколько сезонов поиграть. Трофимов поторопил его с уходом, хотел, видимо, побыстрее надежного помощника в сборной получить.
Другого вратаря такого класса пока не видно, хотя многим мастерства было не занимать. Назову Юрия Школьного, Виктора Громакова, Юрия Шальнова, Александра Тенякова, Сергея Лазарева. Этот ряд можно продолжить, упомянув и более молодых, но до уровня Мельникова никто так и не дотянулся.
Всегда с удовольствием вспоминаю, как каждое утро Толя делал зарядку минут на сорок, а различные упражнения на гибкость выполнял, не слезая с постели. Кое-кто над ним посмеивался, но я всегда относился с уважением.
— Не было ли перебора в его истовости? Рассказывают, что перед игрой он обязательно шнурки гладил...
— Это, конечно, причуда, но так он понимал служение делу. Мелочей в этом для него не существовало. Мельников и над перчатками вратарскими колдовал постоянно. То клеем пробовал намазывать, то губки какие-то наклеивал, чтобы силу сцепления увеличить. Тоже случались комические ситуации. Вводит он как-то мяч в игру, а на перчатках клей. Толя размахивается, бросает, и смотрит, как будет атака развиваться, а игроки в недоумении — мяча-то нет. Оказалось, он к его перчатке прилип...
Если кто и имел право над ним подтрунивать, то такой мастер как Папугин. У них всегда соревнование было. Выходят на тренировку, и тут же раздается: «Не забьешь, носатый!» — «Лови, Сова!»
— Почему, кстати, Мельникова так прозвали ?
— Толя немного странно перемаргивал, что-то вроде нервного тика. Кому-то, вероятно, показалось, что похоже на сову, отсюда и прозвище. Наивно думать, что в игре ему это не мешало, иногда и контроль над мячом терялся. Тем не менее, еще раз повторю, сильнее вратаря в хоккее с мячом не было. Ни у нас, ни за рубежом. Да и называть Мельникова «совой» мало кому дозволялось, самолюбие Толи мы щадили.
Я уже говорил, что Мельников образцово соблюдал режим. Позволял себе, образно говоря, фужер шампанского раз в три года. Но курил он, как и Яшин, много. Из футбольных поездок я привозил Толе по паре блоков фирменных, как тогда называли, сигарет. При Трофимове он, однако, курить стеснялся, делал это украдкой. Василий Дмитриевич, когда видел Мельникова с сигаретой, без замечания мимо не проходил. Даже мне иногда приходилось вмешиваться. Сколько раз Трофимова просил: «Оставьте вы его, Василий Дмитриевич! Что он по углам прячется, некоторым, слава Богу, в отцы годится...»
Кто действительно шампанское любил, так это дублер Мельникова Юрий Шальнов. Для него это был атрибут красивой жизни, которой наш второй вратарь был совсем не чужд. По физическим данным и способностям он, пожалуй, Мельникову не уступал. Но любой талант, что общеизвестно, должен подкрепляться работой. Тренироваться Юра не любил, потому больших высот и не достиг.