Этот поистине самоотверженный труд строителей был дважды отмечен высокими правительственными наградами - орденами и медалями Советского Союза.
Глава четвертая. Нужны как воздух
Бегут, летят дни морозного, вьюжного декабря 1941 года. Уже пришел на новую площадку последний эшелон с оборудованием и людьми. Перебазировка завода на новое место заняла два с половиной месяца. При этом, кроме чисто заводского, цехового оборудования, перевезены склады с материалами, кислородный и хлебный заводы, трамвайные вагоны и многое другое. Уже добрая половина станков, самых нужных, работала на новых местах с полной нагрузкой, и число их наращивалось каждодневно. На столе директора "жила" краткая, но очень выразительная сводка:
"Дата... Прибыло вагонов... Разгружено вагонов... Завезено в цехи станков... Установлено и залито фундаментов... Полностью работает станков...".
Уже поднялся в воздух первый построенный нашим заводом на новом месте штурмовик Ил-2.
В тот памятный день на оперативном совещании директор сообщил, что последний самолет Ил-2, собранный на старой площадке, в Воронеже, облетан и сдан воинской части в начале ноября 1941 года. Таким образом, новенькие "илы" с маркой нашего завода не поднимались в воздух из-за эвакуации в течение тридцати пяти дней.
Много это или мало - тридцать пять дней? Нам казалось, мы были уверены - очень мало, всего каких-то тридцать пять дней!
В условиях зимы перебазировать завод, на новом месте развернуть работы в недостроенных цехах, при остром кризисе жилья, перебоях с питанием людей, отсутствии элементарных бытовых служб и служб технических - и не поднимать в воздух свои самолеты только тридцать пять дней!
...Пережили мы радость первого крупного военного успеха контрнаступления наших войск под Москвой, перечитывали и берегли номер "Правды" от 13 декабря с заветными словами: "...Войска нашего Западного фронта, измотав противника в предшествующих боях, перешли в контрнаступление против его ударных фланговых группировок. В результате начатого наступления обе эти группировки разбиты и поспешно отходят, бросая технику, вооружение, и неся огромные потери".
Уже в цехе главной сборки число принятых военпредом самолетов перевалило за десяток.
Осуществлялся план расселения наших семей по уплотнению в домах и квартирах горожан. Подошла и моя очередь ехать за семьей в деревню. В домишке на окраине города нам на троих отвели комнатку площадью шесть квадратных метров. Вторую, несколько большую комнату, занимала хозяйка со взрослой дочерью. Выполнив первое ее требование - уплатить умопомрачительную сумму денег за машину дров, завезенных кем-то "по знакомству", и наколов небольшую поленницу этих дров, я направился за своими.
С двумя товарищами, такими же отцами семейств, мы с трудом нашли попутную машину, отправляющуюся в город за грузом. Пока наши хозяйки кормили шоферов, мы оборудовали и грузили машину. Самый старший из нас Борис Александрович Чернышев - оказался владельцем нескольких листов фанеры. Из нее и большой брезентовой накидки нам удалось соорудить нечто похожее на фургон. Туда погрузили наши нехитрые пожитки. Ребят, закутанных в одеяла и другие одежки - стоял сильный мороз - спрятали в глубь фургона. Простились с приютившими нас крестьянками, пожелали друг другу всего хорошего и поехали.
Уже со следующего дня "прелести" городской нашей жизни обнаружили себя полностью, и главная из них - поездки на завод и обратно. Утром наш рабочий поезд уходил в 6.15 и в 7.30 приходил на заводскую станцию. Но вечером... Влезая в унылые вагончики нашего "экспресса", никто из нас не мог сказать определенно, когда он тронется, где будет стоять и когда доберется до города. Одноколейный, с разъездами участок железной дороги был перегружен военными эшелонами, санитарными транспортами, поездами с эвакуированными, все они шли по зеленой улице. Расстояние каких-нибудь полтора десятка километров, а поездка нередко занимала у нас несколько часов...
Но все же неустроенность эта порой воспринималась как нечто временное, устранимое. Казалось, что в бурной, даже сумбурной жизни военного времени начинают просматриваться черты размеренности, напоминающие времена довоенные, как вдруг...
23 декабря 1941 года поздно вечером директор получил следующую правительственную телеграмму: "...Самолеты Ил-2 нужны нашей Красной Армии теперь как воздух, как хлеб, а Шенкман дает по одному Ил-2 в день... Этого дальше терпеть нельзя... Требую, чтобы выпускали побольше "илов"...
Сталин".
Вспоминая об этом чрезвычайном событии, начальник одного из отделов завода А. А. Бондаренко рассказывает:
- Телеграмма пришла на завод поздно вечером, часов в одиннадцать, и я тут же понес ее в кабинет директора. Шенкман еще не уезжал - сидел за столом и просматривал почту. Несколько раз молча прочитал телеграмму, затем очень глубоко вздохнул и сказал: "Да... положение критическое... Если Иосиф Виссарионович вынужден говорить таким тоном, значит машины нашего завода действительно нужны фронту как воздух, как хлеб". Он помолчал, прошелся по кабинету, еще раз прочел телеграмму и добавил: "Рабочие поймут все как надо и сделают все от себя зависящее, не дадут заводу топтаться на месте, я в этом уверен". Шенкман быстро обернулся в мою сторону и уже громко произнес: "Мы вырвемся. Сталин нам поможет. А вот его слова "Ил-2 нужны Красной Армии как воздух, как хлеб" должны знать на заводе все, поняли? - все, чтобы они стали нашим девизом, чтобы их смысл дошел до сознания каждого работника!".
Дежурный по заводу тут же получил указание организовать к четырем часам утра сбор руководителей основных подразделений завода. Часть людей оказалась на местах, за отсутствующими послали автобус.
Впервые за время работы на новой площадке в кабинете директора собралось столько людей, да еще ночью. Все понимали, что для такого "аврала" есть веские причины, но слова телеграммы для подавляющего большинства явились полной неожиданностью.
В наступившей после чтения депеши тишине директор повторил слова, сказанные им при первом чтении телеграммы. Руководители всех подразделений получили указание собрать короткие митинги-совещания своих коллективов на стыке ночной и дневной смен. Довести до сведения всех работающих смысл телеграммы-требования и тут же самим наметить конкретные обязательства по росту выпуска самолетов, которые нужны "как воздух, как хлеб".
Сразу же после совещания у директора наш новый парторг Петр Максимович Федоренко собрал у себя в парткоме секретарей цеховых парторганизаций и тоже разъяснил им задачу. Руководители завода разошлись по основным подразделениям и приняли участие в цеховых собраниях-митингах.
Следует сказать, что в технических и планово-производственном отделах завода подготовка к разработке плана развертывания производства на новой площадке проводилась уже с ноября 1941 года. Телеграмма подхлестнула, обострила начатое.
Активное подключение цеховых коллективов, их конкретные обязательства по выпуску деталей, агрегатов, самолетов, которыми заканчивались цеховые собрания в тот памятный день, позволили руководству сформулировать также конкретный ответ заводского коллектива на жесткую претензию.
В конце 24 декабря с завода ушла телеграмма следующего содержания: "Москва. Кремль. Сталину.
Вашу справедливую оценку нашей плохой работы довели до всего коллектива. Во исполнение Вашего телеграфного указания сообщаем, что завод достигнет в конце декабря ежедневного выпуска трех машин. С 5 января - по четыре машины. С 19 января - по шесть машин. С 26 января - по семь машин. Основной причиной отставания завода по развороту выпуска самолетов является размещение нас на недостроенной части завода. В настоящее время недостроены корпус агрегатных цехов, кузница, корпус заготовительно-штамповочных цехов, компрессорная. Отсутствует тепло, воздух, кислород и достаточное количество жилья для рабочих.
Просим Вашей помощи, по ускорению окончания строительства и ускорению налаживания снабжения завода готовыми изделиями, материалами. Просим также обязать соответствующие организации о мобилизации для нас недостающих рабочих и об улучшении питания рабочих.
Коллектив завода обязуется позорное отставание немедленно ликвидировать."
Огромные плакаты протянулись по корпусам, по цехам: "Ил-2 нужны Красной Армии как воздух, как хлеб". Эти слова понятны каждому. Они входили в сознание как неотразимое требование, обращенное к любому из нас, чем бы он ни занимался, какую бы работу ни выполнял.
"Нужны как хлеб" для всех нас давно перестало быть фразой, литературным оборотом. Необходимость, ценность и цену хлеба, простого, ржаного, хорошо выпеченного хлеба мы уже успели хорошо понять, усвоить и умом и желудком. И выражение потребностей фронта через очень понятное, через хлеб, не нуждалось в разъяснениях. Оно требовало активных действий. Когда просят хлеба, слова не нужны!
О существенных подробностях описываемого события автору рассказывает Петр Максимович Федоренко:
- Грозная предупреждающая телеграмма Верховного Главнокомандующего заставила не только руководящий состав, но и буквально каждого работника завода пересмотреть свое отношение к выполнению возложенных на него обязанностей. Каждый по-новому и очень остро почувствовал свою личную ответственность за судьбу Родины. Это обостренное чувство ответственности заставило нас по-иному относиться к трудностям - не прятаться за них, а находить в себе силы и способы преодоления помех и не прося помощи. Коллектив начал работать подлинно по-фронтовому, отрешившись от нормативов и методов работы мирного времени. Единственным нормативом - законом для всех - стало простое и понятное требование: не выполнив дневного задания, не имеешь права покидать рабочее место! Это заставило мастеров более четко определять дневные задания на своих участках. Это же заставило администрацию и общественные организации создать активную и гибкую систему морального и материального стимулирования работы. Поощрения работников за трудовые достижения производились тут же, в конце смены, когда человек выполнял задание и выпускал высококачественную продукцию. Невелики были награды: талон на покупку какого-либо предмета одежды или обуви, а то и просто на дополнительное питание или дополнительную буханку хлеба. Но все это по тем временам ценилось весьма высоко.
Четко действовали цеховые и заводские витрины почета. Очень активно работала наша заводская многотиражка. Словом, все было нацелено на выполнение главной задачи - дать фронту больше боевых машин.
29 декабря 1941 года в тринадцать часов с заводской площадки отошел первый железнодорожный эшелон со штурмовиками Ил-2, изготовленными на новом месте. 29 (вот как совпало) самолетов вез этот эшелон - всю продукцию завода, выпущенную в декабре сорок первого. Курс - Москва.
В вагоне-теплушке этого эшелона разместилась заводская бригада сборщиков во главе с заместителем начальника отдела эксплуатации и ремонта Степаном Ефремовичем Малышевым и старшим инженером А. З. Хорошиным. Тут же ехали наши летчики-испытатели К. К. Рыков и С. Д. Королев, а также бортмеханики летно-испытательной станции, только что выполнившие наземную отработку тех самолетов, которые теперь везли в Москву.
Бортмеханик М. А. Корсунский сообщил автору следующие подробности, связанные с этим эшелоном:
- Так как никакой летно-испытательной станции на новой площадке еще не было, то недалеко от сборочного цеха расчистили от снега площадку - на нее и выкатили собранные самолеты. Морозы, помнится, стояли довольно крепкие, да и вьюги налетали... Но ребята работали споро. Все понимали, что эти машины являются первым взносом завода в счет выполнения им требований фронта, и не щадили себя. На каждой машине мы отрабатывали винтомоторную группу так, как делали это, когда готовили самолеты к полетам. Затем производили консервацию мотора и системы охлаждения, сдавали машину контрольному механику и военпреду и передавали на разборку. При погрузке на железнодорожную платформу винтомоторная установка на самолете разборке не подвергалась, поэтому наши усилия не пропадали даром... Коротки декабрьские дни, быстро темнеет, и значительную часть работ нам приходилось выполнять при свете прожекторов. Но хочу подчеркнуть,- говорит Корсунский,- что при всей примитивности оборудования нашей испытательной площадки в отработке машин не допускались никакие отступления от установленных норм. Здесь и мы сами и наши контролеры были неумолимы. За день на морозе, на ветру намерзались крепко. Чтобы оберечь нас от простуд, руководство решило выдавать нам "фронтовую норму", в которую входило пятьдесят граммов спирта, кусочек сала и... две папиросы "Казбек". Талоны на этот доппаек вручал в конце рабочего дня лично начальник ЛИСа или его заместитель в обмен на... подписанное ОТК и военпредом заключение об окончании отработки самолета. Отработанный самолет поступал на участок старшего мастера ОЭР Петра Яковлевича Зюбанова, где его разбирали и грузили на железнодорожную платформу. Бригаде Зюбанова нередко приходилось работать по ночам, но тогда с этим никто не считался.
Выше я записал, что с эшелоном в Москву поехала вся продукция завода за декабрь сорок первого, а это неверно. Неверно потому, что в эшелон, отошедший 29 декабря, могли попасть машины, сданные военной приемке не позднее 27 декабря. Стало быть завод, его сборочный цех еще имели целых четверо суток на выполнение обязательств, взятых в ответе Верховному Главнокомандующему. За эти дни 1941 года построили и сдали заказчику еще партию штурмовиков.
В середине дня 31 декабря стало известно, что на завод приехали летчики с фронта и будет митинг.
Собрались на свободной площадке сборочного цеха. Туда был ограниченный вход по пропускам и там уже стояла не уличная температура, несколько огромных электрокалориферов непрерывно подавали в цех теплый воздух.
На митинге директор и парторг поздравили представителей коллективов всех подразделений с завершением эвакуации завода и выпуском первой партии машин на новом месте. Одновременно они еще раз напомнили всем требования фронта, разъяснили телеграмму Сталина не как требование единовременного рывка, а как необходимость постоянного, планомерного увеличения выпуска заводом самолетов Ил-2.
Затем выступали фронтовые летчики, рассказывали, как они воюют. Сообщили, что нашим "илам" немцы дали название "Черная смерть". Штурмовики сеют панику у противника где бы они ни появлялись. Большая живучесть и мощное вооружение штурмовика дают им, летчикам, возможность успешно атаковывать любые наземные войска противника и поражать вражескую технику.
Летчики благодарили заводской коллектив за высокое качество наших самолетов, безотказно работающих на фронтах и просили выпускать как можно больше этих грозных машин.
Наши сборщики отрапортовали, что они выполнили свои декабрьские обязательства и взяли новые, повышенные на январь. С митинга расходились повеселевшие. Сознание своей необходимости бодрило каждого, поднимало настроение, вселяло гордость, было созвучно с наступающим праздником. Теперь каждому хотелось поскорее попасть домой и Новый год встретить с родными. У многих именно для этого торжества в карманах или сумках от противогазов находились гостинцы - порции колбасы, сахара или буханка хлеба, полученные в качестве поощрения за труд или по карточным талонам. Те, кто жил в бараках,- побежали к себе. Счастливчики из заводского поселка проводили нас до станции и тоже пошли по домам, где будут минут через двадцать. Нас, городских, на запасном пути ожидал знакомый "экспресс".
Запомнилась эта поездка в канун Нового, 1942 года. На этот раз нам особенно не повезло. Застряли мы часов в 10 вечера на одном из разъездов, примерно в середине пути. Разъезд этот расположен на высоком берегу реки, открытом всем ветрам. И как только наш поезд остановился, стало слышно сердитое шуршание вьюги по стенкам вагона. Старинные вагончики нашего поезда, чудом сохранившиеся до того времени, продувались степным ветром насквозь. Правда, последнее обстоятельство имело и положительную сторону: сквозняк хоть немного разрежал густую махорочную атмосферу вагона, который был переполнен пассажирами.
Несмотря на отсутствие освещения, темноты в вагоне не чувствовалось, не ощущалось. Видимо, и глаза привыкли, да и с улицы лунный свет, отражаясь от снежного наста, проникал в вагон через маленькие оконца.
Временами мимо нашего поезда проносились тяжелые составы. Больше - на запад, на войну. И хотя это уже стало привычным, но все же каждый раз стоящие у окон пытались разглядеть, что везут грохочущие составы и вслух комментировали: "Санитарный спешит... а на этом, видать, танки..."
Поначалу в вагоне было шумно, оживленно. Всех занимала новогодняя тема и то, что нам не повезло, застряли. Что, мол, поделаешь?..
Ближе к 11 часам некоторые, особенно нетерпеливые, стали высказываться за пеший поход в город по шпалам. По их расчетам еще можно было успеть к Новому году. Кажется, нескольким нашим соседям удалось пробраться к тамбуру и они ушли. В вагоне стало заметно тише, только вьюга свистела за стенками. Недалеко от меня беседовали о былых встречах Нового года... Теплые, ярко освещенные квартиры, нарядные, смеющиеся люди, столы, на которых в изобилии блюда с заливными, вазочки со сливочным маслом и икрой, бутылки с хорошими винами...