Впервые — Listener. 1968. Vol.80. October 10, pp.463–464, под заглавием «The Strong Opinions of Vladimir Nabokov» («Твердые суждения Владимира Набокова»). Включив интервью в одноименный сборник (SO, pp. 115–119), Набоков (вероятно, для избежания повторов с интервью Г. Голду) выбросил фрагмент, посвященный расшифровке слова «пошлость»:
«Вы часто используете слово «poshlost», описывая те стороны жизни, которые вам антипатичны. Но что такое «poshlost»?
Пошлость, представительная вульгарность — у этого слова несколько смысловых оттенков, постепенно переходящих друг в друга, хотя нечто низменное всегда преобладает. Вот некоторые из этих разновидностей. Первое: банальные словосочетания, такие, например, как набившее оскомину клише «диалог», используемое и в политических статьях, и в литературной критике; или же ужасное «харизматический». Для того чтобы эти слова опошлились, требуется немногим меньше месяца усилий восторженных журналистов, но зато какими они становятся живучими. Я постоянно встречаюсь с одним из этих клише, «wishful thinking»,[82] которое после двадцати пяти лет употребления все еще эксплуатируется то там, то сям в качестве заголовка.
Второе: любой образчик популярного искусства и популярной метафизики, вчерашние «Сентябрьские утра» и сегодняшний хлам, названный «Материнством»,[83] вчерашний Рабиндранат Тагор и сегодняшний «Цитатник» Мао, любая новелла Томаса Манна и любая современная блевотина, вроде «Poxus» или «Coxus».[84]
Третье: любая разновидность политической пропаганды, когда, например, левые писатели, стремясь выразить свои антивоенные настроения, потихоньку добавляют в общеизвестные понятия взрывоопасные ингредиенты: Хиросима, Освенцим, Вьетнам — среднее слово означает дьявольскую практику, которую нельзя бойко приравнивать к любой войне.
Четвертое: пошлость существует вне классов и наций; есть герцоги, столь же пошлые, как и флоберовский бакалейщик, и любой американский работяга может быть столь же потрясающе вульгарным, как и английский профессор.
Я мог бы и дальше приводить примеры пошлости, но мое время ограничено, да и тема эта слишком болезненна».
Принятие желаемого за действительное (англ.).
Прозрачный намек на тяжеловесные скульптурные композиции «Мать и дитя», «Сидящая мать и дитя, или бронза L 86 С» модного в шестидесятые годы английского скульптора Генри Мура (1898–1986), над которым Набоков всласть поиздевался в романе «Ада». В третьей главе третьей части «семейной хроники» упоминаются работы скульптора Генриха Хейделанда (германизированное «Генри Мур»), в том числе и «громадный, уродливый обрубок плебейского красного дерева в десять футов высотой, озаглавленный «Материнство».
Обыгрываются заглавия романов Генри Миллера, составивших трилогию «Благостное распятие»: «Sexus» (1949), «Plexus» (1953) и «Nexus» (1960). Пародируя Миллера, Набоков изобрел два забавных неологизма: «poxus»—от английского «рох» (сифилис, то есть получается что-то вроде «сифилитикус») и «coxus» — вероятно, латинизированное «cock» (в значении—мужской член в состоянии эрекции).