ударом была потеря средиземноморских владений — острова Кипр, захваченного турками в 1570
году.
Теперь в Венеции разорялись благородные семейства, рушилась финансовая система.
Венецианцы знали о своем блестящем прошлом — одни сами застали еще те прекрасные времена, другие слышали рассказы старших о них. Близость славных лет воспринималась как унижение.
Венецианцы почти верили, что богиня Фортуна лишь ненадолго отвернулась от них, желая
подшутить, но скоро вернутся былые дни. Но пока этот момент не настал, что они могли
поделать?
В 1589 году по Венеции прошли слухи о прибытии загадочного человека по имени
Брагадино, ученейшего алхимика, обладателя несметных богатств, способного, как говорили, получать золото с помощью некоего таинственного вещества. Слух облетел весь город очень
быстро, так как несколькими годами раньше один венецианский дворянин, проезжая через
Роберт Грин «48 законов власти»
236
Роберт Грин «48 законов власти»
Польшу, услышал пророчество одного тамошнего ученого: Венеция вернет свою былую славу и
власть, если сможет найти человека, сведущего в алхимической науке получения золота. Поэтому, как только до Венеции дошло известие об этом Брагадино с его алхимическим золотом (он
постоянно держал в руках звякающие золотые монеты, а его дворец был набит золотыми
предметами), многие начали мечтать: с его помощью город снова будет преуспевать.
Самые родовитые венецианцы собрались и вместе отправились в Брешию, где проживал
Брагадино. Их провели по дворцу, а затем хозяин продемонстрировал благоговейно замершим
гостям свой талант: взяв горсть каких-то минералов (на вид обычных камней), превратил их в
несколько унций сверкающего золотого песка. В венецианском сенате готовились обсуждать
предложение официально пригласить Брагадино в Венецию за счет города. Но в это самое время
стало известно, что то же самое собирается сделать и герцог Мантуи. Рассказывали о
блистательном и пышном приеме, устроенном Брагадино в своем дворце в честь герцога, упоминали одежду с золотыми пуговицами, золотые часы, золотые блюда и тому подобное.
Обеспокоенные тем, что могут упустить Брагадино, сенаторы единогласно проголосовали за
приглашение его жить в Венеции, посулив горы денег, необходимых ему, чтобы не отказываться
от его шикарной жизни, — но с тем условием, если он переедет незамедлительно.
_______________________________
ПОХОРОНЫ ЛЬВИЦЫ
Супруга Льва скончалась. Все вдруг заволновалось, заметалось, К царю летят со всех сторон
Слова любви и утешенья. Весь двор в слезах от огорченья. А царь — оповестить повелевает он О
том, что похоронывскоре. В такой-то день и часбыть всем, кто хочет, в сборе, Чтоб видеть
мог истар и малПечальныйцеремониал. Кто хочет? А зачемскрывать такое горе, Когда сам
царь ревет сзари и до зари, Да так, что эхо у него внутри. У львов ведь нет иного храма. И
следом семо и овамоНа всех наречияхпридворные ревут. Под словом «двор» ямыслю некий люд
Веселый, горестный, авпрочем, равнодушныйКо всем и ко всему, зато царю послушный, Аюбьгм
готовыйстать, каким монархвелит, А если трудно стать, так хоть бы делатьвид, Свой цвет
менять пред ним и обезьянить даже. Придворные точь-в-точь рессоры в экипаже! Но мы ушли
от похорон. Не плакал лишь Олень. А мог ли плакать он? Нет, он был отмщен. Ведь вот какое
дело: Его жена и сын — их эта львица съела. Так мог ли плакать он? А льстец один донес, Что слышал смех его, но не заметил слез. А гнев царя, еще и Аьва к тому же, Как Соломон
сказал, всего на свете хуже. Но ведь Олень читать-то не привык,
И что ему до чьих-то слов и книг! И Л ев ему рычит: «Презренный лесовик! Смеешься?
Плачут все, а ты затеял вздорить!
Не буду когти о тебя позорить.
Эй, Волки, все сюда, за королеву месть! На тризне надлежит вам съесть Изменника!» Тогда
Олень в испуге: «Но время слез прошло! Я плакать сам готов О вашей, государь, достойнейшей
супруге. Но я видал, ее на ложеиз гнетов, И я узнал, царицусразу. Я следую ее приказу». «Мой
друг» — она рехла. — Настал мой смертный час. Боюсь, что призовут как плакальщика вас. К
чему? Когда я там, вблаженных кущах рая, В Элизии живу, среди святых святая. Но царь