Но как подобная ранняя датировка исхода соотносится с генетическими данными? Вполне возможно, что это — наиболее противоречивая и загадочная эпоха в истории человечества. Краткий ответ заключается в том, что генетические данные и расположение ветвей древа хорошо согласуются с ранней датировкой исхода (см. главы 3 и 4). Это позволяет также дать ответ на вопрос о происхождении европейцев, затронутый мною раньше: как могло получиться, что Европа была заселена лишь около 50 тысяч лет тому назад, но ее население происходит от того же общего предка, что и жители Австралии и Азии.
Первые азиатские кланы Адама и Евы
Как мы убедились выше, небольшое число клановродоначальников Евы, выходцев из Африки, обосновались в Йемене и оказались изолированными от африканского побережья. Через много поколений все генетические линии свелись к однойединственной митохондриевой линии
Евы выходцев из Африки, известной также под сухим техническим индексом L3. От L3 вскоре произошли два дочерних клана по женской линии: Насрин (N) и сестринский ему клан Манью (М) (см. рис. 1.4).
Наиболее древнее и разветвленное семейство потомков Манью обнаружено в Индии, тогда как Насрин, в свою очередь, стала единой праматерью всех европейцев. Дело в том, что дочерей (то есть потомков по женской линии) Манью в Западной Евразии практически нет. Любопытно, что в наши дни потомков Насрин и Манью можно встретить на земном шаре практически всюду, за исключением Западной Евразии (см. рис. 0.3). Этот факт сам по себе свидетельствует о том, что наследственные генетические линии практически всех коренных жителей Австралии, Америки, Сибири, Исландии, Европы, Китая и Индии восходят к однойединственной линии потомков выходцев из Африки. Он свидетельствует, что в древности имел место всего один исход. После исхода уникальные африканские наследственные признаки ветви L3 подверглись дрейфу генов и были утрачены за исключением малочисленных локальных групп. В итоге остались только Насрин и Манью и их потомки по женской линии. Таким образом, мы можем проследить родословные практически любого жителя Земли, за исключением африканцев, стоящего в очереди у кассы магазина гденибудь во Внешней Монголии1, АлисСпрингс или Чикаго вплоть до древнейшей группы, совершившей исход из Африки.
Правда, существует несколько исключений, как обыч
1 Внешняя Монголия — Монголия в общепринятом смысле, МНР Термин «Внешняя» заимствован из китайского и представляет собой дань китаецентристскому менталитету чиновников Поднебесной Дело в том, что на севере Китая находится так называемая Внутренняя Монголия — автономный район в составе КНР, расположенный по южную, имперскую сторону Великой Китайской стены Собственно же Монголия, лежащая к северу от стены, издавна именуется Внешней Этот термин использовался даже тогда, когда в самом Китае правила монгольская династия чингизидов — Юань (1279—1368). — Прим. перев.
но, подтверждающих правило. Одно из них — ветвь U6 (уже упоминавшаяся выше), представители которой вернулись с Леванта в Северную Африку. Другое — ветвь Ml, представители которой переправились через Красное море в Эфиопию примерно во времена последнего ледникового периода. Откуда нам это известно? Не так давно вышел в свет впечатляющий труд эстонских генетиков Томаса Кивисилда и Рихарда Виллемса, убедительно показавший, что представители ветви М1 вовсе не вернулись в Африку, как клан Манью — в Азию(44). Другими словами, ветвь M1 — это представители позднейшей волны заселения Восточной Африки, пришедшие из Азии.
Родословная линия дочерей Евы, Манью, прослеживается в генах только жителей Азии, а не европейцев. Обратившись к рассмотрению древнейших ветвей Манью в Азии, мы получим такие даты: 74 тысячи лет для клана Манью в Центральной Азии, 75 тысяч лет для аборигенов Новой Гвинеи и 68 тысяч лет — для аборигенов Австралии. В Индии, как я уже говорил, присутствует наибольшее богатство и разнообразие подветвей Манью; более того, вполне возможно, что именно Индия — родина Манью на ветви L3. А локальный возраст одного из субкланов Индии (М2) составляет 73 тысячи лет(45).
Если бросить взгляд на генетический след наших отцов, записанный в Yхромосоме, нетрудно заметить аналогичную картину. Из всех африканских мужских наследственных линий, существовавших еще до исхода, только одна дала начало всем остальным мужским линиям или кланам неафриканского ареала. Линия Адама выходцев из Африки дала начало трем первичным мужским наследственным линиям за пределами Африки, в отличие от двух основных женских линий (Насрин и Манью). Для простоты и удобства идентификации я дал этим кланам, известным генетикам как линии С, D/E (YAP) и F, названия по именам трех сыновей Адама: «Каин», «Авель» и «Сиф» (см. Приложение 2). Как и у линии Евы выходцев из Африки, у линии Адама есть потомки, живущие в наши дни в Африке, в окрестностях Сахары. В случае Адама это линия Авеля, имеющая ветви как в Азии, так и в Африке и Западной Евразии. Последняя ветвь имеет особенно много представителей, особенно среди народности банту, которая не так давно мигрировала с севера на юг африканского континента, причем ее переселение сопровождалось весьма драматическими событиями. Этим я пока и ограничусь. Более подробная дискуссия о линиях трех сыновей Адама представлена в главах 3—7 нашей книги.
Истоки происхождения европейцев
Генетическое древо сообщает нам о предках европейцев и жителей Леванта нечто весьма любопытное и неожиданное: оказывается, они пришли на эти земли не прямо из Африки, а откудато с юга, из районов, граничащих с Индией. Их родоначальницаматриарх Насрин была, по всей вероятности, более западной относительно двух азиатских дочерей Евы, появившихся на свет во время долгого пути вдоль прибрежной полосы. Она отличается от Манью главным образом тем, что ее потомковдочерей можно встретить во всех неафриканских народах по всему земному шару: в Евразии, Австралии и Северной и Южной Америке. Ее отличие от клана Манью, потомки которого не встречаются в Европе и странах Леванта, означает, что разделение ветви Насрин на жителей Востока и Запада могло произойти примерно в том районе, где собиратели и обитатели прибрежной полосы проникли в Индию. Согласно данным генетической датировки, азиатские и австралийские потомки ветви Насрин как минимум имеют столь же древний возраст, как и потомки Манью(46). Наиболее вероятным пунктом маршрута с точки зрения рождения Насрин можно считать Персидский залив. Правда, в ту засушливую эпоху это был не столько залив, сколько оазис мелких пресноводных озер, питаемых обширными подземными резервуарами, а также двумя великими реками — Тигром и Евфратом. Это живописное пустынное прибежище, по всей вероятности, существовало и в последующие несколько десятков тысяч лет, ибо, хотя эти западные кланы возникли и сформировались на юге, мы не имеем никаких генетических или археологических подтверждений того, что дочери Насрин и Рохани могли появиться в Европе или на землях Леванта ранее чем 45—50 тысяч лет тому назад.
Как обычно, у позднейшей колонизации Европы представителями ветви потомков Насрин — выходцев из района Персидского залива — имелись вполне конкретные климатические причины, и мы действительно можем обнаружить их в пробах грунта, взятых из глубинных скважин, которые были пробурены в дне Индийского океана неподалеку от побережья Индии, точнее — в дельте Инда. Как сказано выше, путь из Сирии к побережью Индийского океана издревле был заблокирован полосой непроходимых пустынь, возникших в ледниковую эпоху. Примерно 50 тысяч лет тому назад в Южной Азии наступило непродолжительное, но весьма интенсивное потепление климата и начался бурный рост растительности, а муссонные ритмы были более благоприятными для жизни, чем в наши дни. Это позитивное изменение климата подтверждают богатые каменным углем слои подводных отложений в той же дельте Инда(47). Но поскольку такое потепление продолжалось очень недолго, возможно — всего несколько тысяч лет, геологи обычно называют его «промежуточным», а не «междуледниковой паузой». Однако влияние этого потепления на Плодородный Полумесяц в Ираке было не менее интенсивным и благотворным.
В результате потепления на какоето время открылся узкий зеленый коридор (см. рис. 1.8), позволивший обитателям побережья Персидского залива мигрировать в Сирию, а прапраправнуки азиатской Евы двинулись дальше, на северозапад, на территорию Плодородного Полумеся
ца на Леванте (см. главу 3). Благодаря генетическому отслеживанию удалось выявить первоначальный южноазиатский источник мигрантов в Европу. Как показывает генетическое древо, одна из ветвей Насрин обращена на северозапад, в Европу, тогда как другая ветвь Насрин направлена на восток, в Индию.
Такая картина генетических корней европейцев — корней, тянущихся из Южной Азии, опровергает основные постулаты гипотезы северного маршрута исхода из Африки Она также в корне меняет европоцентрическую точку зрения, согласно которой европейцы явились создателями первой культуры людей современного типа за пределами Африки. Чтобы быть совсем точными, позволим себе задать один вопрос: существуют ли археологические свидетельства, противоречащие утверждению о том, что первые европейцы были потомками выходцев из Южной Азии. Таких свидетельств попросту нет, зато доказательств обратного более чем достаточно.
Наиболее ранние археологические свидетельства присутствия в Европе технологий, характерных для Верхнего палеолита, датируются временем не ранее 47 тысяч лет тому назад. Бельгийский археолог Марсель Отте бросил смелый вызов общепринятым взглядам, согласно которым предки современных европейцев были выходцами из Северной Африки, создавшими по пути развитую культуру Верхнего палеолита. Он указывает на горную гряду Загрос на этнической территории современного Курдистана, расположенную к северу от побережья Персидского залива, и
выделяет этот район в качестве ядра формирования тех" Tl (48)
нических достижений Верхнего палеолита .
ШриЛанка, в те времена — полуостров на юге Индии, является местом во многом уникальным в том смысле, что он опровергает расхожие представления о развитии Востока и Запада. Имеются достоверные свидетельства о создании на ШриЛанке микролитов, уверенно датируемых 28 тысячами лет тому назад. Эти крошечные, тщательно отделанные каменные ножи появились в Европе и на Леванте лишь около 10 тысяч лет тому назад. Но поистине ошеломляющей находкой можно считать другие ножи, обнаруженные в слое, залегающем гораздо ниже первого Возраст найденных в нем микролитов кажется просто невероятным — от 64 до 74 тысяч лет тому назад! Если достоверность этой датировки подтвердится, ее можно считать бесспорными следами исхода из Африки, имевшего место около 70 тысяч лет назад(49).
Резюме
Противоречия, отмечаемые в имеющихся на сегодняшний день археологических и антропологических данных, могут быть сняты путем отслеживания неискаженного генетического материала по линии нашей праматери Евы в обратной перспективе, вплоть до самых первых людей современного типа, появившихся в Африке. Генетические свидетельства позволяют нам сфокусировать внимание на древнейших миграциях наших непосредственных предков В результате мы можем выделить однуединственную группу наших предков, совершивших около 70 тысяч лет тому назад исход из Африки. Принципиальное отличие от общепринятых взглядов, предполагающих множественные исходы из Африки, охватывает все последующие маршруты миграций в истории человечества, начало которым положил одинединственный исход из Африки по южному маршруту. Первопроходцы, покинувшие Африку, продвигались вдоль побережья Аравийского полуострова к Персидскому заливу, на берегу которого они и основали первую колонию людей с запада, потомки которых много тысячелетий спустя заселили Европу Что же касается пути из Индии на Восток, то это совсем другая история
ГЛАВА ВТОРАЯ
КОГДА ЖЕ МЫ СТАЛИ ЛЮДЬМИ СОВРЕМЕННОГО ТИПА?
Узколобая «зацикленность» европейцев на собственном прошлом и своем мнимом превосходстве в области материальной культуры начиная с эпохи палеолита на протяжении последнего столетия не раз приводила к целому ряду необоснованных постулатов. Грубо говоря, они сводятся к тому, что мы (ибо я тоже принадлежу к европейцам) будто бы первыми начали мыслить абстрактными категориями, первыми первыми обрели дар речи, освоили искусство живописи и резьбы, научились шить одежду и ткать и, наконец, начали обмениваться товарами.
В главе 1 я уже говорил о том, что подобное ложное допущение о том, будто все эти техникокультурные навыки были неведомы и недоступны нашим африканским предкам, подкреплялось утверждением, что европейцы и обитатели Леванта были потомками исхода по северному маршруту и в этническом отношении резко отличались от мигрантов, ставших родоначальниками австралийцев и азиатов Однако от подобной точки зрения не останется и камня на камне, если со всей серьезностью отнестись к свидетельствам о том, что генетические линии европейцев и других народов Запада представляют собой дальние ветви потомков однойединственной южноазиатской группы, расселившейся по всему миру за пределами Африки. В этой главе я доказываю, что стремление любой ценой поместить на переднем крае прогресса человечества людей современного типа, живших в Европе и на Леванте, противоречит другим, более соответствующим истине взглядам на древнейшую историю Востока и Запада.
Бесспорные генетические свидетельства того, что люди современного типа — это выходцы из Африки, оставившие на своей прародине ближайших сородичей, потомки которых и сегодня живут в Африке и, естественно, являются людьми современного типа в полном смысле этого слова, наносят сокрушительный удар по устоявшимся взглядам людей Запада на современных обитателей Африки. И хотя предвзятость подобных взглядов очевидна, менталитет некоторых европейских археологов остается неизменным.
Спор сторонников исхода из Африки и мультирегионалистов
Археологи продолжают упорно доказывать, что существует целый ряд врожденных и основополагающих особенностей поведения человека, резко отличавших в древности первых европейцев современного типа от их ближайших европейских сородичей, неандертальцев, а также — исходя из той же системы аргументации — от их непосредственных предков в Африке. Одной из причин такого противопоставления, возможно, является стремление опровергнуть гипотезу о мультирегионализме и доказать, что мы происходим отнюдь не от неандертальцев. В подобных аргументах как бы подразумевается предположение не только о том, что древнейшие европейцы современного типа (кроманьонцы) были первыми, кто сумел развить некие новые навыки и передать их представителям следующих поколений, но и о том, что неандертальцы и в биологическом отношении были еще не вполне людьми. Если развивать дальнейшую аргументацию подобного рода, то придется признать, что анатомически современные предшественники кроманьонцев, жившие в Африке, не обладали достаточно развитым интеллектом, чтобы создать технические достижения эпохи Верхнего палеолита.
Другими словами, европейцы были далеко не первыми людьми на нашей планете, которые обрели дар речи, овладели искусством живописи и резьбы и впоследствии, много тысячелетий спустя — так, по крайней мере, считали многие европейцы, — обучили всем этим культурным навыкам аборигенов Австралии и Африки, не говоря уж о жителях Азии. Возможно, я в чемто заблуждаюсь и сгущаю краски, но при чтении ряда недавних публикаций у меня сложилось именно такое впечатление. Прежде чем перейти к рассмотрению внешних аргументов против европоцентричной теории, мне хотелось бы сказать несколько слов о том, что же могло привести к возникновению столь искаженной системы воззрений.
Проблема возникла еще в 1856 г., сразу же после находки первого черепа неандертальца. С самого начала неандертальцы, что называется, получили негативные отзывы в прессе: их начали высмеивать, называя бровастыми идиотами. Этот образ нашел яркое воплощение в короткой новелле знаменитого писателяфантаста Герберта Уэллса «Людигризли», написанной в 1921 г. Под пером Уэллса неандертальцы, в отличие от современных и вполне разумных кроманьонцев, предстали тупыми и мрачными монстрами. Попытки реабилитации неандертальцев в качестве наших потенциальных сородичей, ни в чем не уступающих нам, до сих пор неизменно заканчивались неудачей, поскольку даже сами их апологеты, возносившие неандертальцам неумеренные похвалы, невольно бросали тень на них, а всевозможные документальные фильмы неизменно сосредотачивали основное внимание на их внешности, обходя молчанием их огромный мозг.
Увы, истина заключается в том, что мы попрежнему склонны считать неандертальцев людьми более низкой стадии развития, а эксперты не устают подчеркивать культурные различия между нами и ними. Если сопоставить достижения материальной культуры неандертальцев и успехи их современников, первых европейцев современного типа, может сложиться впечатление, что наше предвзятое отношение к ним не лишено оснований. Люди современного типа создавали наскальные рисунки, расписывали стены пещер и даже изображали себе подобных, а также оставили множество резных фигурок. Что касается неандертальцев, то до сих пор нет никаких свидетельств, что они создавали нечто подобное. Люди современного типа создавали произведения не только из камня, но из других материалов — кости, раковин, рога, а также всевозможные резные фигурки, словом — артефакты, создателями которых, как считалось до недавнего времени, неандертальцы быть никак не могли. Между тем такие артефакты находят в разных районах Европы, отстоящих друг от друга на многие сотни километров, что можно считать свидетельством торговли или обмена, которых у неандертальцев опятьтаки не было и быть не могло. Чем же объяснить столь широкий разброс? Ведь неандертальцы вообще не использовали такие материалы. Подобные свидетельства контактов и сотрудничества между регионами, находящимися достаточно далеко друг от друга, служили дополнительными аргументами в пользу того, что люди современного типа обладали куда более сложной и развитой системой социальных отношений, чем неандертальцы. Последние, согласно расхожим представлениям, жили небольшими изолированными группами, членам которых попросту не хватило интеллектуальных возможностей, чтобы адаптироваться к изменяющимся климатическим условиям, хотя Клайв Гэмбл сообщает, что особые высококачественные камнизаготовки для изготовления изделий транспортировались в пределах Европы на 300 с лишним километров задолго до эпохи Верхнего палеолита(1).
Люди современного типа устраивали каменные очаги и хоронили умерших, что также было нехарактерно для культуры неандертальцев. Наконец, если присмотреться к самым многочисленным и долговечным посланиям из далекого прошлого — каменным орудиям, мы без труда сможем заметить резкое различие между изделиями неандертальцев и людей современного типа. Последние делали ножи — тонкие отщепы от каменной заготовки, длина которых более чем вдвое превышала их ширину.
Кроманьонцы, первые европейцы современного типа, по всем привычным критериям были людьми «поющими и танцующими» по сравнению с мрачными, угрюмыми и малоподвижными неандертальцами. Чем же это объяснить? Стандартный ответ на этот вопрос всегда сводился к тому, что мы, видимо, находимся на более высокой ступени биологического развития — по крайней мере, в том, что касается развития умственных способностей. За неандертальцами же всегда признавалось превосходство в физической силе; у них были более крепкие и толстые кости по сравнению с нашим тонким и хрупким скелетом, что довершало картину противопоставления мускулов и мозга. Резкий контраст в физических данных и культурные различия между двумя типами человека широко использовались, чтобы подчеркнуть наступление биологической эры европейцев современного типа — существ разумных и деятельных, но подобные аргументы не отличались особой логичностью и убедительностью.
Что еще мы знаем о наших ближайших сородичах? Среди главных свойств, отличающих человека от животных, следует назвать способность к абстрактному, ассоциативному мышлению, и, разумеется, дар речи. Вправе ли мы предположить, что неандертальцы были лишены этого дара, то есть, другими словами, были существами «немыми», не наделенными речью? Конец подобным измышлениям не положил даже тот факт, что в их черепе имелась так называемая подъязычная кость (гиоид), практически такая же, как гиоиды у людей современного типа. Существует широко распространенное мнение, что все новые навыки, которыми обладают современные европейцы, явились результатом активности особого гена или группы генов, появившегося у них около 40—50 тысяч лет тому назад (см. Пролог).
Первые и самые впечатляющие открытия, связанные с проявлением творческого потенциала человека (искусство и разного рода технические инновации эпохи Верхнего палеолита, датируемые примерно 18—35 тысячами лет тому назад), действительно были сделаны в Европе. Однако это объясняется тем, что Европа — тот самый регион, где впервые возникла археология как наука и уроженцами которого были практически все наиболее выдающиеся археологи за последние 150 лет. Нам всем хорошо знакомы удивительное изящество, реалистичность и точность передачи натуры, присущая наскальным рисункам, обнаруженным в Ласко и Шове на юге Франции (см. вклейку 8). Давно стали общим местом восторженные отзывы об этих памятниках древнего искусства и утверждения, что в Европе в конце позднего каменного века (обычно именуемого европейским Верхним палеолитом) в развитии художественной культуры произошел настоящий взрыв, знаменовавший собой наступление эпохи человека современного типа. Некоторые ученые, переводя эти восторги в более конкретную плоскость, заявляют, что до той эпохи «анатомически современные люди», останки которых, находимые в Африке, датируются около 130 тысячами лет тому назад, возможно, выглядели практически как современные люди, но еще «не были таковыми»(2).
Если, следуя той же системе аргументации, современные европейцы, образно говоря, появились на свет из куколки, обладая столь фантастически развитым гением, у них, вне всякого сомнения, должен был появиться некий биологический (т.е. передаваемый на генетическом уровне) элемент, который в прежние времена отсутствовал в нашем организме. Однако подобная аргументация ведет к весьма опасным выводам о том, что предки современных австралийцев и африканцев в биологическом отношении были людьми отсталыми и менее развитыми, чем предки европейцев.
Стоп! Что же мы такое говорим?! Не напоминает ли это ситуацию, когда заносчивый горожанин приезжает в какойнибудь небольшой поселок в глубинке и заявляет тамошним жителям: «Вы — неотесанная деревенщина, отсталые и биологически примитивные недочеловеки»? Не так ли поступает историк, утверждающий, что изобретение письменности и нотной грамоты, осуществление промышленной и аграрной революции всякий раз было результатом появления и действия новых генов? Будущие историки, сравнивая сложный уровень технократической цивилизации и доминирующее положение развитых стран Запада с культурами народов Папуа и Новой Гвинеи, оставшимися на уровне каменного века, поступят неблагоразумно, если вздумают отнести столь резкий контраст на счет неких биологических факторов.
Многие из нас, или, повидимому, даже большинство, бессознательно тешат себя иллюзиями, что другие расы и этнические группы явно уступают нам в развитии. Дело дошло до того, что видный американский биолог Джаред Дайамонд счел себя вправе назвать вещи своими именами. Он написал свою известную и ставшую бестселлером книгу «Пушки, эмбрионы и сталь»(3), чтобы доказать, что неравномерности в развитии и глобальном могуществе разных держав, скорее всего, являются результатом исторических факторов и благоприятного стечения обстоятельств, нежели врожденных интеллектуальных различий между разными этносами и расами. Он попытался объяснить, как и почему совсем небольшие отряды конкистадоров сумели практически уничтожить многолюдные цивилизации доколумбовской Америки.
Вопрос Яли
В самом начале своей книги Дайамонд приводит основной вопрос, заданный ему мудрым и популярным туземным вождем Яли, представителем одной из последних в мире неолитических культур, издревле существующей на северном побережье Новой Гвинеи (см. вклейку 9). Яли спросил его: «Почему сложилось так, что вы, белые люди, производите так много грузов и привозите его в Новую Гвинею, а у нас, черных, грузов совсем мало?» (В том контексте, в котором Яли задал свой вопрос, «грузы» означают «импортируемые товары», например, мешки с рисом из Австралии, холодильники и прочие предметы роскоши, по меркам туземцев.) Сам Яли не был рядовым туземцем. Он был незаурядным человеком, посвятившим большую часть своей жизни осмыслению этого вопроса с магическорелигиозной точки зрения, характерной для культуры его племени. Дайамонд испытал на себе обаяние его личности и описывал его как необычайно восприимчивого, терпимого и деликатного человека.
Яли одно время был лидером наиболее влиятельного культа товаров, возникшего в Новой Гвинее (в основе культа товаров лежало представление о том, что товары якобы можно создавать посредством особых ритуалов), и его особая притягательность повлияла не только на его собратьев, жителей Новой Гвинеи, но и на одного биолога. Уникальный дар харизматика и лидера, присущий Яли, получил свое отражение в другой книге — «Дорога принадлежит товарам»(4). Эта книга, написанная известным австралийским антропологом Питером Лоуренсом, представляет собой, пожалуй, лучшее описание всевозможных культов товаров. Три главы в ней посвящены Яли и описанию его собственных культов.
Мне лично довелось услышать рассказ о Яли из уст человека, лично знакомого с вождем и знавшего его лучше многих. В начале 1980х гг. я работал в качестве врача в
Маданге, родной провинции Яли в Новой Гвинее. Както раз, заболев, я сам стал пациентом провинциального госпиталя. Моим соседом по крошечной палате был старый, согбенный и дряхлый австралийский фермер. Мо Джонсон (так звали старика) страдал диабетом и постоянно жил в больничной палате с тех самых пор, как узнал, что его статус ветерана дает ему право на бесплатное лечение и питание. Симпатичный, но капризный старик, он не имел за душой ни гроша, кроме старенького коротковолнового радиоприемника, с помощью которого он нередко приводил в бешенство местную медсеструсамоанку. Както раз он рассказал мне историю своей жизни. Красношеий упрямец и сквернослов, он не мог обходиться без расистских эпитетов, как только речь заходила об аборигенах Новой Гвинеи. Это выглядело весьма странным в компании, с которой он общался. Дело в том, что его, лежавшего на больничной койке, часто навещали приветливые посетители, которые все до единого были коренными жителями Новой Гвинеи.
Мо был одним из немногих выживших участников легендарного отряда «береговых наблюдателей» — радистов«кротов», которые в годы Второй мировой войны в прямом смысле слова зарывались в холмы в джунглях на самой кромке берега на островах южной части акватории Тихого океана. Эти храбрецы, по большей части — бывшие фермеры, добровольно вызвались остаться на оккупированной японцами территории, чтобы передавать по радио о перемещениях кораблей, авиации и войск противника Их донесения, как считается, сыграли важную роль в битве в Коралловом море. Большинство «береговых наблюдателей» были убиты, умерли от тропических болезней или были захвачены в плен и погибли в концентрационных лагерях
Что касается Мо, героя войны, то он был обязан жизнью Яли — тому самому, о котором рассказывается в нашей истории. Яли был «туземным помощником» Мо и помог ему остаться в живых во время войны. Он вызволил Мо из японского лагеря для военнопленных, а затем сопровождал его на всем протяжении 300километрового пути в Маданг, лежавшего через непроходимые джунгли и болота. После войны британская колониальная администрация признала Яли, также известного героя, харизматическим лидером и назначила ему продовольственный паек. Однако отношения между властями и Яли были прерваны, как только чиновники поняли, что имеют дело с туземным Мессией, а не марионеткой в своих руках. Как рассказывал мне Мо и как пишет в своей книге Питер Лоуренс, чиновники решили примерно проучить его. Они посадили Яли в тюрьму. Рассказывая об этом эпизоде, Мо произнес весьма знаменательные слова, невольно отражающие взгляды и язык того культурного социума, к которому он принадлежал, и вместе с тем свидетельствующие о его глубокой искренности. Вот что он сказал мне: «Стив, посадив его в тюрьму, они разбили ему сердце. А ведь Яли был лучше их. Он был выше всех. Да что там — он был настоящим белым...» Знакомые австралийцы уверяли меня, что эта фраза не несет в себе ни малейшего расистского подтекста.
В действительности Яли не был ни белым, ни даже австралийцем. Зато он был щедро наделен тем, что Дайамонд и Лоуренс в один голос называли интеллигентной сообразительностью. И тем не менее, не обладая достаточными знаниями о чуждой культуре, он не мог ответить на вопрос, который задал Джареду Дайамонду. Впрочем, в те времена в Новой Гвинее не выпускались холодильники; откуда же Яли мог знать, как их производят? Однако по сути вопрос Яли имел в виду те грузы и предметы роскоши для белых колонистов, которые регулярно доставлялись на кораблях, бросавших якорь на верфи Маданга. Последователи культа товаров, в числе которых был и сам Яли, были убеждены, что все эти товары появляются на свет в результате неких тайных магических ритуалов, которыми обладали только белые. И несмотря на всю свою природную сообразительность и несомненно выдающийся интеллект, магическорелигиозные взгляды, свойственные культуре неолита, и крайне ограниченные познания не позволили ему понять, что за океаном может существовать мощный аграрный и промышленный комплекс, производящий все эти товары. Для объяснения причин возникновения веры в товары иногда используется формула «отсутствие знаний о средствах производства», однако это — явное упрощение сути вопроса Яли, ибо, как мы знаем, знание не влечет за собой автоматический отказ от веры в «сверхъестественные» силы.
Жители побережья Маданга — неутомимые садоводы и огородники. Каждый садовод непременно выращивает на своем участке, помимо других овощей и фруктов, до тридцати разновидностей таро (особый вид корнеплодов), которые защищают растения от болезней и паразитов. Однако, несмотря на все свое искусство, садоводы Новой Гвинеи убеждены, что их успех зависит не от опыта и агротехники, а от неукоснительного соблюдения правил магии, связанной с возделыванием и выращиванием растений. Как отмечал Питер Лоуренс, они (то бишь садоводы) свято верили, что если их посевы погибли, то виной тому — неумелое совершение магических обрядов, а не неудачные агротехнические меры. В конце концов, всякому известно, как надо выращивать таро! Такой же была точка зрения аборигенов Новой Гвинеи и на все остальные аспекты культуры и ремесел: по их мнению, все эти знания были исключительно прерогативой знатоков, «посвященных», которые знали все необходимые магические ритуалы. Такие представления о главенствующей роли магии по сравнению с любыми «средствами производства» неизбежно распространялись и на экзотические импортные товары, средства производства которых оставались загадочными или не вполне понятными. Такого рода товары просто обязаны были быть созданы с помощью магии. Все попытки Яли выведать магию производства товаров и воспроизвести ее были обречены на провал, но он не мог осознать корень своих ошибок, ибо считал, что колонисты простонапросто держат в тайне свои секреты. В свою очередь, белые колонисты считали (и говорили об этом вслух), что Яли и последователи его культа — глупцы и плуты. Естественно, они тоже заблуждались.